Менялы - Артур Хейли

Вот так же — по сравнению с тюрьмой — казался ему роскошью судебный период.

Камера, в которую его посадили в Драммонбурге, представляла собой клетку шесть на восемь футов. Эту четырехэтажную, квадратную тюрьму строили более полувека назад, каждая камера предназначалась для одного заключенного; сегодня она была настолько переполнена, что в большинстве камер, включая камеру Майлза, содержалось по четыре человека. По большей части заключенные проводили в этом крошечном закрытом помещении по восемнадцать часов в сутки.

Вскоре после того как Майлз прибыл сюда, в тюрьме начались беспорядки, и их на целых семнадцать суток перевели на режим “сидеть взаперти, есть взаперти”, как это называли охранники. После первой такой недели отчаянные вопли тысячи двухсот полуобезумевших людей увеличили их страдания.

В камере, куда посадили Майлза Истина, к стенам было приделано четыре койки, одна раковина и единственный унитаз без сиденья. Туалетной бумаги и мыла — даже при экономном пользовании — никогда не хватало. Душ разрешалось принимать недолго, раз в неделю; в промежутках между приемами душа немытые тела начинали вонять, что было дополнительным мучением.

На вторую неделю пребывания в тюрьме Майлза в душе изнасиловала группа заключенных. Все было плохо, но это было ужаснее всего.

Майлз быстро почувствовал, что становится объектом сексуального интереса и других заключенных. Его приятная внешность и молодость, как он вскоре выяснил, притягивали их. По дороге в столовую или во время прогулки во дворе наиболее агрессивные гомосексуалисты окружали его и старались о него потереться. Некоторые пытались его погладить, другие посылали ему издали воздушные поцелуй. От первых он с отвращением увиливал, вторых игнорировал, но по мере того как это становилось все труднее, он начал нервничать, а потом и бояться. Он чувствовал, что охранники понимали, что происходит. Казалось, это их изрядно забавляло.

Хотя среди заключенных преобладали черные, домогательства исходили в равной степени и от черных, и от белых.

Он был в душевой, одноэтажном строении, куда заключенных препровождали группами по пятьдесят человек.

Заключенные раздевались, складывали одежду в плетеные корзинки, затем нагие, трясясь от холода, шли по неотапливаемому помещению. Они стояли под душами в ожидании, когда охранник включит воду.

Охранник в душевой находился на высокой платформе и по своей прихоти манипулировал душами и температурой воды. Если заключенные медленно двигались или шумели, охранник мог включить ледяную воду, что вызывало вопли ярости и протеста, и заключенные прыгали, как дикари, пытаясь укрыться от ледяных потоков. Но душ был устроен так, что это было невозможно. А иногда охранник из ехидства включал горячую, как кипяток, воду, что вызывало ту же реакцию.

Однажды утром, когда пятьдесят человек, среди которых был и Майлз, покидали душ, а другие пятьдесят, уже раздевшись, готовились зайти, Майлз почувствовал, что его окружили несколько человек. Внезапно несколько пар рук скрутили его и толкнули вперед. Голос сзади поторапливал:

— Двигайся, красавчик. У нас времени немного. Остальные засмеялись.

Майлз посмотрел на платформу на возвышении. Пытаясь привлечь внимание охранника, он крикнул:

— Сэр! Сэр!

Охранник, ковырявший в носу и смотревший куда-то в сторону, казалось, не слышал.

Чей-то кулак с силой ударил Майлза по ребрам. Голос сзади прохрипел:

— Заткнись!

Он снова вскрикнул от боли и страха, и тут же кулак ударил его в то же место. У Майлза перехватило дыхание от боли. Руки его были заломлены. Всхлипывающего, его приподняли и поволокли куда-то.

Охранник по-прежнему не обращал внимания на происходящее. Потом Майлз понял, что он был заранее подкуплен. Охранникам чудовищно мало платили, и подкуп в тюрьме был нормальным явлением.

Рядом с выходом из душевых, где остальные начинали одеваться, была маленькая открытая дверь. Майлза пропихнули туда. Он видел черные и белые тела. Дверь за ними захлопнулась.

Комната была крошечная и служила складом. Метлы, швабры, чистящие средства стояли в запертых застекленных шкафах. Посередине комнаты стоял на козлах стол. Майлза грохнули на него лицом вниз — он сильно ушиб рот и нос о деревянную поверхность. Почувствовал, что зашатались зубы. Глаза наполнились слезами. Из носа пошла кровь.

Когда он с трудом встал, резким движением ему раздвинули ноги. Он безнадежно, отчаянно отбивался. Не одна пара рук сковала его.

— Не двигайся, красавчик.

