Ностальгия по чужбине. Книга вторая - Йосеф Шагал

…В международном аэропорту Фьюмичино, как и в его парижском брате Орли, был такой же, расположенный в стороне от основного терминала, флигель-отсек для частных пассажиров, очень похожий на парижский длинный коридор, освещенный ровным матовым сиянием вмурованных в стены плафонов, и даже выражение лица встречавшего нас роскошного итальянца ростом под два метра с длинными по плечи блестящими волосами напоминало реакцию длинноусого приятеля моей наставницы в Орли: он улыбался Паулине с неподдельной душевной теплотой профессионального сутенера, нежданно-негаданно встретившего в Риме единственную на земле женщину, безграничным щедротам которой обязан всем на свете — от умопомрачительно дорогого, с таинственным темно-фиолетовым свечением, костюма-тройки от Гуччи до сытого выражения черных, оливкообразных глаз, удлиненных к косым бакенбардам, подбритым с вызывающей некоторые подозрения девичьей тщательностью…

Подхватив сумку Паулины (на мой саквояж, не говоря уже о его хозяйке, красавчик в костюме от Гуччи даже не отреагировал), итальянец поспешил к двери, над которой висел рекламный щит с порядком надоевшим мне белым крестом авиакомпании Swiss air, и распахнул ее перед нами:

— Прошу, сеньорины!..

На матово мерцавшем плиточном полу ангара стояла все та же серебристая «Сессна» со швейцарской атрибутикой на хвосте.

— Ты все еще не в духе, Валечка? — не оборачиваясь, обронила Паулина, величественным шагом королевы направляясь к откинутому трапу-двери.

— А что, появился повод?

— Неужели, так и не появился?

— Паулина, а мою сумку этот длиноногий козел взять не мог?

— Валечка, ты несправедлива, он совсем не похож на козла, — по-голубиному сыто проворковала Паулина, с нескрываемым удовольствием разглядывая атлетическую спину итальянца, по которой волнами перекатывались длинные, блестящие пряди. — Просто мальчик профессионально разбирается в вопросах субординации, вот и все…

— Кем же мне надо быть, чтобы этот самец взял и мою сумку? — продолжала шипеть я. — Майором?

— Подполковником… — Полуобернувшись, Паулина ослепительно улыбнулась. — Всего лишь подполковником…

— А почему сразу не полковником?

— Потому, что он сам — майор…

Летели мы около двух часов и, к счастью, время прошло незаметно: Паулина, явно не настроенная на беседы и утомленная скоропалительными сборами, заснула сразу же, стоило только «Сессне» оторваться от взлетной полосы. Поняв, что на ее внезапное пробуждение рассчитывать не стоит, я последовало примеру своей наставницы.

Потом мне показалось, что кто-то тронул меня за плечо. Я открыла глаза и увидела перед собой невысокого и кряжистого, как пень, мужчину в синем кителе пилота. Он был без фуражки, на его лысом темени блестели капельки пота. Поймав мой вопрошающий взгляд, мужчина заговорщически приложил толстый палец к невыразительным губам с запекшимися уголками, а затем низким шепотом поинтересовался:

— Кто это?

— Она? — переспросила я, незаметно кивая на безмятежно спящую Паулину.

— Она, — терпеливо кивнул пилот. — Других здесь больше нет.

— Это Паулина.

— Странное имя.

— Имя обычное, — возразила я. — А вот женщина — действительно странная…

— Вы действительно хотите ее убить?

— С чего вы взяли? — вяло возразила я.

— С того… Я немного разбираюсь в женщинах.

— Господи, как я вам завидую!

— А вы не разбираетесь?

— К сожалению.

— Если хотите, могу помочь вам.

— В чем вы можете мне помочь? Научите разбираться в женщинах?

— Я могу помочь вам убить Паулину.

— А разве я сказала, что хочу ее убить?

— Не сказали, но думаете только об этом.

— Вам просто кажется.

— Мне ничего не кажется, — упрямо мотнул головой пилот. — Сказал же вам: я разбираюсь в женщинах.

— Мы с вами уже виделись когда-то, не так ли? — спросила я, стараясь увести его от неприятной темы.

— Естественно, виделись! — губы пилота раздвинулись в улыбке, обнажив сгнившие корешки зубов и несколько железных коронок. — И не раз…

— Почему же я не могу вспомнить ваше имя?

— Вы можете. Просто вы боитесь его вспоминать.

— Глупости! Ничего я не боюсь! Просто не могу вспомнить…

— Меня зовут Израиль.

— Как вы сказали?

Он медленно наклонился и очень осторожно положил ладонь мне на плечо:

— Израиль…

Я вздрогнула и открыла глаза.

— Уже Израиль, Валечка. Поднимайся!..

Паулина сняла руку с моего плеча и бодро выпрямилась.

Я смотрела на нее, силясь понять, что происходит.

