Черный передел. Книга I - Анатолий Баюканский

– Начинаются семейные сцены разведенных? – фыркнула Галина Ивановна. – Это по меньшей мере странно. – Откуда было знать Русичу, что своей фразой он попал в самое больное место. Конечно, не было достаточных оснований для поездки в Турцию, сама пришла к такому выводу, но… Разинков. Попробуй-ка, встань начальнику поперек дороги. Да и Алексей хорош… Мчалась к нему как угорелая, волновалась и нарвалась на знакомые нравоучения. Однако она смирила подступающий гнев. – И кто бы мог предположить, что найдется негодяй, который поднимет на тебя руку? Возможно, просто бандит обознался? – Она искренне была убеждена, что произошла роковая случайность. Кому нужен этот увалень? Для него борьба с бракоделами – единственный свет в окошке. Хотя… Если пофантазировать, то многое приходит на ум.

– Нет, это не случайность. Мне, врачи говорят, подфартило. Бил неизвестный острозаточенной отверткой, а это страшнее, чем ножом, рана долго не заживает. Ничего-ничего, Русичи – люди живучие.

– Кого-нибудь задержали? Подозревают? Вообще, что говорят в милиции?

– Ищут. Упирают на то, что нападение профессиональное. Умело заметены следы, милиция осталась с носом. Вот так. – Русичу стал неприятен этот разговор, начинала ныть рана. – Да, спасибо за розы.

– Кому это ты мог встать поперек дороги? – Галина Ивановна не захотела менять тему разговора. – Нападение без цели не бывает. Грабеж? У тебя были с собой деньги?

– Рублей семь.

– Грабеж отпадает. А что если это месть, а? – Галина Ивановна наклонилась к лицу Русича.

– Извини, ты, наверное, перегрелась на турецком солнце, – грубовато отпарировал Русич. – Врагов у меня, конечно, много, но не среди преступного мира.

– А ты получше раскинь мозгами, – так же резко ответила женщина. – Ну, выздоравливай. Я еще тебя навещу… И подумай над моими словами. – Она поправила одеяло. – Выздоравливай, звони. Чао!..

Проводив Галину Ивановну, Русич закрыл глаза. Он очень устал от разговора. Да и о чем она толковала? О ерунде. «Месть… Кто может мне мстить? За что? За водолаза? Глупо. Я косвенный виновник. За отказ подписать акт? Еще глупее. Нужно быть круглым идиотом, чтобы пойти на „мокрое“ дело из-за обычных заводских неурядиц. Однако сам по себе и прыщик не вскочит». Русич попытался снова мысленно воспроизвести, что произошло в полутемном подъезде. Во дворе тускло светил фонарь. Когда его ударили, он успел повернуться, прежде чем упал. Лицо нападающего. Вроде бы совсем недавно он где-то видел похожий профиль. Плечо, выдвинутое чуть вперед, сутуловатая фигура. От напряжения заболела голова, и Русич невольно потер затылок. Стоп! Если он не ошибается, если правильно рассудил, то… Точно, все вспомнилось разом. Шла ночная смена. В сборочном цехе он, помнится, толковал с неизвестно как попавшим в цех завскладом Пантюхиным. Почему-то он тогда не взял в толк, каким образом этот подозрительный завскладом оказался ночью в цехе. Хотя… с какой стати Пантюхину нападать на него в темном подъезде? Нет ничего страшнее, чем возвести на человека напраслину.

Алексей Русич устало откинулся на подушку, расслабился, обвел глазами изученную до мелочей обстановку больничной палаты, закрыл глаза и стал думать о том, как будет жить дальше, после выхода из больницы…

Всякий раз перед тем, как начать приводить в исполнение очередную акцию, мнимый писатель Павел Эдуардович Субботин, агент всемирной Ассоциации, проделывал несколько почти ритуальных действ. Первым из них было прочтение вдохновляющих его строк. Словно драгоценный талисман, он доставал с полки объемистую книгу в золоченом переплете, открывал на странице с закладкой, отключал радио, телевизор, плотно задвигал шторы на окнах, проверял двери, затем садился на диван и, полностью от всего отрешаясь, принимался перечитывать пророческие строки, каждая из которых была преисполнена для него великого смысла: «Он придет в таком образе, чтобы прельстить всех: придет смиренный, кроткий, ненавистник неправды, отвращающий идолов, предпочитающий благочестие, добрый, нищелюбивый, в высокой степени благообразный, постоянный, ко всем ласковый… Он примет все меры, чтобы всем угодить, чтобы в очень скором времени полюбил его народ, не будет брать даров, говорить гневно, показывать хмурого вида, но благочинной наружностью станет обольщать мир, пока не воцарится…»

«Поистине на сей раз прав святой Ефрем Сирин, – подумал Субботин, закрывая книгу. – Действительно, даже Библия не отрицает, что Он придет и обязательно воцарится. Ясно, что будет с землей и ее жителями после воцарения Всевышнего. Черные силы победят светлые. Разве это плохо? Кто это вдруг придумал, что белый цвет святее черного? Чепуха! Разве, в конечном счете, не ждет любого из людей вечная чернота? Они равнозначны: черный и белый. Есть белый день и темная ночь. Есть белый хлеб и черный хлеб. Есть черная душа – заполненная до отказа, и есть душа белая – сплошная пустота. Люди мыслят стереотипами, штампами. И Библия гнет свою линию. А ведь стоит поразмыслить над одним главным тезисом всей божественной истории: если бы Бог и впрямь был сильнее Люцифера, то он давным-давно бы одержал верх, и вечная борьба за людские души давно бы прекратилась».

