Основатели США: исторические портреты - Владимир Соргин

Мэдисон явился на первую сессию американского конгресса в Нью-Йорк весной 1789 г. 23 апреля туда прибыл и первый президент США Джордж Вашингтон. Через неделю он был приведен к присяге и обратился к конгрессу с посланием. Палата представителей и сенат, подражая английским традициям, в свою очередь подготовили адрес на «обращение с трона». Это потребовало ответа Вашингтона. Все три документа были составлены одним человеком — Мэдисоном. Политические симпатии Мэдисона еще всецело принадлежали федерализму. По злой иронии судьбы федералистским начинаниям Мэдисона в палате представителей противостояли в сенате — органе, с которым он связывал столько надежд, — лидеры виргинских антифедералистов Р. Г. Ли и У. Грэйсон.

В начале своей деятельности в конгрессе Мэдисон выступил с одним очень важным демократическим начинанием: 8 июня 1789 г. он внес на рассмотрение американских законодателей проект дополнения федеральной конституции биллем о правах. Проект Мэдисона основывался на биллях о правах, имевшихся в конституциях штатов и включавших в себя перечень ряда буржуазно-демократических свобод — слова, печати, собраний, вероисповедания и некоторых других.

Провозглашение билля о правах не входило в планы участников конвента в Филадельфии. Но в ходе ратификации конституции почти половина штатов согласилась одобрить ее лишь при том условии, что она в ближайшее время будет дополнена биллем о правах. Интуиция и расчет топкого политического стратега подсказали Мэдисону, что билль о правах должен стать еще одной уступкой демократии, без которой невозможно обеспечить должную прочность детищу филадельфийского конвента. Он же рассчитал, что в федеральном билле о правах можно отразить только те положения, которые уже имелись в конституциях штатов, и не включать в него новые предложения, высказанные на многих ратификационных конвентах. Их и не было в его проекте, зачитанном в конгрессе 8 июня 1789 г.[147]

С 1790 г. меняется политическая позиция Мэдисона. В центре внимания конгресса с первых дней оказались планы Гамильтона. Гамильтон предполагал, что антифедералисты и южане выступят против. Но он не поверил своим глазам, когда увидел во главе оппозиции Мэдисона.

Гамильтон так никогда и не смог разобраться в причинах «предательства» человека, с которым он готовил конвент в Филадельфии, писал статьи «Федералиста», защищавшие новую конституцию. В 1792 г. он писал Э. Каррингтону, что, заступая в должность министра, был «абсолютно уверен» в «полной поддержке Мэдисоном» основных направлений его политики, что в противном случае, «сознавая силу влияния Мэдисона», не согласился бы взвалить на себя это бремя[148]. Мэдисон же не вдавался в анализ причин расхождения между ними.

Полного единства взглядов между Мэдисоном и Гамильтоном не было, собственно, и на конвенте в Филадельфии. Лидеру южных федералистов было чуждо столь нетерпимое отношение к политической демократии, которое характеризовало нью-йоркского федералиста. Но подлинная причина разрыва между ними заключалась во внутренней противоречивости буржуазно-плантаторского блока, разные группировки которого представляли Гамильтон и Мэдисон.

Буржуазно-плантаторский блок, оформившийся на почве антиколониальной борьбы, достиг наибольшей прочности в год принятия федеральной конституции, означавшей закрепление в стране политической власти двух господствующих классов США. Но единство двух классов, обладавших разными интересами, не имело исторической перспективы. Оно стало давать трещину, как только к началу 90-х годов была достигнута некоторая стабилизация внутриполитического и международного положения США. Федерализм образца 1787 г. начал рушиться, а приход к кормилу экономической власти в стране неспособного на компромиссы Гамильтона благоприятствовал стремительному обуржуазивайте федералистских целей. Подобная их трансформация и оказалась неприемлемой для Мэдисона.

Мэдисон восстал уже против первого из серии экономических мероприятий, предложенных министром финансов, — оплаты федеральным правительством по нарицательной стоимости всех государственных долгов США. В 1783 г. он согласился с аналогичным предложением, исходившим тогда от Р. Морриса. Семь лет спустя он изменил свое мнение по этому вопросу по двум причинам. За эти годы огромная часть долговых обязательств Континентального конгресса — солдатских сертификатов — попала из рук первоначальных владельцев к скупившим их за бесценок финансистам. В те же годы правительство Виргинии сумело почти наполовину расплатиться со своими внутренними долгами, в то время как в ряде других штатов решение этого вопроса едва сдвинулось с мертвой точки. Гамильтон требовал, чтобы федеральное правительство приняло на себя долговые обязательства и Континентального конгресса, и властей штатов. Одобрение плана Гамильтона означало в случае с Виргинией, что налогоплательщики-плантаторы должны будут способствовать прямому обогащению финансовой буржуазии, во-первых, и раскошелиться ради неплатежеспособных штатов, во-вторых. Такая жертва со стороны плантаторов оказалась чрезмерной даже для благожелательно настроенного в отношении «северных братьев» Мэдисона.

Не принял Мэдисон и проекта Гамильтона о создании Национального банка, сулившего выгоду только северо-восточным финансистам. Круг противоречий между министром финансов и влиятельным виргинским политиком все более расширялся. В борьбе с нововведениями Гамильтона Мэдисон обращается к «узкому» толкованию конституции 1787 г., пытаясь показать, что федеральное правительство, потворствуя планам министра финансов, присваивает себе полномочия, не предусмотренные его создателями. Мэдисон пытается найти и находит поддержку у других государственных деятелей. С 1790 г. его стали все чаще видеть в компании его земляка и соседа (их поместья находились в 30 милях друг от друга), признанного лидера антигамильтоновской группировки Т, Джефферсона.

С выходом Джефферсона в отставку с поста государственного секретаря в последний день 1793 г. Мэдисон стал единоличным лидером антигамильтоновской оппозиции. Используемые им методы борьбы с министром финансов сделались еще более изощренными. Предложив конгрессу в 1794 г. билль об увеличении пошлин на крупнотоннажные суда стран, с которыми США не имели торговых договоров (удар был направлен против Англии), Мэдисон использовал аргументы, предназначенные для внесения раскола в ряды северо-восточной буржуазии. Пора покончить с господством английских кораблей и купцов во внешней торговле США, говорил он. Отстранение от участия во внешней торговле США крупнотоннажных английских судов, тут же сокрушался Мэдисон, на время сократит экспорт хлопка южными штатами. Но они, патетически заканчивал свое обращение виргинский политик, готовы пойти на эти жертвы ради «северных братьев».

Гамильтон не устранялся от словесной дуэли с Мэдисоном, но надеялся больше на закулисные методы борьбы. В 1794 г. обработанный им эмиссар американского правительства в Англии верховный судья Джей привез оттуда торговый договор с бывшей метрополией. Этот удар истощил силы Мэдисона и вслед за Джефферсоном он капитулировал перед министром финансов.

На этот раз Мэдисон возвращался в Монпелье не один, как бывало прежде. В 1794 г. он женился на Долли Пейн, вдове пенсильванского адвоката. Долли была на 17 лет моложе своего второго супруга, но как выяснилось позже, смогла быть ему блестящей советчицей во всех, в том числе и политических, вопросах. Брак был удачен, и Мэдисон, умиротворенный долгожданным семейным счастьем, надолго обосновался в родовом имении. (Джефферсон в эти годы высказал опасение, как бы семейная идиллия вовсе не отлучила его партнера от политики.)

Однако спокойная жизнь Мэдисона в имении кончилась по получении им в 1798 г. сообщения о том, что федералисты провели в конгрессе сразу несколько законов, направленных против сторонников союза с Францией. Мэдисон, которого еще в бытность его членом палаты представителей противники клеймили как «подкупленного агента Франции с 1778 г.», отреагировал без промедления. Он и Джефферсон подготовили — первый для виргинской ассамблеи, а второй для кентуккской — резолюции, в которых федералистские акты объявлялись вне закона, как попирающие билль о правах. Так Мэдисон вновь активно включился в политическую жизнь. А через два года, когда республиканцы добились первой победы на президентских выборах, Мэдисон по заранее достигнутой договоренности с новым главой правительства США Джефферсоном, занял кресло руководителя государственного департамента.

Противоречия по вопросу внешнеполитической ориентации между федералистами и сменившими их у власти в 1801 г. республиканцами уже на протяжении многих лет возводились во главу угла в пропагандистских выступлениях лидеров двух партий. В конце концов в обиходе федералистов и республиканцев стали различать как английскую и французскую партии. Предшественнику Т. Джефферсона на президентском посту федералисту Дж. Адамсу, казалось, доставляло особое удовлетворение разжигать в стране антифранцузскую истерию. В 1797 г. федералисты разнесли по всей стране историю о том, как надсмеялся над высокопоставленными американцами французский министр иностранных дел. (Князь Талейран через своих чиновников грубо намекнул, что американцы будут бесплодно обивать пороги его учреждения до тех пор, пока он не получит взятку для себя лично, а для Франции необходимую сумму займа.) В следующем году федералистское правительство объявило о прекращении торговли с Францией, отказалось от договора 1778 г.