Основатели США: исторические портреты - Владимир Соргин

Годы пребывания Мэдисона в Филадельфии, давшие ему возможность взглянуть на американские проблемы из «окон центрального правительства», конечно, в немалой степени способствовали преодолению им привязанности к узким местническим интересам. Однако его все укреплявшееся желание спасти конфедерацию, пожертвовав интересами родного штата, как раз и не устраивало виргинскую легислатуру, делегировавшую Мэдисона в конгресс. Это обстоятельство не в последнюю очередь объясняет, почему 1783 г. стал последним годом его пребывания в Филадельфии…

Мэдисон возвращался домой осенью 1783 г. в самом дурном настроении. К неудачам на политическом поприще добавилась личная драма. Еще весной 1782 г. у него завязался роман с дочерью одного из род-айлендских делегатов, прехорошенькой 15-летней Китти Флойд. Намерения у Мэдисона были самые серьезные. Весной 1783 г. он проводил семейство Флойдов в Род-Айленд, надеясь вскоре и сам прибыть туда для помолвки. Первое сообщение от Флойдов было получено им в августе. Из письма явствовало, что Китти только что обручилась с 19-летним студентом-медиком. Мэдисон, роман которого протекал на глазах всего конгресса, нелегко справился с таким ударом, хотя и сохранил надежду на «более милостивый взгляд судьбы».

Впрочем, Мэдисон ненадолго задержался в родовом имении. Вне политики он уже не мыслил своего существования и на ближайших же выборах в виргинскую ассамблею весной 1784 г. предпринял удачную попытку баллотироваться в число се депутатов. Историческое развитие США после заключения в 1783 г. мира с Англией вступало в новую фазу. Федералистское движение, с которым Мэдисон, как казалось ему, прочно связал судьбу, продолжало набирать силу. Как и прежде, оно развивалось под воздействием сложного комплекса внешнеполитических, экономических и социальных проблем. Но в послевоенные годы на его эволюцию все большее влияние оказывали резко обострившиеся в стране социальные противоречия.

В 1784–1786 гг. Мэдисон в отличие от многих других виргинских политиков проявлял острый интерес не только к проблемам плантаторского класса, но и к послевоенным трудностям северо-восточной буржуазии. Его тревожили сообщения о том, что после заключения мира английские суда вновь заполонили американские порты, а всемогущие торговые дома бывшей метрополии проявляли намерение монополизировать вывоз и ввоз всех товаров. Путь к этому расчищала несогласованность действий, взаимная зависть и вражда штатов. Так, в то время как Массачусетс, Нью-Йорк, Пенсильвания попытались ограничить английскую конкуренцию высокими протекционистскими пошлинами, Коннектикут, Нью-Джерси, Делавэр свели их усилия на нет, объявив свои порты открытыми для всех судов. До Мэдисона докатывались слухи, что бостонцы, отчаявшись преодолеть английскую конкуренцию при помощи экономических санкций, расстреляли и потопили вошедшие в их порт три британских торговых судна.

Мэдисон искренне сочувствовал «северным братьям» и одновременно возмущался действиями виргинских плантаторов, перевозивших свой табак и хлопок не на американских, а на английских судах, потому что так выходило дешевле. Он призывал плантаторов руководствоваться в этом вопросе не голым экономическим расчетом, а патриотическими соображениями и перечислять деньги за перевозку табака и хлопка «нашим братьям, а не тем, кто еще не заслужил права называться друзьями». В послевоенные годы Мэдисон решительно присягает на верность принципам меркантилизма, сомкнувшись и в этом вопросе с северо-восточными федералистами. Фритредерство, писал он в 1785 г. Джефферсону, является лучшей системой в теории, но для США в сложившихся условиях оно было бы равносильно экономическому порабощению со стороны Англии[141].

У виргинцев были и свои мотивы для того, чтобы добиваться проведения централизованной жесткой экономической политики в отношении Англии. Одно из условий договора о мире поставило перед ними проблему выплаты довоенных долгов английским банкирам. Плантаторы, однако, не только не смогли рассчитаться с ними, но все больше увязали в долговой кабале от Англии. Виргинцы хотели опереться на сильное центральное правительство и в споре за право судоходства в низовьях Миссисипи с Испанией; Мэдисон сделал все возможное, чтобы использовать эти интересы Виргинии для достижения целей федералистов. В ноябре 1785 г. ему и его сторонникам в местной ассамблее удалось преодолеть сопротивление П. Генри и Р. Г. Ли и провести резолюцию, призывавшую «наделить конгресс правом регулирования торговли». Для вынесения коллективного мнения штатов по этому вопросу было договорено собрать съезд их представителей в Аннаполисе в сентябре 1786 г.

