Основатели США: исторические портреты - Владимир Соргин

Негативно настроенные в отношении войны 1812 г. американские современники Мэдисона выражали мнение тех торгово-промышленных кругов северо-восточных штатов, которые дорожили выгодами своих экономических связей с Англией и готовы были ради них смириться с грубыми нарушениями Лондоном суверенных прав США.

Когда Мэдисон вступил в президентскую должность, было уже совершенно ясно, что США, отказываясь от торговых связей с Европой, причиняют не столько ущерб Англии и Франции, сколько затягивают петлю на собственной шее. Американские судовладельцы и купцы стали открыто протестовать против всеобщего эмбарго сразу, как только оно было провозглашено в конце 1807 г., и Джефферсон отменил непопулярную в Соединенных Штатах и обременительную для них самих меру за три дня до передачи власти Мэдисону. Мэдисон обратился, как ему казалось, к более тонким средствам борьбы за морские права США. Закон 1810 г. объявлял торговлю США открытой со всеми странами, но закреплял за президентом право накладывать эмбарго на связи с одной из воюющих держав, если она не прекратит нарушение морских прав США после того, как их станет уважать противоположная сторона.

Правительство Франции очень быстро сообразило, как можно извлечь для себя пользу из этого закона. Мэдисону сообщили, что Наполеон согласен отменить все ограничительные акты в отношении американской торговли, и президент США, не дожидаясь подтверждения этого сообщения по дипломатическим каналам, объявил о прекращении экономических связей с Англией с начала 1811 г.[150] После этого отношения Англии и США на море еще более обострились. А официального подтверждения указа Наполеона о признании морских прав США все не поступало. Как выяснилось вскоре, его вообще не существовало. Выдержав необходимую паузу, чтобы получше усыпить бдительность американцев, французы стали с еще большим рвением, чем раньше, захватывать суда государства, сыгравшего на руку наполеоновской политике континентальной блокады.

Вероломство Наполеона нельзя, конечно, сбрасывать со счетов при рассмотрении конкретных причин обострения к 1812 г. англо-американских противоречий. Одну из таких причин надо видеть в антианглийской позиции самого Мэдисона. Характерно, что еще в 1808 г. в частном письме он утверждал, что, если Англия не будет соблюдать морские права США после отмены эмбарго, «война с ней станет неизбежной»[151]. Аналогичных суждений по поводу перспектив отношений с Францией он не высказывал. Президент США любил показывать, что Англия нарушает права американцев гораздо чаще, чем Франция, что действия Лондона в гораздо большей степени оскорбляли национальное достоинство Соединенных Штатов и что именно на Великобритании лежал «первородный грех» ущемления суверенитета США. Но причины войны 1812 г., конечно, не сводятся к антианглийским настроениям Мэдисона. Они кроются в коренных противоречиях между Англией и США как на море, так и на суше, противоречиях, достигших максимальной остроты именно в 1810–1812 гг.

Одна из этих причин заключалась, как мы уже говорили, в беспрестанных и грубейших нарушениях Англией суверенных прав Соединенных Штатов, стремлении подавить их экономическую и политическую самостоятельность. Британская империя никак не могла смириться с потерей своих североамериканских владений, и США суждено было в споре с бывшей метрополией еще раз доказать свое право на независимое существование. Июньское послание Мэдисона конгрессу в 1812 г. с предложением об объявлении войны Англии как раз и представляло собою перечень покушений Лондона на торговые и морские права США. Ни в послании, ни в иных официальных документах не получила огласки еще одна причина войны 1812 г. Она заключалась в экспансионистских притязаниях Америки на территории к югу и к северо-западу от ее границ.

В начале XIX в. многие в США были заражены экспансионистскими идеями. Для их произрастания в этой стране существовала благоприятная почва: для колонизации был открыт весь североамериканский континент, а его коренное население не могло оказать серьезного сопротивления[152]. На протяжении своей истории США периодически «созревали» для поглощения очередной новой территории. У экспансионистов 1812 г. на уме и на языке были две такие территории: Флорида и Канада. С 1810 г. в конгрессе США сложилась фракция «военных республиканцев», или «военных ястребов», которую возглавляли Г. Клей из Кентукки и Д. Кэлхун из Южной Каролины. Их единодушие олицетворяло сделку между западными и южными штатами, которые нацелились: первые — на захват Канады, а вторые — Флориды.