Субботин все время словно старался убедить самого себя в правоте того дела, которому служил. И еще. Читая и перечитывая Сирина, он старался отогнать пугающие мысли. Но он верил и в пророчество Библии, где говорилось: «Не заботьтесь, что будете говорить и что делать в нужную минуту. Дух святой подскажет вам». И еще Субботин отлично знал, что опасная акция, совершить которую поручил ему Высший Совет Ассоциации, мало общего имеет со всесветскими целями и идеями организации, а преследует либо коммерческие, либо политические цели. Ему предстояло организовать взрыв в единственном в мире кислородно-конвертерном комплексе, о котором в это время говорил весь металлургический мир. Именно здесь, наконец-то, сбылась вековая мечта людей огненной профессии – объединить в единый технологический процесс выплавку и непрерывную разливку миллионов тонн стали. Честно говоря, в душе Субботин не одобрял этой акции, от нее дурно пахло. И разгадка, в общем-то, лежала на поверхности. Наверняка появление чудо-комплекса в России не устраивало владельцев сотен фирм и предприятий, производящих изложницы, в которые по старинке разливали сталь в большинстве стран мира. Проштудировав ряд трудов по черной металлургии, Субботин пришел к выводу: пуск русского комплекса ударит по карману многих на Западе. Полетят в тартарары все прежние технологические процессы. Словом, русские спутали Западу карты. Пригласивший его на беседу в Москву резидент Ассоциации генерал Ухтомский представил своего собеседника – специалиста по черной металлургии, носящего французскую фамилию. И тот добросовестно и откровенно объяснил задачу: «Крайне необходимо если не взорвать комплекс до основания, то порушить его, тем самым посеять сомнение у зарубежных коллег, которые устремились в Старососненск, чтобы собственными глазами увидеть „новый русский спутник“. Если не охладить их пыл, то Советский Союз начнет продавать лицензии на новейшую технологию, и тогда…».

«Солдату рассуждать не положено, – успокоил себя Субботин. – Наше дело – выполнять приказы». И со свойственной ему скрупулезностью принялся готовить взрыв комплекса, до мелочей изучать ситуацию, шлифовать детали. К своему удивлению, Субботин очень скоро убедился, что на металлургическом комбинате, как и на любом заводе, для этой акции существуют самые благоприятные условия. Так, к примеру, здесь есть главные проходные, где строго следят за каждой проходящей автомашиной, строгие вахтеры требуют пропуска у рабочих, а в сотне метров от этих проходных, в покосившихся заборах, существуют дыры, сквозь которые сплошным потоком идут автомашины с «левым» грузом, работяги, возвращаясь со смены, обязательно выносят что попало под руку – банки с краской, куски оцинкованного металла, провод, растворители и тысячи иных мелочей. Подъездные пути к главным цехам вообще не охраняются, тут слоняются мелкие воришки, пьяницы и просто бомжи.

Акциями такого крупного масштаба Субботину еще не доводилось заниматься, поэтому он, отложив в сторону прочие дела, принялся осуществлять первое серьезное задание Ассоциации в России. И на сей раз не изменил своему правилу опытного агента: прежде чем нажимать на кнопки, нужно было увидеть поле боя собственными глазами.

Обследовав подъездные пути, разведав подходы и ответвления, Субботин в понедельник переоделся в робу, накинул на плечи брезентовую куртку, купленную на барахолке, вошел в переполненный по утрам трамвай под номером два, втиснулся в разноголосую толпу. Сам кислородно-конвертерный комплекс, который он увидел впервые, поразил Субботина. Множество рядов производственных зданий, асфальтированные дороги, обсаженные фруктовыми деревьями, розариями, но больше всего поразило Субботина то, что проезды между участками цехов носили названия улиц и проспектов, по ним сплошным потоком двигались тяжелогруженые, изрыгающие густые выхлопы автомашины. Весь этот поток машин останавливался перед полосатыми шлагбаумами, пропуская большегрузные железнодорожные составы, так называемые «вертушки», они также были гружены рулонами автолиста и ходили, как выяснил Субботин, по кольцевому маршруту: Старососненск – Волжский. Еще раньше агент Ассоциации сумел легко вычислить, что каждые сутки через пятнадцать железнодорожных станций комбината проходит более тысячи эшелонов. Такой размах Субботин даже не мог представить. И по сравнению с этим огнедышащим гигантом вся задуманная далеко отсюда опасная акция показалась ему вдруг мелкой и ничтожной.