В Аннаполис к величайшему огорчению федералистов явились представители только пяти штатов. Они пришли к соглашению о подготовке конвента всех штатов для внесения необходимых поправок в «Статьи конфедерации». Сам конвент решили созвать в мае 1787 г. в Филадельфии.

Конвент в Филадельфии завершился настоящим триумфом для федералистов. Трудно сказать, как обернулись бы дела, не случись осенью 1786 — зимой 1787 г. восстание под руководством Даниэля Шейса в Массачусетсе. Федералисты извлекли из него важные аргументы в борьбе за умы тех лидеров буржуазно-плантаторских кругов, которые еще колебались и сомневались в вопросе о необходимости резкого расширения прерогатив центрального правительства. Мэдисон при этом сделал больше всех других федералистов для того, чтобы заручиться поддержкой со стороны Дж. Вашингтона, который еще осенью 1780 г. не мог решить, стоит ли поездка в Филадельфию времени и средств.

Весной 1787 г. Мэдисон, находившийся тогда в Нью-Йорке и бывший в тесном контакте с местными федералистами во главе с Гамильтоном, слал письмо за письмом Вашингтону, Дж. Монро и Э. Рандольфу (последний не видел необходимости в радикальном пересмотре «Статей конфедерации», но от его мнения, по словам Мэдисона, зависела позиция всей Виргинии). В этих письмах были резко преувеличены масштабы восстания Шейса, дана более радикальная окраска его целей (в намерения восставших Мэдисон включал «уничтожение общественных и частных долгов и перераспределение собственности»), раздута опасность для республики монархических настроений, получивших распространение в штатах Новой Англии. Мэдисон заклинал Вашингтона возглавить конвент в Филадельфии, чтобы спасти государство от натиска демократии и монархической опасности[142]. Безусловно, северо-восточные федералисты должны были быть премного благодарны Мэдисону за то, что он сомкнул их с Югом, и за то, что влиятельнейшие виргинские политики явились в мае в Филадельфию. Сам же Мэдисон весной 1787 г. разработал и подробнейший план пересмотра «Статей конфедерации».

Конвент в Филадельфии, заседавший с мая по сентябрь 1787 г., был собранием единомышленников. В новой конституции они не только хотели закрепить за федеральным правительством высшую исполнительную, законодательную и судебную власть в стране, но и намеревались преодолеть пороки, свойственные всему государственно-правовому законодательству революции и заключавшиеся, по их мнению, в чрезмерной демократичности большинства местных конституций. Немногие делегаты конвента противились этому. Самым решительным среди них был Дж. Мэйсон, но выступления его чаще всего оказывались гласом вопиющего в пустыне. Зато как внимали участники конвента мнениям его земляка Мэдисона! Мэйсон мог сетовать на судьбу — человек, которого он без труда отодвинул на вторые роли, когда участвовал с ним в 1776 г. в комиссии по составлению виргинской декларации прав и конституции, теперь поучал его, как нужно понимать демократию, республиканизм, «разделение» и «взаимоограничение и равновесие властей».

Мэдисон явно брался дирижировать ходом конвента. Определенные основания у него на это имелись. Дело было не только в его авторитете (у Вашингтона он был больше), но прежде всего в том, что в теоретическом отношении он осознавал цели конвента гораздо полнее и четче, нежели большинство его участников. В отличие от многих делегатов, приводивших свои мысли в порядок по пути на трибуну, он задолго до конвента четко обосновал и свел воедино свои концепции.

На конвенте Мэдисон первым со всей решительностью заявил, что при разработке конституции необходимо исходить из наличия глубоких социальных различии и противоречии в американском обществе. Суждения Мэдисона о социальной организации общества, получившие уже тогда широкое распространение и известные среди историков как доктрина о фракциях и фракционной борьбе (сам Мэдисон употреблял название «классы»[143]), оформились именно в 1787 г. В его теоретических набросках, относящихся к марту — апрелю того года, говорится о множестве фракций. Здесь налицо полное смешение социальных, политических и религиозных различии в обществе (под обществом понималось только белое население). Но в выступлениях на конвенте и в статьях «Федералиста» он уже выделял только две фракции — «меньшинство» и «большинство» общества, а «неуничтожимой основой» такого разделения объявлял «неравное распределение собственности»[144]. Противоречия между фракциями приводили, по Мэдисону, к созданию государства. Главной ошибкой авторов многих конституций штатов было, на его взгляд, то, что они исходили из ложных предположений о социальной однородности американского общества, не смогли выделить фракцию наиболее зажиточного «меньшинства» и не сумели представить должным образом ее интересы в системе государственной власти.