Нет пути назад - Александр Афанасьев

Если бы ротмистр гвардейской кавалерийской бригады Саид Алим-хан взялся подсчитывать сейчас своих любовниц – всех, какие у него были, и на одну ночь, и на несколько дней, и на несколько месяцев, – он вскоре сбился бы со счета и пришел бы к выводу, что их было точно больше, чем у его достойного предка. Но ему было нужно не это. Эти распущенные дряни ложились с ним точно так же, как и с другим, просто от скуки, от желания чего-то экзотического, за дорогие подарки, в глупой надежде стать любимой женой и откусить кусок от состояния, но он не был их хозяином, понимаете? И все чаще и чаще, расставаясь с очередной пассией, он задавал невыносимый для восточного мужчины вопрос: это он ее поимел или она его.

А его супруга и мать его детей, которая жила в Петербурге и которую он выбрал в казанском медресе, проэкзаменовав сотню девочек на знание Корана и хадисов, относилась к нему с все менее скрываемой враждебностью. Как и положено восточной женщине, она все время молчала и не смела осуждать его, но каждый раз, как только они оказывались наедине, он чувствовал враждебность и отчуждение. И ничего не мог с этим поделать. Он знал и то, что если убьет свою жену, то будь он даже эмиром, ему придется это скрывать. А если скрыть не удастся, его будет судить русский суд, как и любого другого. Двенадцать простых людей, выбранных по жребию[49], будут держать в руках его судьбу.

Он был богат, но в то же время он был вынужден подчиняться нормам и правилам, установленным для него другими. Он не мог ехать на машине даже по Бухаре как ему хочется: полицейские если и закрывали глаза на это, все равно и он, и они знали, что он поступает неправильно. Он не мог убить своего подданного, когда ему этого хочется. Он не мог взять силой женщину, которую ему хочется. Он был сыт, богат, любим женщинами и в безопасности, но его потребность в самореализации Империя не могла удовлетворить. А ему для самореализации, для того, чтобы он мог чувствовать себя на своем месте и в мире с самим собой, нужна была средневековая исламская тирания….

Афганистан, Кабул

19 февраля 2017 года

Черт возьми, Уиллард даже предпочтет участь мученика за идею, а призовую сумму отошлет в распоряжение военной организации ИРА со своими лучшими пожеланиями. И единственный способ разрушить планы Уилларда – сняться с тормозов самому.

Кажется, я нашел ответ. И нашел решение.

Мы допустили ошибку, когда начали отвечать террором на террор. Когда включили террор в список допустимых против противника действий. Почти подавленный, дискредитированный и униженный левый террор, троцкистский террор, разгромленный и забытый исламский террор Востока – все это мы променяли даже не на победы. Мы променяли это на месть. Сладкую и мелочную, по сути, месть за Бейрут.

Я свою ошибку совершил именно тогда. Когда в санатории, где я бросил Юлию одну, ко мне подошел Каха Несторович Цакая и спросил: хочешь отомстить?

И я сказал ему «нет», и это был мой первый порыв, самый искренний, необдуманный и потому самый правильный. Но уже через несколько минут после хладнокровного обдумывания я изменил свое мнение и сказал Кахе Несторовичу «да». И уже через несколько месяцев был в разорванном на клочки религиозной войной Белфасте.

Там я изменился. Научился профессионально лгать и ненавидеть. Окончательно разуверился в людях. И самое главное – именно тогда и я, и мы все совершили грех, за который нас всех сейчас карают. Вместо того чтобы потушить эту проклятую войну, войну между теми, кто носит кресты и молится одному Богу, просто по-разному. Я сам тогда расследовал то, что десять минут назад совершил, и предавал тех, кто считал меня другом, и более того – братом.

И все это было ради того, чтобы отомстить за Бейрут, за тех, кто там пал и не мог отомстить за себя. Все правильно, Каха Несторович, слов нет. Просто с какого-то момента, и, наверное, с того самого, мы потеряли право считаться страной, хранимой Богом. Наверное, именно тогда Бог покинул нас, и сейчас мы идем по колено в крови и ждем удара ножом в спину[50]. Это расплата всех нас за то, что мы говорили – с нами Бог, только ставили себя выше Бога и заповедей Его. И одиннадцатой заповеди, которой так не хватает.

Не предай…

Иуда предал. Мы предали. Я сам предавал своих друзей в Белфасте – какое у меня моральное право обвинять тех, кто предал и предает нас сейчас? Я сам столько лет жил под личиной – вправе ли я осуждать тех, кто делает это теперь.

