Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт - Фаня Шифман

Моти покраснел и отвернулся, Рути тоже вздрогнула. "Как?!.. – вскинулся Моти. – Моей девочке угрожает опасность?" – "Сейчас – нет. Есть защита, и пока она работает. Кстати, девочка ничего не знает о вашей болезни… Так, наверно, лучше – для её же безопасности… А теперь – самое главное: до вечера вам необходимо продержаться без приступов… – и Хели полушутливо погрозила Моти пальцем, ласково улыбнувшись. – Мы попытаемся вас потихоньку перевести отсюда: не стоит вам сейчас лежать в этой городской больнице. Со дня на день может выйти приказ по больнице, чтобы все непростые случаи перевели на 3 этаж. Понимаете? Учтите, гвирти: если придут, прикажут везти его на обследование, как угодно… но не отпускайте. Не думаю, что они смогут это сделать без вашего согласия, даже если бы больного держали за… э-э-э… недееспособного… Лучше спать, или прикинуться спящим – тогда, может, не тронут. Что хотите, делайте, но не давайте его увезти! Это очень важно!" Рути подняла глаза на Хели и, изо всех сил сдерживая волнение, пробормотала: "О, как мы вам благодарны! Моему мужу так важно было узнать, что наша девочка… беседер…" – "Да, они друг о друге заботятся. Словом, дождитесь вечера… Мы придём с моим женихом и его друзьями",

– Хели улыбнулась и, помахав супругам рукой, вышла и осторожно прикрыла дверь.

Когда дверь за Хели закрылась, Рути молча посмотрела на мужа, прошептала: "Ну, вот, видишь…" – и вдруг осеклась: она увидела, что глаза Моти наполнились слезами, он тут же отвернулся, зарылся лицом в подушку. Рути испугалась: "Что ты, Мотеле! Нельзя так! Тебе нужен воздух! Не зарывайся! Открой лицо. Никого же нет!" Моти послушно лёг на спину, закрыл глаза. По щекам текли слёзы, а Рути вытирала ему щёки и глаза и приговаривала: "Ничего, дорогой, ничего… Всё будет хорошо…

Ты болен, но ты поправишься… Вечером эта милая докторша поможет нам… может, наконец-то, сможем домой вернуться…" "Она ничего не сказала нам о наших мальчиках…" – "Ну, я с нею поговорю…

Наверно, не знает…" – "Как же так… они-то знают, что я болен, знают, где я…" – "Они же на службе, командиры… дубонов, может, их не отпускают в увольнение".

– "Позор: мои сыновья – дубоны!.. За что нам такое?.." – "Успокойся, дорогой, успокойся…" – Рути взяла руку мужа в свою и гладила её, пока он не успокоился и не уснул.

Визит сыновей За окном смеркалось. Рути устало прикрыла глаза, Моти лежал, глядя по сторонам, повернулся, лёг на бок, глядя на слепящие золотисто-лиловатыми бликами заходящего солнца окна здания напротив.

За дверью внезапно раздались громкие голоса. Рути вздрогнула и проснулась: "Что это! Мотеле! Ты беседер?" – "Да, я беседер. Но что там за шум? Может, эта милая доктор?.." – но не успел ничего добавить. Рути едва успела шепнуть: "Закрой глаза… Ты спишь…" Дверь со стуком распахнулась, и на пороге появились… близнецы Галь и Гай. Но в каком виде! – грязные, рваные рубашки непонятного, какого-то бурого оттенка стоят колом, чем-то непонятным заляпаны джинсы, их дорогие, шикарные кроссовки порваны. Волосы висят нечесаными тусклыми прядями непонятного цвета, словно бы свалялись, как грязная шерсть. Огромные серые глаза не сверкают льдом и сталью, а бегают по сторонам. Ни колечка, ни колокольчика на лице и на ушах, на щеках у Галя свежие царапины, у Гая уши распухшие, бесформенные, темно-лилового цвета…