— Тебе приснился дурной сон? — небрежно поинтересовалась Паулина.

— С чего вы взяли? — пробормотала я, отстегивая ремни безопасности и заглядывая в иллюминатор. Самолет с выключенными двигателями стоял в полуосвещенном ангаре без окон.

— Просто показалось…

Когда вслед за Паулиной я спустилась по трапу, то сразу же увидела Дова. Совершенно седой израильтянин улыбался так естественно, словно встретил меня там, где и привык встречать последние три недели — застывшей в ожидании новостей за круглым столом конспиративной квартиры в Париже.

— Как долетели, дамы? — по-английски спросил Дов, пожимая руку Паулине, но глядя при этом на меня.

— Замечательно, — сказала моя наставница и нахмурилась: впервые за время наших совместных странствий ей оказывали внимания меньше, чем ее нетитулованной спутнице.

— Добро пожаловать в Израиль!

Улыбаясь, Дов протянул мне руку.

Я опустила саквояж и, преодолев внутреннее сопротивление, слегка пожала сухую, твердую как доска, ладонь израильтянина.

— Прекрасно выглядите, мисс Спарк.

— Вашими молитвами, — по-русски пробурчала я.

— Простите, что вы сказали? — по-английски переспросил Дов.

— Я спросила, как поживает Якоб? — переходя на английский, пояснила я.

— А кто это, простите?..

— Так, один немолодой еврей с печальными глазами.

— В Израиле таких примерно половина…

К этому моменту терпение Паулины, подозрительно вслушивавшейся в нашу содержательную беседу, иссякло:

— Мы уже можем ехать или необходимо выполнить какие-то формальности?

— Никаких формальностей, мэм, — лицо Дова сразу же посерьезнело. — Вас уже ждут…

Ангар, в который загнали нашу «Сессну», комфортом и изяществом отделки явно уступал и парижскому, и римскому. Правда, имел то же преимущество, что и его зарубежные собратья — абсолютно замкнутое пространство и отсутствие посторонних глаз. Как я ни всматривалась, обнаружить в ангаре еще кого-нибудь, кроме Дова, так и не смогла. Даже экипаж «Сессны», судя по всему, собирался покинуть серебристое чрево только после того, как выметутся из поля зрения его непоседливые пассажирки.

За воротами ангара нас встретило самое обычное, казавшееся вымершим, двухэтажное кирпичное строение и фырчащий работающим мотором минибус «фольксваген» неприметного серого цвета. За рулем сидел седовласый мужчина за пятьдесят с торчащей в уголке рта толстой сигарой и в оглушительно желтого цвета футболке, на которой алыми готическими буквами было написано: «„Лос-Анджелес лейкерс“ — это, бля, нечто!» Едва только мы уселись в салон, Дов стремительно забросил назад наши дорожные сумки и, обойдя «фольксваген», сел рядом с водителем. Тот, ни о чем не спрашивая, выплюнул сигару и плавно тронул машину с места.

В минибусе было прохладно — вовсю работал кондиционер. Боковые и задние стекла «фольксвагена» были синевато-черного цвета и успешно отражали пронзительные лучи совсем не зимнего солнца. За окнами простирался унылый пейзаж, состоявший всего из двух компонентов — желтого, словно в приступе тропической лихорадки, песка и чахлых буроватых кустиков. Самым выразительным элементом этой безрадостной картины была ослепительно черная, жирно блестевшая лента аккуратно размеченного четырехполосного шоссе, которую лихо подминал под себя неприметный «фольксваген».

Свидание с родиной состоялось…

— Рад познакомиться, мисс Спарк…

Дряхлый старик в допотопном кресле с высокой спинкой, как-то неуверенно, ДЕРГАНО шевеливший синеватыми губами и плотно придерживавший у живота грелку, смотрел на меня с выражением, которое я никак не могла расшифровать. И это меня злило. Любая зрелая женщина убеждена, что ей подвластно понимание ПРИРОДЫ мужского взгляда. Когда же до меня наконец дошло, что ни под одну категорию этот взгляд не подходит, — я не была для этого человека ни женщиной, ни подчиненной, ни врагом, ни другом — мне стало не по себе. Старик не изучал меня, нет. Наоборот, казалось, что этот слезящийся взгляд уперся в нечто такое, что давно уже не является для него тайной. Хотя, если учитывать его возраст и профессию — ведь не для того же меня бесплатно катали на «Сессне», чтобы в итоге втолкнуть в комнату один на один с настройщиком роялей, — места для новых тайн в его жизни уже практически не осталось. Да и сама жизнь, судя по всему, едва теплилась в этом дряхлом теле. Старик был настолько сморщен, скрючен и измотан болью, что пожелай он изобразить на лице хоть какое-то подобие доброты или человеческого тепла, поверить в это было все равно невозможно. Его единственная пока фраза — «Рад познакомиться…», — ну, никак не стыковалась с затуманенным, слезящимся взглядом.