Психология личности. Культурно-историческое понимание развития человека - Александр Асмолов

В психологии предпринималось немало усилий, чтобы человек очутился в «мире необработанного опыта». Благодаря специальным процедурам, например методической процедуре аналитической интроспекции , предметы изымались из мира общественно-исторического опыта, освобождались от значений. Если, например, испытуемые после специальной тренировки входили в «мир необработанного опыта», то они обучались вместо «дороги» видеть «две прямые линии», вместо слова «мама» слышать набор незнакомых звуков и т. п. Предполагалось, что человек наконец окажется в реальном «физическом мире», который вызывает «чистые ощущения». Логика подобных исследований неоднократно подвергалась критике в психологии за искусственность процедур анализа, помещение человека в неестественную обстановку. При этом, однако, упускалось из виду, что «мир необработанного опыта» – это совсем не физическая среда обитания человека, а та открытая наукой на данный момент их истории реальность, которая считается «физической средой».

В.И. Вернадский называл научную деятельность человечества тем геологическим фактором, который приводит к возникновению ноосферы. В ноосфере и обитают многочисленные «лабораторные миры», «искусственные среды», «абстрактное время и пространство», открытые наукой, а потом принятые за «реальность», подчиняющуюся универсальным законам. Один из американских исследователей психологии развития – Дж. Бруннер озаглавил свою книгу «За пределами непосредственной информации», выпукло отразив стремление психологов выйти за пределы «мира стимулов» и заглянуть в мир культуры и мотивации личности. В действительности же книгу об истории многих психологических течений – бихевиоризма, интроспективной психологии, психофизиологии, когнитивной психологии, психолингвистики Н. Хомского – можно было бы озаглавить « За пределами мира человека ».

За пределами мира человека открывают «искусственные миры», которые конструируются в соответствии с представлениями науки и культуры конкретно-исторической эпохи.

В «башне молчания» И.П. Павлова или «проблемной клетке» бихевиористов человек начинает реагировать на стимулы, причем иногда по ряду параметров быстрее или медленнее, чем крыса или собака.

Психоаналитик, проработавший много часов с лежащим на кушетке пациентом, в конце концов заставит его поверить, что он всю жизнь ненавидел свою жену или же бессознательно хотел смерти собственного отца из-за того, что отец был «барьером» на пути его детского либидозного влечения к матери.

«Искусственные миры», неявно выдаваемые за особенности образа жизни в данном обществе или оправдываемые действительно необходимой аналитической стратегией экспериментатора, приводят к возникновению не только «психологических миров», «физической среды», «биологической среды», но и в не меньшей степени к «искусственным мирам» культуры.

«Человеческое существо живет не в одном только объективном мире, не в одном только мире социальной деятельности, как это обычно считается. В значительной степени человек находится во власти конкретного языка, являющегося для данного общества средством выражения. Было бы заблуждением считать, что человек приспосабливается к действительности абсолютно без участия языка.

На самом же деле “реальный мир” в большей степени строится бессознательно на основе языковых норм данной группы. Мы видим, слышим и воспринимаем действительность так, а не иначе, в значительной мере потому, что языковые нормы нашего общества предрасполагают к определенному выбору интерпретации» [73] .

Эти строки известного лингвиста Э. Сепира не только представляют собой предельное выражение гипотезы « лингвистического детерминизма » в объяснении поведения и познания личности, но и символизируют помещение человека в новый «искусственный мир» – «мир языка». Основой образа жизни человека становится язык, который и представляет собой, по Сепиру, человеческую среду. Позднее французский психоаналитик Ж. Лакан определит человека как «говорящее существо», появятся идеи Л. фон Берталанфи о «символическом существе». С развитием современной семиотики культура начинает интерпретироваться как « текст » , а человек – как « знаковое » или « психосемантическое » существо. Из реального влияния языка на развитие познания и личности делаются абсолютизирующие роль языка выводы о том, что человек живет в «мире языка».

Гипертрофия культуры может привести и к тому, что « среда » обернется « миром безличных социальных норм », которые подчиняют социальным шаблонам антропологические характеристики разных индивидов, их природные мотивы и потребности. «Культурные модели предстают перед индивидом как готовое платье: они приблизительно соответствуют мерке его требований, но не идут ему по-настоящему до тех пор, пока они не уменьшены здесь и не распущены там. Так же как костюмы, реальные модели имеют границы, в которых возможны подобные модификации, но обычно эти границы достаточно широки для обеспечения всякой случайности, кроме значительного отклонения от нормы» [74] – так характеризует соотношение общества и индивида культурный антрополог Р. Линтон. Мир культуры уподобляется Р. Линтоном дому готовых моделей, подгоняемых под биологическую фигуру индивида.

Из реальных фактов существования социальных норм в «мире человека» исследователь, оказавшийся под влиянием схем двухфакторной детерминации развития личности, вынужден сделать выводы о существовании двух изолированных миров – «мира социальных норм», присущего некоей типичной личности в данной культуре («базовой личности»), и «психофизиологического мира» индивида, от индивидуальных естественных особенностей которого зависит в незначительной степени адаптация к этим социальным нормам.

При анализе «искусственных миров», подчиняющихся неизменным законам классической науки, складывается поразительное впечатление, что многие исследователи психологии личности во что бы то ни стало пытаются вместить изучение личности в рамки обезличенной рациональной науки, в то время как некоторые современные химики и математики, например И. Пригожин, H.H. Моисеев, восстают против дегуманизированного мира ньютоновской рациональности. Символом рациональности, мирового порядка часто служили часы: «Часы – механизм, управляемый рациональностью, которая лежит вне его, планом, которому слепо следуют внутренние детали. Мировые часы – метафора, наводящая на мысль о боге-часовщике, рациональном вседержателе, управляющем природой, послушно выполняющей его указания наподобие робота» [75] . И. Пригожин показывает, что взгляды, использующие идеал рациональности на мир как на мир-автомат и на мир, подчиненный богу, сходятся: автомату необходим бог. Именно принятие рациональной картины природы и общества, мира универсальных законов равновесия и порядка сближает характеристики «искусственных миров», в которых любые индивидуальные проявления жизни человека подчинены принципу гомеостаза.

Гомеостатическая модель развития психики человека. За схемами двухфакторной детерминации развития личности стоит гомеостатическая модель, выводящая любые проявления активности организма в ходе эволюции из стремления к достижению равновесия. Именно эта модель была исходной для психоанализа З. Фрейда, его метапсихологических построений. Впоследствии на гомеостатическую модель опиралось большинство теорий психического развития человека, в том числе и теория швейцарской школы генетической психологии Ж. Пиаже , по праву получившей мировую известность. Ж. Пиаже провел скрупулезный анализ разных вариантов гомеостатических объяснений эволюции в биологии и психологии, рассматривающих процесс взаимоотношения организма со средой.

По мнению Ж. Пиаже, могут быть выделены неэволюционистские и эволюционистские подходы к пониманию адаптации. К числу самых распространенных неэволюционистских подходов относится преформизм , сводящий адаптацию к актуализации изначально заложенных в организм наследственных структур и, по сути, нивелирующий роль внешней среды в процессе эволюции. Среди эволюционистских взглядов на взаимоотношение организма и среды Ж. Пиаже выделил три варианта: а) объяснение адаптивных изменений организма исключительно влиянием среды (ламаркизм); б) объяснение адаптации эндогенными внутренними мутациями с последующим отбором; в) объяснение адаптации прогрессирующим влиянием внешних и внутренних факторов. Свою теорию познавательного развития Ж. Пиаже относит к третьему варианту – к концепции двухфакторной детерминации познавательного развития ребенка.