Они бросились к кровати, на которой привстал на локоть в изумлении и испуге отец, толкаясь, попытались схватить его за руку: "Папа! Прости, папа! Мы пришли!.." – "Ну-ну-ну… Я простил… Всё хорошо… Я очень рад… Здорово, что пришли…" – слабо улыбнулся Моти, а по щеке скатилась слеза. Он не отрываясь глядел на усевшихся прямо на пол возле его кровати сыновей, неловко поглаживая их плечи и жёсткие, нечистые волосы. Рути отстранилась немного и вдруг спросила: "Что с вами такое? Что за вид? Что с вами случилось? Почему вы такие растрёпанные, грязные? Гай, что у тебя с ушами?" – "Ой, маманька, дорогая, ты не представляешь, что нам пришлось пережить! – со слезами в голосе заговорил Галь. – В общем-то, наша служба оказалась гораздо тяжелее, чем мы предполагали, чем Тимми нам расписывал, когда устраивал нас туда. Он же нам расписал море удовольствия, почёт, уважение. Шутка ли? Дубоны! Привилегированный отряд, охрана Зоны и шомроши у глав фанфаризаторов! А если важный визит… ну, вроде Клима Мазикина, или – представляешь? – Бизона Хэрпанса! Мы, собственно, ожидали прибытия Кулло Здоннерса на церемонию открытия уже полностью сформированной "Цедефошрии"…

Такие были репетиции? Такие маршировки отрабатывали! Кайф!!! – воскликнул Галь.

– Мы же – особые части дубонов-шомрошей для охраны "Цедефошрии"! Сначала была охрана Забора! Ну, вы же помните! А специальная ночная охрана, когда начали формировать ракушку!.. Это что-то особенное! Зрелище – супер! Ты бы видела, как это было здорово!" Гай немного оживился, перестал теребить уши и подхватил восторженным фальцетом: "Совершенно потрясающе! – и всё под космические пассажи Ад-Малека!" Галь строго глянул на брата и продолжал: "А наутро и нас чествовали как победителей! Ну, вы должны помнить…" Моти вздохнул и отпустил плечи сыновей, откинувшись на подушку.

Близнецы не замечали реакции отца и захлёбываясь продолжали наперебой (в основном, как всегда, говорил Галь): "В общем, вы понимаете, сначала всё было тип-топ. Наверно, слышали? Мы с братом, под руководством Тимми, конечно, организовали сеть домашних кружков. И не только в Далете, были кружки и в Бете, и в Алефе, до Зайна дошли! Только в Юд-Гимеле не было, да им и не надо! Они ещё до этого должны дорасти! Мы к этому тоже причастны, к приобщению их к прогрессу!" – "Да уж, видели…" – "Да ладно, мам… Не надо о грустном… Проехали". Галь с воодушевлением продолжал: "Нам помогали все члены нашего клуба. Смадар и Далья очень помогли. О, какие у нас девочки! Вы же с daddy видели!" – "Видели…

Правда, они нам не очень понравились. Наверно, мы устарели, не способны понять, как это – так себя вести при хозяевах дома… Но мы тактично молчали…" – "Ещё бы! Для этого вы оказались современными и воспитанными… – усмехнулся Галь, неловко погладив отца по руке. – Зато нам наши подруги очень нравятся! А какие ласковые, какие послушные!.." Неожиданно для матери Галь шмыгнул носом, глаза его покраснели и повлажнели. Рути удивлённо уставилась на сына, он отвернулся и глухо заговорил: "Но мы не об этом хотели говорить?" – "Да, вы, кажется, действительно несколько увлеклись… у постели больного отца…" – обронила холодновато Рути, но Галь, не обратив внимания, продолжил своё сбивчивое повествование: "А потом… Что-то вызвало… э-э-э… какую-то непонятную ярость у наших покровителей!.. – Галь понурился и жалобно посмотрел сначала на отца, потом на мать: – Нам кажется, это всё из-за нашей сестры! Она связалась с преступниками, которые…" – "Нет, сыночка, наша Ширли не может связаться с преступниками!" – воскликнула Рути. – "Но они, эти её хаверим-антистримеры, даже сейчас хотят своими мультишофарами разрушить нашу "Цедефошрию"! Преступники и есть! Сами же видели на Турнире! Мы такой грандиозный комплекс соорудили! А они…