Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин - Анатолий Алексеевич Трушкин

Ночью подполз к границе, сделал страшную рожу, ка-ак выскочит… Думал, дело с концом. Но не тут-то было.

Похватали люди что под руку попало: кто вилы, кто топор, кто винтовку. Который с вилами, в лес убежал, обернулся медведем и говорит: «Ну, Гитлер, погоди!»

— Ты, дед, что-то путаешь.

— Ничего, все так и было.

— Это волк говорит: «Ну, погоди!»

— Правильно. А волк говорит: «Ну, Геббельс, — они все, гады, на «г», были, — ну, Гиммлер, Геринг, погоди! Я тебе такой мультфильм устрою, глаза на лоб полезут, сам себя казнишь!»

Вот выходит Иван в чистое поле…

— Какой Иван, дед?

— Иван — старший брат. Их много поднялось против Змея, а Иван был старший брат. Вот выходит он в чистое поле, где Змей притаился, и говорит: «Что же ты, придурок, мир с нами заключил, а сам взял да напал? За это, знаешь, что бывает? За хвост и головой об камень».

Змей пасть разинул, хотел цапнуть Ивана, но тот изловчился и сам саданул его по уху. Под Москвой. Ага! А Красная Шапочка говорит: «Молодец, Иван!»

— Откуда она-то взялась, дед?

— Я разве не сказал? Это — жена Иванова. Говорит: «Давай, Иван, дави его, гниду. И не нервничай, не переживай, у нас с Мальчиком-Пальчиком и Дюймовочкой все в порядке. Я за станком стою, Мальчик-с-Пальчик помогает мне, а Дюймовочка по дому хозяйничает».

— Дед, это из другой сказки.

— Все из этой. Второй раз саданул его Иван под Сталинградом. Зубы ему все долой, пусто-пусто сделал, глаз один прикрыл и шкуру спустил наполовину. Но еще у Змея запасные челюсти были, дело не кончилось.

Ага! Тут приплывает Золотая рыбка. Иван говорит: «Что же ты, ядрена корень?»

— Так рыбку звали?

— Да… «Ядрена корень» ее звали. «Что же ты, ядрена корень, тянешь со вторым фронтом?»

Она туда-сюда, хвостом завиляла, муть подняла, не поймешь, что к чему.

Ладно. Тут уже Орловско-Курская дуга. Змей не тот стал, но еще огнем-смрадом дышит, думает: «Подавлюсь, а Ивана проглочу».

Ага! Тут Левша заявляется, говорит: «Иван, смотри-ка, я тебе какую дубину изготовил». Смотрит Иван: и правда, дубина на удивление, увесистая, удобная, с набалдашником. Взял он эту дубину, размахнулся да ка-ак хряснет змея! У того хребет-то и наружу. «Что, гад?! Еще?! На еще!!!»

— Дед, не кричи.

— Я не кричу. Погнали мы его к самой границе. Ясно, ползет Змей подыхать. Но за этим делом надо было проследить, заодно освободить кого он в темнице держал.

Добрались до змеиного логова, Иван и говорит: «Ну, сукин кот! Много ты народа погубил, много крови людской выпил, ни стариков, ни детей не жалел. Молись, ядрена корень!» Чик ему голову — и получился капут.

Иван вернулся домой, стал жить-поживать, добро наживать, а дубину в сенях поставил, чтобы в случае чего без проволочек было… Такая сказка.

— Не умеешь ты, дед, рассказывать, перепутал все на свете, и совсем не страшно получилось.

— Не страшно?.. Ну, сейчас бабушка придет, расскажет про серенького козлика, а я пойду покурю. Что-то покурить захотелось.

Галантность

У нас в городе несколько мужчин организовали кооператив «Галантность». Приходишь, делаешь заказ: «Завтра во столько-то у выхода с работы на виду у сослуживцев преподнести букет цветов». Оставляешь деньги на цветы, на преподношение и еще, — в зависимости от того, сколько он пройдет с тобой метров от проходной, — сорок копеек за каждые сто метров.

Хороший был кооператив. Даже выбрать можно было, кто преподносит: брюнет, блондин или шатен. Еще у них был ярко-рыжий, почему-то стоил сорок три копейки за каждые сто метров.

На все услуги такса была своя. Скажем, уступить место в автобусе в часы пик — шестьдесят копеек. Цветы преподнести, чтобы сослуживцы видели, — рубль двадцать. Чтобы муж видел, — четыре тридцать. Считалось, что существует риск. Хотя при наших мужьях какой и для кого может быть риск?.. Но все равно женщины заказывали с удовольствием, уж очень это романтично звучало: «Рубль двадцать плюс три десять за риск».

Ну и разные другие они услуги ввели. Знаки внимания на улице и попытка заговорить — два семьдесят за час. То же самое на английском языке — бутылка. Поднять перчатку стоило пять копеек. Сказать при всех «ангел мой», — три копейки. Я уже всего не помню.

Помню, что радости от внимания, от воспитанности наших мужчин можно было получить много. Даже можно было заказать чуткость, кто побогаче.

Разумеется, не обошлось без казусов. «Галантность» — слово забытое, многие женщины не сразу взяли в толк, что оно значит. Заказывали посидеть с детьми, постирать, приготовить обед.

Я помню, одна женщина из приезжих умоляла до стать ей три пары колгот. Когда ей объяснили, что галантность у нас— это когда за определенную плату брюнет может при всех преподнести ей ею же купленные колготы, она чуть с ума не сошла. Потом сказала:

— Тогда пусть и он мне заранее даст деньги, которые я ему заплачу.

Святая наивность.

Многие обходили кооператив, полагая, что галантность как-то связана со СПИДом. Другие, наоборот, считали ее филиалом фирмы «Заря». Однако все вскоре утряслось, объяснилось, встало на свои места, и начался золотой век кооператива.

Неудовлетворенная жажда мужской преданности, поклонения начала искать выход.

Стали заказывать серенады… Но каждый раз на балконы выбегали все женщины, какие в этот момент оказывались дома, и дети, и старухи, и каждая делала вид, что поют для нее. Поэтому от этого вида услуг пришлось отказаться.

Было заказано три попытки самоубийства от неразделенной любви. Театры и стадионы в эти дни пустовали, метро работало только на выход, движение транспорта ограничивалось — все напоминало народное гулянье.

Но и от этого вида услуг пришлось отказаться, так как третья попытка самоубийства оказалась удачной.

Агент, как и было условлено в договоре, поцеловал фотографию заказчицы, сорвал с шеи галстук, крикнул:

— Гори, гори, моя звезда!

И прыгнул с моста, но перед этим не посмотрел вниз, а то бы увидел, что под мостом проходила баржа.

Апофеозом всего явилась дуэль. Редчайшее зрелище сегодня. Люди съехались из соседних городов, из окрестных деревень. В большинстве, естественно, женщины. 11о ждать пришлось долго. Выяснилось, что стрелять в наше время можно лишь из охотничьих ружей и в строго определенное время. До открытия сезона оставался месяц. Народ месяц не расходился. Наконец каждый из претендентов на руку и сердце выкупил лицензию на отстрел крупного рогатого зверя, и они сошлись.

Женщина-заказчица должна была