Гробницы Немертеи - Марианна Алферова

— Хрясь! — вновь рыкнул бандит-весельчак и выбросил вперед руку, явно не доставая Платону до челюсти, но Атлантида автоматически прикрылся, чем привел весельчака в неописуемый восторг. Он весь затрясся от смеха. — Хрясь! — вновь и вновь выкрикивал весельчак между харкотинами смеха, снова и снова выкидывая перед собой кулаки, но теперь археолог не торопился блокировать его удары, хотя наверняка один из хуков расквасит нос пленника в лепешку, поставив точку в затянувшейся шутке. — Хрясь!

Бродсайт снял с головы шлем и вытряхнул песок. Атлантида подумал, что ему бы самому подобный шлем очень даже не повредил — звезда Ба-а на Ройке в этот час припекала вовсю. Ал с улыбкой посмотрел на Платона. Потом повернулся, вскочил на пуфик, как на коня, промчался и на лету, как на скаку, ударил трофейной тросточкой наотмашь по лицу археолога. Глаз не выбил, но скулу рассек до кости.

— Это небольшая плата за пренебрежительное отношение. — Бродсайт поиграл трофейной тросточкой. — Итак, повторяю вопрос: как работает эта штука?

— Планета находится под юрисдикцией Лиги Миров. Я — гражданин Лиги, и подобное обращение…

В ответ Платон услышал дружный хохот. Чему так радуются эти ребята? В первый раз за свою жизнь видят гражданина Лиги? Эти люди начинали его раздражать, а раздражение подавляло страх. Впрочем, он с самого начала их не особенно боялся. Они казались ему ненастоящими — голограммами из компьютерной игры. Однако Острая боль в щеке и капли крови, стекающие по коже, говорили об обратном: эти типы реальны. И все же Платон не мог принять их всерьез.

— Хрясь! — вновь оживился весельчак и с двойной энергией принялся молотить кулаками воздух. В отличие от шефа подручный был лаконичен.

— Он что-то такое сказал про Лигу? — Бродсайт сделал вид, что удивлен. — Он, кажется, упомянул Лигу Миров?! Не надо поминать ее всуе, мой друг! Эта мерзкая организация лишь паразитирует на жизни планет и не дает ничего взамен, обогащая свору чиновников. К счастью, вскоре от Лиги на Магеллановых облаках и следа не останется. Как и от ее сторонников.

Последовал новый взрыв смеха. Еще более дружного, чем прежде. Атлантида и сам относился к Лиге Миров без энтузиазма, но сейчас он подумал об этой организации с неожиданной теплотой и пожалел, что в Долине смерти так мало ее сотрудников.

— Господин Бродсайт…

— Не называй меня так. Я — Тимур. Надеюсь, ты знаешь, кто такой Тимур, профессор Рассольников?

— Но почему, — Тимур? Почему не Наполеон, не Цезарь, в конце концов?

— Потому что я и есть Тимур. Так нарекли меня родители. Имя определяет нашу жизнь. А псевдонимов может быть много, ты — Платон, я — Тимур. Запад и Восток. Дошло?

— Тимур или Тамерлан? Ну конечно! Он строил башни из человеческих голов, скрепляя их глиной. Очень оригинальная конструкция. Восточный стиль. Был, кажется, какой-то другой, но тут я не уверен…

— Нет, именно этот. Этот Тимур обладал фантазией. Он был настоящей личностью и не любил слюнтяев. А тебе, к сожалению, нравятся слюнтяи.

— Хрясь! — послышалось вновь. С добавлением звука, похожего на «гы-ы…»

— Мне нравятся люди приятные, но ты к этой категории не относишься.

— Профессор по-прежнему мне хамит, хотя я очень вежлив, предупредителен и лишь вынужден порой защищаться от неадекватных действий. Я должен защищаться. Не надо нападать на меня, мой друг, и мы сможем сотрудничать.

— Каким образом?

— Объясни мне, как включаются нуль-порталы.

— Зачем? — Атлантида тянул время и потихоньку оглядывался, прикидывая, нельзя ли как-нибудь улизнуть.

— Могу объяснить: нуль-порталы — для того чтобы мгновенно переходить с планеты на планету. С Ройка на Немертею. С Немертеи — на Ройк. Потом я построю нуль-порталы на других планетах. И вскоре, овладев этой техникой. Малое Магелланово облако окажется впереди остальных.

«Построю порталы… — хмыкнул Платон. — Не так-то просто это сделать, если на каждый потребуется тридцать тонн золота… М-да… А вот знает ли Бродсайт про золото? Да или нет?»

— Почему бы нам не заняться этим вместе? — нагловато ухмыльнулся Платон. — Мы бы с моим приятелем могли войти в долю. Десять процентов…

— Нет, об этом поздно говорить, — покачал головой Ал. — Время упущено. Теперь тебе никак нельзя выделить даже одного процента. Да что там процента — сотой доли процента, мой друг. Только твоя добрая воля может частично искупить твое прежнее поведение.

