Игра на выживание - Максим Кораблев

– Говорит – вот кончатся у нас патроны, гранаты, усохнут наши пулеметы-минометы, что ты тогда, Кацап, дескать, делать будешь.

– Ну а ты? Не ударил в грязь лицом за весь спецназ перед младшенькой? – ехидно спросили сбоку. Но Кацап даже не обернулся, слегка насупившись. Все в отряде знали, что он откровенно неравнодушен к очаровательной и диковатой смотрительнице животных. Останавливала его не столько закрытость штаба от всего внешнего мира, сколько тот факт, что она – «начальство». А с начальством, как выражался Кацап, никакой эротики быть не может, одна порнография, лай и контры.

– Я, говорю, могу и саперной лопаткой воевать, и штыком, и прикладом, и вообще…

Рядом загоготали. Кацап не глядя швырнул туда горсть грязи, в ответ полились цветастые ругательства, каковые он проигнорировал, по-бычьи нагнув могучую шею, и продолжил:

– И вообще, нас учили всякий подручный предмет обращать в оружие – ручки, бритвы, зонтики, расчески. А они посмеялись, комендант как заверещит – где ты, глупая спецура, тут зонтики возьмешь… Я ему говорю – так у вас кузнецы чего надо сделают из холодного оружия. Да и вообще, не скоро еще боезапас-то кончится, надо полагать. А смотрительница говорит – скоро, Кацап, скоро. Я ей возражаю – какой прок тыкать в волка мечом или пытаться заколоть шпагой тиранозавра? Тут, говорю, рогатины нужны. Потолще и помощнее. Пусть кузнецы стараются…

– Так и сказал – «потолще и помощнее»?! – не унимался тот же голос. Кацап побагровел и начал приподниматься, но Роберт, схватив его за рукав, с силой усадил на место.

– Да ладно, командир. Собака воет – караван идет. Мне комендант так ответил – кузнецы, говорит, работают. К весне, сейчас уже то есть, будут и рогатины, и стрелы, и топоры. Только вот противник у нас вполне может оказаться с двумя руками-ногами. А против такого ни зонтиком, ни лопаткой воевать несподручно. Нужно вот это. – Кацап гулко хлопнул себя по необъятной груди, как бы показывая, как комендант ударил по доспеху. – И вот это… – Кацап показал жестом, что вытаскивает из ножен на боку меч. – И еще, говорит, мы этим делом на Земле запаслись. Вряд ли наши доморощенные кузнецы смогут сделать кольчугу из титанового сплава, да аккурат в размер. А о мечах – и говорить не приходится. Это искусство трудное, почти забытое. Такие клинки, как у нас, это, значится, штабных, в колонии сделают разве что лет через сто. Из булата да из Дамаска.

– Ясное дело. Мой вот – из Дамаска. Толедская выделка. – Роберт с любовью погладил свой нож. – Век, наверное, восемнадцатый. Один опытный марксистский работник в сельве Амазонии подарил. И надо сказать – было за что.

Кацап пригляделся и кивнул:

– Точно. Такие же узоры и разводы у них на клинках. Как на березе кольца.

– Эх ты. – Роберт взъерошил давно нечесаную гриву Кацапа. – Береза!.. Это, брат, тысячи слоев разных сортов стали. Одни дают твердость, но вместе с тем и хрупкость, почти как у стекла. Другие дают вязкость. И все это сотни раз переплетено и проковано. Клинок и затачивается в ноль, не то что ваши кухонные ножики, и сломается «не вдруг». Гибкий.

Все загалдели, споря. Принялись сравнивать клинки. Кто-то поминал дедовскую шашку, кто-то показывал афганский кинжал с посеребренной ручкой. А Роберт задумался, и задумался крепко, над бесхитростным рассказом Кацапа.

Разумеется, Роберт знал об истинном положении дел – что штаб еще на Земле, задолго до операции, был готов к захвату власти, что и совершил без особого труда. Комендант считал неразумным держать не в курсе дела «чека» в лице Богдана Савельевича и «внутреннюю охрану» в лице сразу же приглянувшегося ему молчаливого диверсанта. Так что и про Древних, и про истинную историю данного мира, и про сущность штаба друг «латиноамериканских товарищей» узнал гораздо раньше, чем Сергей, Евгений, Юрген и Флинт в узком кругу выслушали Робинзона, и раньше совета в Бордовом Дворце. Новым было не это. И не кольчуги, мечи и прочее вооружение членов штаба. За месяцы охраны Золотого полуострова Роберт насмотрелся на их экипировку достаточно.

Насторожило Роберта в рассказе Кацапа совершенно другое.

«Значит, мало того, что штаб знал о флоре и фауне этого мира, так они еще и планировали столкновения с местными гуманоидами?»