Флорида принадлежала Испании, но фактически экспансионистским планам американцев на Юге противостояло не это предельно ослабленное наполеоновским вторжением государство, а его могущественная союзница Англия. В США опасались, что Испания может вообще со дня на день передать Флориду Англии. Не только на юге, но и на западе путь к экспансии лежал через войну с Англией. Для продвижения на запад американцам нужно было истреблять и «отбрасывать» индейские племена. Вождь индейцев «разящая звезда» Текумсе сумел, однако, к концу 800-х годов благодаря поддержке английской Канады, а также своему умению объединить разрозненные племена успешно противостоять натиску американских поселенцев. Американцы сделали для себя тот вывод, что для успешного захвата индейских территорий в будущем нужно предварительно выбить англичан из Канады. В 1811–1812 гг. лидеры экспансионистов в конгрессе в один голос требовали от Мэдисона объявить войну Англии.

В XIX в. в американской историографии был распространен образ Мэдисона-пацифиста, противника экспансионистских планов и войны с Англией. Широкую огласку имела версия федералистов о том, что «военные ястребы» во главе с Клеем и Кэлхуном вырвали у Мэдисона обещание объявить войну Англии, угрожая в противном случае выдвинуть другого кандидата от республиканской партии на президентских выборах 1812 г. (версия эта на самом деле оказалась фикцией). Патриарх американской историографии Д. Банкрофт из беседы с Мэдисоном в 1836 г. вынес убеждение, что тот был «сторонником мира», но Англия не оставила ему другого выбора, кроме как объявления войны. Миф о «голубе» Мэдисоне не выдержал, однако, испытания временем.

Мы уже говорили, о том, как непримиримо относился Мэдисон к нарушению Англией морских и торговых прав США. Возмущался он и попытками Англии оградить экспансионистские устремления населения Юга и Запада. В 1810 г., как только предоставился подходящий случай, Мэдисон проявил инициативу и убедил кабинет в необходимости аннексии Западной Флориды. В секретном послании конгрессу он указывал, что США не могут ждать, пока Испания передаст Флориду Англии, что нужно действовать без промедления и что конгресс поступит мудро, если наделит исполнительную власть правом аннексии «части или нескольких частей названной территории».

Мэдисон поддерживал экспансию, поскольку она отвечала интересам плантаторского класса, соответствовала устремлениям широких слоев американского населения и, кроме того, была средством ослабления опасных противоречий между фракциями. Такое отношение президента к экспансии и его антианглийский настрой в целом объясняют, почему к 1812 г. Мэдисон имел «почти идентичные взгляды по вопросам внешней политики» с лидером «военных ястребов» Клеем[153]. Характерно, что министр финансов А. Галлатин высказался в преддверии президентских выборов 1812 г. в том духе, что поражение на них Мэдисона приведет к «позорному миру» с Англией и полному подчинению ей США. Конечно, война 1812 г. возникла не по воле Мэдисона, ее происхождение было обусловлено действием многих объективных факторов, но объявивший ее президент США отнюдь не поступился своими принципами и действовал не вопреки своим желаниям.

Неудачные действия США в войне 1812 г. были многократно описаны американскими историками, неудовлетворенными ее итогами. Сполна воздали за промахи и Мэдисону. Его решение объявить войну, имея под рукой не более 10 тыс. войска и не имея в казне минимальных средств для увеличения армии и ее вооружения, приравнивалось к авантюре. Один из самых опытных биографов Мэдисона, Г. Хант, обнаружил, что в его кабинете во время войны было много «посторонних людей», «неопытных и даже нелояльных политиков». Это обстоятельство, давшее не раз спать о себе в ходе войны, отягчалось еще и тем, что президент, обладавший по характеристике Кэлхуна «изысканными манерами и многими талантами», увы, «не располагал даром властвовать над людьми, столь необходимым, чтобы держать в подчинении свое окружение»[154].

Результатом этих недостатков президента была «министерская чехарда» в кабинете Мэдисона. В кресле министра финансов побывали четыре человека, беспрестанно менялись военные и морские министры, военный министр вдруг назначался министром финансов, а государственный секретарь перемещался на пост военного министра. Легко смещая с должностей многих министров, Мэдисон в то же время долго не решался уволить с поста совершавшего ошибку за ошибкой военного министра Армстронга (он оставался на своем посту даже после того, как не сумел обеспечить элементарной обороны г. Вашингтона, с ходу взятого и дотла сожженного неприятелем). Все эти факты говорят о том, что Мэдисон не соответствовал идеальному типу руководителя страны и организатора ее вооруженных сил в условиях войны. Но это вовсе не означало, что он, как утверждал Хант, вообще подходил для президентской должности меньше, чем большинство его предшественников и преемников на этом посту, ибо далеко не всем выпало столь тяжкое бремя власти.