Чертухинский балакирь - Сергей Клычков

- Дьякон, ешь! - шепнул он дьякону в ленивый зевок.

- Выпить бы, отец, поначалу надо!..

- Трогать ни-ни: сан ты али нет?..

Отец дьякон оглядел стол и неохотно потянулся в миску.

- Сан - себе сам!

Мавра подскочила к ним и словно в извинение за оханство Ульяны подсунула большое блюдо с кишками:

- Кушай, батюшка… Ешь, отец-дьякон… потчевайся, не гляди на людей, Порфирий Прокофьич!

- Спаси осподи, - осклабился отец Миколай, дьякон гривой мотнул, дьячок глазком стреканул!

- На отцов едун напал! - переморгнулись тихонько за столом, но все так к лавкам и прилипли, и слова никто не проронил во время Ульяниной пляски, даром что многие были под хмельком.

Чуяли, что не все еще выплясала Ульяна, дальше толще будет.

Носится Ульяна вихрем на малом пространстве, но никого и рукавом не заденет, только ветер от нее в лицо, и всякий сторонится и жмется подальше от нее; передние теснят задних, а те и совсем ничего не видят, так высунулись, чтобы только головами торчать…

Остановилась вдруг Ульяна на полном ходу против отца Миколая, прищелкнула так, что у дьякона кусок во рту застрял, и затопотала на месте; в заду словно два больших жернова под сарафаном ходят.

Эх!

Грех

В орех!.. -

Отдернулась и платочком на Петра Кирилыча:

Сладко зернушко в рот!..

Впилась Ульяна в Спиридона, как сова в ворона, перегнулась за стол, инда Спиридону показалось, что Ульянины бобыльи груди выпрыгнули к нему на тарелку, только моргнуть успел Спиридон.

Ух

В дух!

Ах

В пах!

И Ульяна уже отлетела.

И-эх! Веселись народ!..

Отец Миколай поел немного бычка, дьякон по-прежнему сидел безучастно, тускло глядя в пустые стаканы, дьячок только глазами еще чаще моргал, знаком показывая Мавре, что сыт, больше не хочет. Ульяна ж опять подскочила, хлопнув на ходу Мавру по заду, чтоб не мешала, прищелкнула, притопнула, и снова цветы сарафанные посыпались к отцу Миколаю под стол и сильный ветер подул на мужиков, инда на затылок завернулись масляные скобки:

Плюнул

Черт в попадью:

Обернул в бадью!..

Клюнул

Черт попа:

Обернул в клопа!..

Хлопы-лопы-топы-топ!

Весело было штоб!

Поп Миколай видит, что дело выходит для него не на шутку, ткнул дьякону в бок, моргнув дьячку на дверь, бочком-бочком - да к выходу. Пока вылезали, Ульяна так и зашлась мелкой каблучковой дробью. Подошел причт к Мавре прощаться да благодарить, поклонился отец Миколай и Петру Кирилычу со Спиридоном, те встали: одно другому не мешает!.. Ульяна тоже вдруг остановилась и протянула обе руки к отцу Миколаю, сложивши их лодочкой:

- Благослови, батюшка!

- Бог благословит! - сказал отец Миколай, отвернувшись от Ульяны.

- Не взыщи, батюшка: свадьба!

Отец Миколай минутку подумал, потом перекрестил Ульяну и ткнул ей в самый рот ручку. Ульяна чмокнула и губы рукавом вытерла. За столом у мужиков ноги так и заходили, как у застоялых коней перед масленицей, и бабы вытянули носы, вот-вот сейчас сорвутся все с лавок, пустятся в пляску, и от сарафанных широких их подолов в глазах свету божьего будет не видно.

В старое время не любили сразу, как молодых из церкви привезут, тут же за рюмки хвататься. Не как теперь: одною рукою за рюмку, а другою за нож…

За столом и глазом никто не покосил на пустые стаканы, когда Мавра с Ульяной, кланяясь в пояс, вышли проводить отца Миколая. Даже полегчало у всех: как-никак, а за столом без попа куда просторнее! Бабы встряхнулись, поправили на головах цветные шаленки, а мужики еще шире распустили соломенные бороды, сидят за столом со своими бабами, тесно сжавшись боками, как скирды с ометами в молотьбу возле риги.

Ульяна продралась сквозь девок к столу и хлопнула себе по бедрам:

- Ба!.. Молодых-то мы совсем и забыли!..

- Пра, пора, Ульяна Митревна, - кланяется ей Мавра, - стаканы замерзли… Наливайте, сватушки, золовушки, не жалейте-ка головушки!..

Мужики сразу встряхнулись, забулькала в кумочки заливуха, а бабы, жеманясь и опасливо смотря на других, нацедили в стаканы пенистого пива: приготовились все слушать, как колдунья будет величать жениха с невестой.

Ульяна отпила из резной чаши глоточек, облизнула губы, крякнула и поклонилась в пояс молодым.

