Имоджин - Джилли Купер

Ребенок неуверенно встал на ноги и заковылял в сторону скал, что были ярдах в двадцати от нее. Он был такой красивый, толстый и загорелый, что ей захотелось его окликнуть. Родители, увлеченные своим занятием, не заметили, как он отошел. Мужчина, ползая на коленях, одной рукой прорывал вокруг замка ров, проделывал проход под мостом, а в другой держал песок. Женщина со смехом наклонилась над ним, чтобы оценить его работу. Вдруг мужчина повернулся, посмотрел на нее, а потом неожиданно поцеловал. Она сначала поборолась с ним немного, после чего ответила ему тем же. Имоджин отвела от них взгляд. Мир похож на Ноев ковчег, все — парами, все друг друга любят. Все кроме нее. Она посмотрела в сторону ребенка и закричала от ужаса. Он покачивался на самом краю скалы, смотрел оттуда вниз на воду, из которой выступали покрытые водорослями другие, более острые скалы. В следующее же мгновенье он потерял равновесие и упал вниз.

Имоджин издала вопль.

— Он упал в воду! — кричала она ничего не понимавшей чете. — Vita, vita! — она пыталась вспомнить свой школьный французский: — Il а tombe![20]

Застыв от ужаса, ни один из них не шелохнулся. Единственное, что оставалось, — это нырнуть самой и проплыть вокруг скалы туда, где на воде качалась маленькая розовая панамка. Течение оказалось ужасающе сильным и толкало ее в разные стороны. Нырнув глубже, она стала лихорадочно оглядываться, но не смогла увидеть ничего, кроме густых водорослей и острых скал, обдиравших ей ноги. Она вынырнула, чтобы набрать воздуха, и увидела плывущего в ее сторону мужчину, а за ним — кричащую в истерике мать.

— Ici[21], — позвала она их, отводя от глаз мокрые волосы, — Он там.

И она опять нырнула. Когда она снова вынырнула отдышаться, отец ребенка уже доплыл до нее. Лицо у него было пепельного цвета. Вслед за ним, неистово загребая по-собачьи и продолжая истерически подвывать, приблизилась мать.

Они вновь и вновь ныряли в глубину. Его уже наверняка нет в живых, с отчаянием подумала Имоджин и вдруг между двумя камнями нащупала что-то мягкое. Она стала тянуть, но там все было забито тиной. Она еще раз вынырнула, чувствуя стук в ушах.

— Кажется, он здесь, — выговорила она, брызгая водой. — Я не могу его вытащить.

Набрав побольше воздуха, она нырнула еще раз, и теперь ей удалось схватить ребенка за волосы, потом за одну руку, и когда она почувствовала, что у нее сейчас лопнут легкие, она вытащила его и подняла на поверхность. Глаза у него были закрыты, рот раскрыт.

Стенания матери усилились.

— Помогите мне, — выдохнула Имоджнн и стала судорожно глотать воздух.

Она была совершенно обессилена, ребенок оттягивал ей руки как свинцовый.

Отец взял его, и они вдвоем вынесли его на берег. За ними шла стонущая мать. Они положили ребенка на песок, и мужчина начал сжимать ему грудную клетку.

— Дайте мне, — сказала Имоджин, лихорадочно вспоминая, чему их учили на уроках первой помощи. Прежде всего надо резко отвести ему назад голову, чтобы посмотреть, не забиты ли дыхательные пути. Горло, кажется, свободно. Она нагнулась, приложила губы к его маленькому ослабевшему ротику и стала медленно вдувать в него воздух. Он был холодный и казался безжизненным. У нее было страшное ощущение, что они опоздали. Ныряние настолько обессилело ее, что она сама с трудом дышала. При этом она старалась не обращать внимания на материнские вопли.

Она трудилась над ним, кажется, целую вечность, но все безнадежно. Не было ни малейшего признака оживления, продолжать было бесполезно. Но она заставляла себя. Она чувствовала, как солнце жжет ей спину, и тут произошло чудо: в груди ребенка началось слабое дрожание, его легкие стали постепенно расширяться, как кузнечный мех, и мало-помалу дыхание начало восстанавливаться.

Имоджин присела на пятки, чувствуя головокружение. Вскоре ребенок открыл покрасневшие глаза, всхлипнул, и его стошнило.

— Он приходит в себя, — сказала Имоджин.

Материнская истерика от этого только усилилась, а Имоджин заметила у себя на левой ноге, оцарапанной о камни, струйку крови.

— Ferme ta queule[22], — прорычал отец, все еще серый от страха.

Хорошие из них помощники, подумала про себя Имоджин. Она взяла полотенце и стала осторожно обтирать ребенка.

— У него, правда, будет все в порядке, — сказала она, завернув его в другое полотенце. У них все еще не было сил двинуться с места.

— Вам немедленно надо отнести его домой, — наставляла она их, как малых детей, — держать в тепле, не беспокоить и сразу вызвать врача.

Мужчина начал бормотать какие-то слова благодарности.

— Да что вы, не стоит, — сказала она. — У вас, вероятно, сильный шок, — добавила она, обращаясь к хныкающей матери. — Но он в порядке, можете мне поверить.

— Но как вы здесь оказались? — спросил отец на очень ломаном английском. — Вы знали, что пляж частный?

— О, Господи! Нет, не знала. Сожалею. Но, знаете, сейчас главное — отнести его домой.

— Где вы остановились? — медленно спросил ее мужчина.

— В Пор-ле-Пене, — она подняла завернутого в полотенце ребенка и передала его отцу. — Теперь сразу домой. C'est tres important[23].

Только одевшись и отправившись в долгий обратный путь, она поняла, как потрясло ее случившееся. Ей надо пойти в гостиницу и кому-нибудь рассказать об этом. Она тут же подумала о Матте, но Матт был вне досягаемости и принадлежал Кейбл. Может быть, мадам теперь на месте, она любит поговорить о всяких происшествиях. Но, войдя в гостиницу, она услышала, как из комнаты мадам за столом портье доносится стрельба и топот лошадиных копыт: должно быть, семейство поглощено каким-то телевизионным вестерном. Потом она увидела, что ключа от комнаты Ники в ячейке нет: он, должно быть, уже вернулся.

Она побежала наверх и негромко постучала в его дверь. Ответа не было. Она постучала еще. Может быть, он спит. Она толкнула дверь, и та открылась. Был слышен шум душа. Поэтому он и не расслышал ее стука. Потом она увидела лежащую на постели голую Кейбл с выставленными кверху красивыми грудями. Она курила сигарету, смеялась и что-то говорила Ники, который, очевидно, был в душе, откуда он что-то громко крикнул в ответ — что именно, Имоджин не расслышала — и Кейбл рассмеялась еще громче.

Имоджин прикрыла за собой дверь и побежала по коридору. Ноги у нее совсем ослабли. Все тело горело. О, бедняга, бедняга Матт: он любит Кейбл, а она так с ним поступает! А Ники, его якобы большой друг, притворился, что поедет заниматься теннисом. И что бы здесь произошло, вернись теперь Матт из Марселя и застукай их?

В полном шоке она бродила по городу, потом вышла к пляжу и, дрожа, села на песок. От берега отчаливал рыбачий парусник. Его красные паруса отлично смотрелись на фоне темнеющей синевы моря рядом с нежной охрой прибрежного песка. Ей захотелось оказаться на этом судне и уплыть от всей этой сумятицы, от неурядиц и невзгод.