Конечно, он краем уха слышал о каких-то полуразумных тварях, скитающихся по планете. Но для него все это было сказочкой, далекой от конкретики жизни, чем-то вроде официальной идеологии правящей верхушки колонии, сотканной из произвольно подобранных фактов, взятых под странным углом зрения. Теперь он припоминал, что у космической силы, закинувшей их всех сюда, была некая цель: а именно охранять некий Плацдарм от посягательств бурно развивающихся местных форм жизни. Так как же с этой концепцией сопоставить ничем не спровоцированное нападение зверолюдей и их осьминогов на хуторок? Не располагается же тот самый Плацдарм где-нибудь в погребе несчастного Толстяка?

«А, к черту! – в сердцах Роберт стукнул себя по колену. – Пробьемся назад, возьму коменданта или еще кого из начальства за горло, и пусть рассказывают, что утаили. Вернее всего, генерала. Он наш министр обороны, значит, он втихую и готовился к войне с тутошними дикарями. Выясню всю подноготную. А пока мы имеем явное нападение, ничем не спровоцированное. Каковое следует пресечь».

Роберт был истинный человек действия, воин божьей милостью, кшатрий, а не брахман. Чуждыми и далекими для него казались отвлеченные размышления и абстрактные политические доктрины. Даже будучи не просто свидетелем, но фактически жертвой сокрушительной власти Древних, он почитал их, а вместе с ними и все теории, касающиеся их деятельности, «официозом», в котором следует рыться только «политикам». Но он-то считал себя не политиком, а настоящим мужчиной. Идеологию он всегда презирал, как и ее служителей.

В новом мире он занял привычную нишу – служил колонии, молодому государству. Все и всяческие Древние, Плацдарм, «большая цель» оставались для него не только абстрактными, но и подсознательно враждебными.

Но раз уж есть реальный враг, угрожающий людям, которых он взялся защищать, он готов. Сейчас для Роберта была одна цель – защитить колонию землян, и один враг – собакоголовые нелюди, разъезжающие на электрических слизнях по болотам.

– Они идут! К оружию! – раздался голос часового.

И все завертелось по новой.

В ранних сумерках зверолюди подползли на опасно близкое расстояние и бросились вперед. На этот раз с ними не было слизней, а сами они не останавливались, чтобы метать свои весьма неэффективные стрелы. Бросились молча, с разных направлений, плотно сбитыми кучами, ощетинившись дубинками, копьями и коваными топорами. Они были уставшими не меньше, чем люди, стрелы у них также подошли к концу, но их все еще приходилось штук по пять-шесть на каждого колониста.

С первых же секунд дело дошло до рукопашной схватки.

Роберт поднялся навстречу стае, держа револьвер в левой руке и нож в правой. Дабы каждый патрон находил цель, он не стал стрелять, ринувшись на сближение с воющими от предвкушения драки нелюдями, хотя слева и справа от него гремели выстрелы и разрывы.

В пылу схватки он услышал, как смолкли последние выстрелы.

Значит, патроны кончились у всех.

Затем началась жестокая резня, где в ход пошли приклады, ножи, кулаки и зубы.

Глава 15

– И это все?

Отставник уже не в состоянии был удивляться.

Он только безнадежно оглядел жиденький отряд Робинзона, состоящий из раненых, нескольких молодящихся стариков, двух мужиковатых девиц и неимоверно серьезного подростка, волочащего могучий охотничий самострел.

– А чего ты, собственно, ждал? – огрызнулся Робинзон. – Остальные на южной стене, у пролома. У этих, по крайней мере, еще боеприпасы есть.

– Ага… – бесцветным голосом произнес Отставник, рассматривая самострел.

Рука его, перебитая палицей в суматошной ночной рукопашной у пролома, была аккуратно подвязана к шее цветастым платком. Левая нервно теребила ремень охотничьей винтовки.

Всем было известно, что патроны у него давно закончились, но седовласый гордец так и не расставался с любимицей.

Юнец спокойно выдержал взгляд главного охотника, а потом задрал подол самопальной кожаной куртки, показав внушительного вида кобуру.

– Ну, тогда пошли, да побыстрее. На сибирские дивизии битвы под Москвой вы никак не тянете.

– А на кого же мы тянем? – спросил раздраженный голос из хвоста маленькой колонны.

Отставник и ухом не повел:

– На инвалидную команду.

– Ну, ты не очень-то, не очень… – задыхаясь от одышки, прохрипел еле поспевающий за остальными воин, едва ли сильно младше самого Отставника.

Они обходили слабо курившуюся воронку – след одного из ночных ударов «дьявольского хоровода» неандерталов. Откуда, кстати, взялось название для зверолюдей, осадивших колонию, Робинзон не знал.