Я не пашеньку пашу

Да не полосу,

Уж я холю да чешу

Князю волосы!..

Уж и как же ты, соха,

Столько вынесла?..

Уж и где же ты, сноха,

Только выросла?..

Вот уж князь так князь,

Не видали отродясь:

Станом - клен!

Нравом - лен!

Не простого царства ен!..

Ульяна поджала губки бантиком и поклонилась Маше. Маша чуть привстала возле Петра Кирилыча, отпила из Ульяновых рук небольшой глоток и вытерла губы шелковым платочком; опалила ее Ульяна прищуренным кошачьим глазком, холод у нее пошел от этого глотка к самым пяткам. Маша еще пуще побледнела и с опущенными руками опустилась на лавку.

Я не поле бороню

Да по скороду,

Уж я холю да ровню

Князю бороду!..

Уж и как ты, борона,

Столько вынесла?..

Уж и где ты, борода,

Только выросла?..

Вот уж князь так князь,

Не видали отродясь:

Что умен!

Что холен!

Не простого царства ен!..

За столом лица у всех посвежели от песни, зацвели улыбкой бабьи круглые щеки, и на всякую теперь любо смотреть, даром что корявы и нескладны. Хорошо выходило у Ульяны потчеванье молодых. Всякий мужик бывает раз в жизни, когда женится, таким князем, на которого все глядят во все глаза и которому каждый рад услужить… Да где только это царство, в котором и взаправду идут мужики за князей, а бабы и девки за королевен? Видно, и впрямь это царство -Сорочье!..

Отпил Петр Кирилыч глоток и поклонился.

Ульяна скривила на него тонкие губы в незаметную улыбку и поставила поднос с птицей на стол против Спиридона. Взяла одной рукой сарафанный подол, другой одним махом сорвала с головы красный платок с большими кистями и закружилась с ним на одном месте: помолодела она, кажется, в тот миг на двадцать годов, выпрямилась, как старая береза на весеннем ветру, глаза округлели от света, и по впалым щекам заиграл плотный румянец, смешавшийся с вечерним отблеском солнца.

Неживая Маша сидит, украдкой взглядывая на Петра Кирилыча.

"И впрямь, какой он мужик? На барина больше смахивает, - думает Маша, перебирая глазами кольцеватые кудри на голове Петра Кирилыча. - А может, это мне все, дуре, грезится да снится?"

Пошелохнулась Маша на лавке, тронула Спиридонову полу, в угол поглядела: не сидит ли в пазу таракан, который каждую ночь снится ей не знамо к чему. Усинки даже тараканьей не видно… Хочется Маше, чтобы Петр Кирилыч к ней обернулся да опять ласково поглядел, но и Спиридон, и Петр Кирилыч, да и все за столом совсем будто и забыли про Машу: с притопыванием, с прищелкиванием, с красным платком над головой допевает Ульяна поздравную песню, и Спиридон только все дальше забирает бороду в рот и щурится на Ульяну.

Соберу я во лесу

Росу мокрую,

Поднесу я, поднесу

Чашу до краю!..

Чтобы князю да пилось…

Спелось колосу!..

Чтобы мне, младой, спалось,

Не кололося!..

Вот уж князь так князь,

Не видали отродясь:

Уж и чем не угощен,

Чем не потчеван?..

Не простого царства ен,

А… Сорочьева!..

Отродясь не слыхали чертухинцы такой песни. У баб слюнки в зубы пробились, мужики поширели на лица, а девки у двери вытянулись, на Ульяну разинули рты и еще пуще зарделись.

- Ну-ка, Спиридон Емельяныч, пусти дурачка в голову!

Взглянул Спиридон на пенную птицу, и словно большая волна ударила в него с разбегу, в голове закачалось, и в ушах звон пошел: дон… дон… дон!..

- Пей, пей, Спиридон Емельяныч! Не выпьешь, молодых счастья лишишь, долю убавишь!..

Спиридон взял в руки со стола свадебную чашу, встал с лавки и не замечает, как кончик его бороды окунулся в шипучую пену. Ульяна махнула девкам платочком, и те, словно сорвались, сразу взяли на полный голос последнюю песню на отцовский пропой невесты:

Заиграла в непогодушку волна,

Заневестилась молодушка одна…

Он, засватана, сговорена она,

По охоте, доброй воле отдана!..

За волной, волной от лодочки волна,

За подруженькой подружка от окна.

Ой, да воля, воля девичья вольна,

Ой, да доля, доля бабья солона!..

Не круши души, чужая сторона,

Не топи, волна, на донушко челна,

Не пролей ты да не выплесни вина!

- Пей, Спиридон Емельяныч, пей! - поклонилась Ульяна.

Спиридон поднял деревянную птицу к губам и потянул через крыло, только на донышке оставил.

- Батюшка! - испуганно шепнула Маша, видя впервые, как Спиридон тронул хмельное, но Спиридон и не взглянул на Машу, передал он пиво Акиму и осмотрел стол чудными глазами: