Vagina obscura. Анатомическое путешествие по женскому телу - Рэйчел Гросс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через два года Дьюк решил не продлевать контракт Вали. Менкины снова переехали, на этот раз в Филадельфию, в ветхий дом рядом с медицинской школой Университета Темпл, где муж Мириам устроился на новую работу. Ей пришлось начинать сначала. Единственное место, где она в итоге нашла помещение, – Институт Ланкенау в Филадельфии. «Думаю, мне понравится здесь», – писала она Року 12 апреля 1947 года. Единственной проблемой было отсутствие у них средств на исследования: оплачиваемую должность они не могли предложить, только место в лаборатории. Ей нужно было найти подработку, чтобы покрыть расходы на детский сад для Люси.
Год спустя она по-прежнему трудилась бесплатно. «Я до сих пор не нашла финансирования, и было бы неплохо иметь отпечатанные копии материалов, чтобы прикладывать их к заявке на финансирование», – писала она Року в 1948 году. Через пять лет после ухода из Free ничего из этого не материализовалось.
Все это время Мириам продолжала удаленно работать у Рока. Отчасти из-за семейных обстоятельств, отчасти из-за своего перфекционизма она дописала полную версию своего первого краткого отчета об ЭКО только через четыре года. Каждый день, пока Люси спала, Мириам ездила на автобусе с пересадкой в библиотеку, которая находилась в часе пути, и работала над отчетом. В 1948 году они с Роком наконец опубликовали полную версию первого отчета о своем достижении в области ЭКО в American Journal of Obstetrics and Gynecology[347], причем Мириам по настоянию Рока была указана первым автором[348]. Это стало ее величайшим наследием, о котором она с гордостью вспоминала даже в восемьдесят. «Я всегда чувствовала, что должна платить доктору Року, а не он мне, ради этой огромной радости[349], – сказала она однажды. – Величайшее событие моей жизни – сотрудничество с ним».
В течение следующих пяти лет ее поддерживала мысль о возвращении к работе с Роком. Но для этого ей нужно было еще кое-что сделать.
* * *
Последняя капля упала 30 сентября 1948 года. В ту ночь Вали сидел напротив нее за обеденным столом и ругал ее в присутствии детей[350]. Она все это уже слышала. Он утверждал, что она планировала его убить. Угрожал увезти обоих детей. Вспыльчивый нрав Вали и его склонность вступать в споры с сослуживцами были всем известны. Если в лаборатории ему не с кем было поспорить, он приходил домой и вымещал свой гнев на жене. Когда с ним случалась истерика, он превращался в лавину, непреодолимый поток, который должен был на кого-то обрушиться. Мириам знала, что лучший способ пережить это – ничего не говорить, просто терпеть.
Но в ту ночь она совершила ошибку. Чтобы отвлечь его, Мириам предложила позвонить его родителям в Нью-Йорк и обмолвилась, что она сама им звонила. Она тайно общалась с ними, умоляя убедить его приезжать к ним в Нью-Йорк на выходные, чтобы дать ей немного покоя. Ей даже пришлось ездить к ним за деньгами, когда он лишил ее еженедельного пособия. Теперь Вали было не унять. «Дети, ваша мать – грязная вонючая крыса, – крикнул он. – Она убийца и лгунья». Мириам, как обычно, промолчала. Детям она сказала только: «Ваш папа сегодня не очень хорошо себя чувствует».
Вали попытался еще больше обострить ситуацию. Он пообещал отвести Люси в кино после ужина, а это означало, что они вернутся домой после одиннадцати. Пятилетняя Люси страдала от сильных припадков и проблем с поведением, поэтому Мириам была вынуждена проводить большую часть своего времени в больницах и около них, встречаться с психиатрами и учителями в школе. Теперь Люси закатила истерику, кричала и брыкалась. Ее надежды возродились и снова рухнули, и теперь она выла и орала.
– Убирайся из дома, папа, мы не хотим, чтобы ты был здесь, – кричала она.
Но Вали продолжал:
– Ты должна решить. Ты хочешь остаться с папой или с мамой? – сказал он ей. Затем повернулся к девятилетнему сыну Габриэлю и задал ему тот же вопрос.
– С обоими, – ответил Габриэль, все больше расстраиваясь. – Я должен решить вот так сразу? Мне надо подумать.
Мириам почувствовала, как на нее накатывает тяжесть. Ее сестра Эстер недавно посоветовала ей развестись, чтобы один из детей остался с ней, а другой с Вали. Мириам сопротивлялась. «Я считала, что это причинит слишком тяжелую травму… Клеймо развода особенно тяжело будет перенести Габриэлю»[351], – писала она родителям мужа. Теперь она поняла, что дети и так страдают. Как и она. «Не хватит слов, – писала она, – чтобы описать, каково жить с таким мужчиной». Она продолжала слать им подробные описания его жестокости и морально готовилась к следующему шагу. «Я планирую получить помощь и юридическую консультацию о том, как защитить себя от дальнейших оскорблений и угроз физической расправы», – написала она.
В том же году она развелась и взяла под опеку Люси. Они вдвоем переехали в небольшую квартиру с мини-кухней в Филадельфии и еле сводили концы с концами. Мириам радовалась свободе. Она часто писала стихи и часто отправляла небольшие опусы в газеты. Примерно в этот период она написала стих под названием «Порог»:
Радость вновь обретенной СВОБОДЫ
От надоевшего быта!
Я наслаждаюсь ее красотой…
Она так ценна, так редка.
Грязная посуда ждет на кухне,
Но мне хорошо и привольно!
Я все стою на пороге…
Не могу найти ключ[352].
Однако развод принес новые проблемы. В браке она была вынуждена следовать за мужем, куда бы он ни устраивался, но он давал ей деньги, позволявшие заниматься тем, за что не платят. Теперь у нее не было постоянной работы, и она должна была в одиночку растить дочь-инвалида. Будучи замужем за Вали, она не могла найти место в лаборатории, поскольку ей приходилось заниматься детьми. Теперь это было исключено. Вали не изменился: вместо того чтобы помогать ей, он забирал ее пособие на уход за ребенком, требуя еженедельных отчетов о самочувствии Люси.
В конце концов