Надежда только на одно. Что новое поколение избегнет Гнева его и снова сможет сказать, не кривя душой и смело смотря в лицо врагу: мы – русские. И с нами Бог.

А чтобы это новое поколение было, чтобы его не выбили исподтишка, не взорвали в машине, не подстерегли в переулке, не предали враги, мы должны снова взять на себя грех. Ло тирцах. Не убий…

Вознаграждай постепенно, наказывай залпом. Управляя людьми, их надо либо ласкать, либо угнетать. Люди мстят, как правило, только за легкие обиды и оскорбления. Поэтому угнетение должно быть настолько мощным, чтобы отнять всякую надежду на сопротивление. Добрые дела и благодеяния правильнее расточать по капле, чтобы подчиненные имели достаточно времени для благодарной оценки. Наградами и повышениями по службе дорожат, когда они редки. Напротив, наказание лучше осуществлять сразу и в больших дозах. Единовременная жестокость переносится с меньшим раздражением, нежели растянутая во времени. Там, где есть раздражение, управлять поведением людей нельзя. Итак, зло нужно творить сразу, а добро постепенно; гораздо надежнее внушать страх, чем быть любимым. И еще: зло причиняет людям боль, а добро приедается, и оба чувства ведут к одному и тому же результату.

Николо Макиавелли. «Государь». Это теперь для нас Библия. Да еще слова, которые я слышал и которые принадлежали нашему давнему врагу имаму Шамилю. Тот не мужчина, кто думает о последствиях…

Да, именно так. Сняться с тормозов самому. Когда лязг автоматного затвора – самая лучшая музыка. Именно так, и никак иначе.

Они сделали свой ход. Наша очередь.

Костюм шестого класса защиты. Его используют штурмовики при прорыве в помещения, где их может ждать вооруженное сопротивление. Титановый шлем с забралом, делающий человека похожим на средневекового рыцаря. Мы сняли виллу в нескольких сотнях метров отсюда, чтобы при необходимости быстро оказаться на месте событий. Потерянные телефоны проявились здесь уже три раза, а сегодня – четвертый. Они все еще здесь, все до последнего человека. Все и ответят.

Что потом? Потом… изгнание, наверное. После такого. Смешно… я два раза покидал страну на длительное время, первый раз для работы под прикрытием в Англии, другой раз – в Североамериканских Соединенных штатах. Это, можно сказать, тоже изгнание. Третий раз все будет по-настоящему.

Я написал пару писем, чтобы объяснить происходящее. Положил их на сервер и установил время отправки. Там же резервная копия всего того материала, который нам удалось собрать здесь, в Кабуле. Если завтра утром никто не остановит отправку, все это уйдет сразу нескольким адресатам. Пусть мы сейчас совершаем преступление, но все должны понимать, ради чего мы это делаем…

Араб достал два пулемета. Здесь полно всего… можно купить и на базаре, и заказать по Интернету, а если знать как, то заказать и анонимно – придет. Один старый добрый «ПКМ», на который мы установили заводской короткий ствол, и один новый штурмовой «РПК» со сменными стволами и питанием от барабанов на девяносто патронов. На него мы тоже установили самый короткий ствол, какой только возможно. Взяли и несколько килограммов готовых средств взрывания на случай, если придется пробиваться через стены.

Еще всеволновая глушилка, светошумовые гранаты и… наверное, все.

И все-таки с нами Бог.

Эти люди, одной с тобой веры, одного подданства, попирают все божьи заповеди, делают это систематически, без раскаяния, обуянные уже не жадностью, а стремлением спасти свою шкуру. Они продолжают оставаться своими – или они уже чужаки? Не так давно в одной газетенке, которую ни один нормальный человек не будет долго читать, была написана одна вызвавшая всеобщее возмущение фраза: «Сейчас от бесчестья не стреляются, сейчас от бесчестья стреляют». Это выражение возмутило многих… но разве это сейчас не так? Самое страшное, что те, кто нажился в Афганистане, кто наживался, как я подозреваю, и в Персии, они такие же, как мы. Они не побегут, не попытаются скрыться. Они ответят пулей на пулю, ударом на удар. Они не отступятся. Они будут защищать свое право совершать преступление с той же яростью, с какой мы будем пытаться их уничтожить. Одна школа.

– Пошли, что ли? – Араб заправил ленту в пулемет, взвел его и забросил себе за спину. Попытаемся пройти тихо, пока будет возможность.