Майлз услышал хриплый вздох и почувствовал, как в него вошли. А через секунду закричал от боли, отвращения и ужаса. Тот, что держал его голову, схватил его за волосы, ударил о стол.

— Заткнись!

Теперь боль волнами расходилась по всему телу.

— Ну не милашка? — Голос звучал где-то вдалеке, раскатываясь эхом, словно во сне…

Сознание, должно быть, покинуло его, потом вернулось. Он услышал, как снаружи просвистел свисток охранника. Это был сигнал одеваться и собраться во дворе. Он почувствовал, что его отпустили. Где-то позади открылась дверь. Остальные выбегали из комнаты. Весь в крови и в синяках, слабо соображая, Майлз выбрался наружу. Малейшее движение причиняло боль.

— Эй, ты! — окликнул охранник с возвышения. — Двигайся, чертов педрила!

На ощупь, плохо понимая, что делает, Майлз взял корзинку со своими вещами и начал натягивать одежду. Большинство из его группы были уже во дворе. Следующие пятьдесят человек, приняв душ, ждали, когда можно будет перейти в раздевалку.

Охранник в ярости закричал вторично:

— Эй, дерьмо! Я сказал: двигайся!

Надевая грубые арестантские штаны, Майлз запутался и чуть не упал, но чья-то рука протянулась и удержала его.

— Успокойся, малыш, — произнес низкий голос. — Давай помогу.

Одна рука помогла ему сохранить равновесие, другая натянула штаны.

Пронзительно просвистел свисток охранника.

— Эй, черномазый, слышишь? Убирайтесь оба отсюда, не то я рапорт на вас напишу.

— Да, сэр, да, сэр-босс. Уже уходим. Пойдем, малыш.

Майлз точно в тумане видел, что человек рядом с ним — черный и огромный. Позже он выяснит, что зовут черного Карл и у него пожизненный срок за убийство. Майлза заинтересует также, был ли Карл среди насиловавших его. Он подозревал, что был, но никогда об этом не спрашивал и наверняка так и не узнал.

Зато Майлз обнаружил, что черный гигант, несмотря на свои размеры и неуклюжесть, был обходителен и по-женски чувствителен.

Из душевой при помощи Карла Майлз, пошатываясь, вышел на улицу.

Некоторые заключенные ухмылялись, но на лицах большинства Майлз прочел презрение. Сморщенный старик с отвращением сплюнул и отвернулся.

Майлз с трудом протянул остаток дня — вернулся в камеру, затем пошел в столовую, где не смог заставить себя съесть похлебку, хотя от голода обычно ее ел, затем снова вернулся в камеру — и все при помощи Карла. Трое заключенных, сидевших с ним в камере, избегали его как прокаженного. Измученный болью и унижением, он засыпал, ворочался, просыпался, часами просто лежал без сна, задыхаясь в спертом воздухе, снова ненадолго засыпал и вновь просыпался.

С рассветом, когда застучали отпираемые двери камер, его снова охватил страх: когда это случится снова? Он подозревал, что скоро.

Во дворе, во время прогулки — в течение двух часов, которые население тюрьмы проводило в праздном шатании, — его разыскал Карл.

— Как чувствуем себя, малыш?

Майлз уныло покачал головой:

— Ужасно, — и добавил:

— Спасибо за все. Он понимал, что черный здоровяк спас его от рапорта, как пугал охранник в душевой. Это означало наказание — возможно, карцер — и неблагоприятный отзыв в его деле, что может повлиять на досрочное освобождение.

— Все в порядке, малыш. Только ты должен вот что помнить. Одного раза, как вчера, этим ребятам недостаточно. Они сейчас как кобели, а ты сука с течкой. Они тебя снова поймают.

— Что же мне делать?

Услышав подтверждение своим страхам, Майлз затрясся всем телом, и голос его задрожал. Черный пристально посмотрел на него:

— Тебе нужен защитник, малыш. Чтобы какой-нибудь жеребец за тобой присматривал. Как, думаешь, подхожу на эту роль?

— А с какой стати ты этим займешься?

— Станешь моим постоянным приятелем, и я о тебе позабочусь. Остальные будут знать, что ты теперь мой, и пальцем к тебе не притронутся. Они знают: если только посмеют, будут иметь дело со мной. — Карл собрал руку в кулак; он был размером с небольшой окорок.

И хотя Майлз знал ответ заранее, он все же спросил:

— А тебе что за это нужно?

— Твоя сладкая белая задница, крошка. — Великан закрыл глаза и проговорил мечтательно:

— Чтоб тело твое принадлежало только мне. Когда я захочу. А где это будет, я сам позабочусь.

Майлза Истина затошнило.

— Ну так как? Что скажешь?

И как уже много раз до этого, Майлз подумал с отчаянием: “Неужели мой проступок был столь ужасен, что я заслужил такое?”