Воздушный казак Вердена - Юрий Гальперин

— Петр Николаевич, позвольте считать вас моим крестным.

— Неужели уговорил? — обрадовался Нестеров.

— Вернусь в часть и сразу рапорт, в Гатчину буду проситься. Вы… верите, что смогу летать? Хорошо летать?..

— Вне всякого сомнения!.. Такие, как вы, нужны авиации. Ведь у нас знаете, сколько механических летунов — только за ручку держаться могут, вот потому и катастрофы, нелепые поломки… Это от лености ума, от спесивости барской выдумали какую-то «летную интуицию»! Знания нужны, культура, а с вашим образованием, живостью ума…

— Петр Николаевич, дорогой… не увлекайтесь.

— Я ничуть не преувеличиваю. Кстати, мой младший брат Миша тоже подал рапорт, будете, возможно, коллегами по школе. К сожалению, учат еще по-прежнему, осторожничают. Правда, не все инструкторы, есть и посмелее. Например, мой большой приятель поручик Кованько.

И снова разговор свернул на практику полетов. Нестеров стал объяснять Крутеню сущность своих взглядов, с огорчением подтвердил, что военным летчикам запрещено выполнять его петлю.

— Они считают это «цирковым номером», какое нелепое заблуждение!

— Вот когда я выполню мертвую петлю, тогда сочту, что имею право называть себя летчиком… Но до этого…

— Дай вам бог поскорее…

… С тех пор Крутень ни разу не раскаялся в своем решении перейти в авиаторы. Аэроплан осваивал очень легко, в воздухе чувствовал себя совершенно раскованным, радовался, что попал в группу Кованько, которого так уважительно рекомендовал Нестеров.

Еще зимой, когда они занимались в классах теорией, изучали самолет и мотор, Крутень, собрав вырезки из газет, объяснял всю необычность последнего перелета Нестерова из Киева в Одессу:

— Понимаете, ведь запас горючего у «ньюпора» всего на три часа, скорость — сто километров, а Нестеров пролетел без посадки не триста, а четыреста пятьдесят километров! Даже больше немного!

— Что-то в этих сообщениях не так, — продолжал сомневаться один из слушателей, — журналистам верить нельзя.

— В том-то и сила, что Нестеров ветер использовал. Мы боимся летать при сильном ветре, а он все заранее рассчитал. Попутный ветер его и донес… Вот, вы не читали, наверное, а тут сказано, что «скорость ветра была около двадцати метров в секунду».

— Как его не разбило при взлете?..

Такие споры возникали часто, а когда начинали летать, получали первые навыки, то уже мечтали достичь совершенства Нестерова.

Вечером 24 мая 1914 года в воскресный день, когда в школе почти никого не было, дежурный да еще несколько офицеров услышали знакомый рокот мотора и выбежали на улицу.

Сделав над Гатчиной круг, неведомый «ньюпор» зашел на посадку и плавно приземлился.

— Кто бы это мог быть? — спрашивали друг у друга офицеры, бежавшие к нежданному гостю.

Из двухместного самолета вышли двое. В летчике тут же узнали самого штабс-капитана Нестерова. Вторым был его механик, унтер-офицер Нелидов.

— Откуда вы? Почему не дали телеграмму?

— И так поздно…

— Я, господа, сегодня утром вылетел из Киева, да вот чуть задержался в пути.

— Из Киева? Сегодня?! — Офицеры были потрясены.

— Это же рекорд, Петр Николаевич!

— Спасибо, спасибо, господа! Никто не видел брата, его здесь нет?

— Мы пошлем сейчас за ним, он ведь в Соколове живет.

— Я знаю, спасибо…

Этот перелет и в самом деле был всероссийским рекордом. Даже сразу двумя: самый дальний перелет в течение одного дня и самый продолжительный полет с пассажиром.

Уже утром журналисты примчались в Гатчину. Расспрашивая Нестерова о подробностях полета, многие удивлялись: отчего никто не был предупрежден?

Нестеров не назвал истинной причины своего внезапного появления. При всей своей серьезности он не был лишен и здорового честолюбия. Ему хотелось произвести эффект, если все получится, и не уронить своего авторитета в случае неудачи.

Была еще одна причина, в силу которой прилетел он именно в эти дни.

Буквально накануне приехавший в Петербург знаменитый французский летчик Пегу демонстрировал свои полеты. Кроме множества фигур высшего пилотажа, он в течение часа выполнил 37 мертвых петель.

Это был человек удивительной смелости и летного таланта. О нем впервые заговорили еще в 1913 году. Началось же все так: Луи Блерио обратил внимание, как трудно гидросамолету взлетать и садиться на волнах. Летчик-конструктор нашел выход — придумал и поставил под кабиной вилку с автоматическим захватом. При взлете гидросамолет подвешивался на стальной горизонтальный трос, натянутый над водой, и, скользя по нему, отрывался, набрав необходимую скорость. При посадке нужно было пролететь под тросом и зацепиться за него вилкой.

Взлететь на заранее подвешенном самолете не такая уж сложность, а вот зацепиться за трос снизу на летящем аэроплане?!

Кто возьмется за такой эксперимент?

Взялся молодой пилот авиазавода Блерио в Бюке малоизвестный Адольф Пегу.

9 августа он взлетел с троса, вернулся и с первого раза зацепился за него вилкой, и вот уже гидроплан спокойно повис над водой.

Полет этот вошел в историю, но больше не повторялся, слишком опасным увиделся он наблюдателям и самому конструктору.

19 августа Пегу произвел еще более рискованный опыт. Поднявшись на «блерио» до высоты 800 метров, он выключил мотор и… выбросился за борт с парашютом, специально созданным для применения на аэроплане!

И этот опыт удался блестяще. Неожиданно он ознаменовался еще одной сенсацией: самолет Пегу, оставшись без пилота, сначала пошел носом вниз, затем сам выровнялся в воздухе, плавно спланировал на землю и благополучно сел!..

Пегу не успокоился. Наблюдая за поведением брошенного им самолета, он задумал пролететь вверх колесами; аппарат был близок к такому положению, надо было только ему помочь. Теперь уже Пегу ставит в кабину привязные ремни, которых тогда еще не существовало. Залезает в кабину моноплана, заранее перевернутого в ангаре вверх колесами, висит на ремнях вниз головой. Держат. Теперь можно в полет.

Разогнав на пикировании самолет, Пегу выворачивает его вверх колесами и возвращает в нормальное положение, выполнив, по существу, полупетлю, еще не подозревая, что можно ее замкнуть. Это сделает наш Нестеров.

О мастерстве француза справедливо писали газеты, но вот почему, еще предваряя выступление Пегу в России, его называли «отцом знаменитой мертвой петли»?

Казалось, этот давний спор уже был разрешен заявлением самого Пегу, что он повторил петлю Нестерова и признает его приоритет. А тут снова подлили масла в огонь газетчики, что оскорбило Нестерова и его друзей.