— Хрясь! — подтвердил весельчак.

— Знаешь, у меня совсем немного принципов, Тимур, — усмехнулся профессор Рассольников, — которым я следую. Но один я соблюдаю свято: ничего не делать даром.

— Ну что ты, друг мой! Почему — даром? Я тебе заплачу. Очень высокую цену. Чистюля! Посади-ка нашему красавцу на шкуру сегментика. Ты знаешь, Атлантида, кто такой сегментик? Нет? Это обитатель местной пустыни. Если он вопьется в кожу, то будет пожирать ее миллиметр за миллиметр, пока не съест всю… Мускулы его не интересуют. Но кожу он обожает. Кожу и подкожный жирок. У тебя есть подкожный жирок, профессор Рассольников?

Чистюля, двухметровый здоровяк с горой генетически наращенных мускулов и упрочненной до пуленепробиваемого состояния черепной коробкой, неспешно направился к пленнику. К своему изумлению, Платон узнал посетителя музея вертикальных гробниц. Ну что ж, получается, за профессором Рассольниковым давно следили.

— Руку! — выдохнул Чистюля.

Атлантида сопротивлялся изо всех сил, но весельчак заставил археолога вытянуть руку вперед и закатал рукав.

— Хрясь! — гыкнул весельчак в самое ухо и клацнул зубами. Сегментик, заключенный в капсулу, хищно шевелил жвалами. Казалось, он тоже повторял однообразное «хрясь».

— Ну, так как? Будем сотрудничать? — настаивал Бродсайт.

— Десять процентов… — почему-то прохрипел Платон, хотя на самом деле хотел сказать «да».

— Через трое суток от тебя останется аккуратный красный остов без единого клочка кожи. Ну, что? Не хочешь сообщить, как открываются порталы…

Атлантида смотрел на сегментика, стиснув зубы. Ненависть к Алу не позволяла уступить. Кажется, новому Тимуру не понравилась выдержка пленника.

— Подожди, может, мы начнем с его дружка? — предложил он Чистюле. — Думаю, он будет более сговорчивым.

Платон перевел дыхание. Два охранника схватили Ноэля за руки. Тот дернулся, но вырваться не сумел. Чистюля оставил в покое Атлантиду и подошел ко второму пленнику.

Сами собой в памяти Платона всплыли слова из Одиссеи:

Далее поплыли мы в сокрушенье великом о милых Мертвых,Но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти.[2]

М-да… прошло более четырех тысяч лет, а как верно звучит. Как верно и современно… Бедняга Ноэль. И вслед за вздохом сочувствия вырвался невольный вздох облегчения.

— Этому посадите сегментика на лысую башку, — приказал Бродсайт. — Вскоре его череп в самом деле станет голым.

— Нет! — заорал Ноэль. — Не-ет! — Его буквально выворачивало от ужаса — глаза сделались бессмысленные, кожа влажно заблестела от пота. — Не-ет… — уже не крик, а какой-то нутряной вопль лез из него толчками, переходя в натужное сипенье.

Липкая нитка слюны повисла на нижней губе. Платон отвернулся. Страх некрасив сам по себе. Неэстетичен.

— Хрясь! — Весельчак слегка пригладил пленника кулаком по уху.

Ухо тут же начало гореть.

— Что значит «нет»? Ты готов рассказать мне, как открыть портал? — задушевным голосом спросил Ал.

— Готов… Готов… — забормотал Ноэль, судорожно хватая ртом воздух, будто только что тонул, а теперь вынырнул на поверхность.

— Говори…

— Прости, — пробормотал Ноэль. Атлантида не понял, у кого тот просит прощения — у него, Платона, или у кого-то другого.

— Я скажу, скажу..

— Слушаю, — с милой улыбкой проговорил Бродсайт. И выругался:

— Чертов шлем! Он теперь засасывает песок! — Опять снял с головы шлем и принялся выколачивать о колено. — Ты мне ответишь за все, профессор. Я не люблю, когда меня предают. Я не прощаю… Да, да, предательства не прощаю. Запомните все! Итак, вернемся к колодцу, — обратился он к Ноэлю. — Как эта штука работает?

— Надо прыгнуть в колодец… просто прыгнуть, и… — проговорил Ноэль, клацая зубами. — И тебя вынесет с той стороны. — Он то ли всхлипнул, то ли застонал.

Ужас его был так силен, что казался ненастоящим, наигранным.

— Так просто? — изумился Ал. — Прыгнуть — и все. А ты не врешь?

Ноэль хотел что-то сказать, но не мог… губы его тряслись, зубы клацали. А ведь он прежде казался Атлантиде вполне нормальным парнем. И во время полета на Ройк, лежа в реанимационной камере с развороченным животом, но в полном сознании, не особенно трясся. Платон тогда даже подивился его мужеству. А тут…