Отнимать и подглядывать - Денис Драгунский

О таких мелочах, как тематические подборки рассказов по требованию читателя, я и не говорю.

О возможностях и перспективах интерактивной литературы надо говорить отдельно, это большая и совершенно особая тема.

Я вот о чем. Закачав в букридер ту же «Войну и мир», мы сможем прочитать не только роман целиком. Сможем не только найти в романе любимые наши места. Не только читать «войну отдельно, мир отдельно», не только изучать трактат Льва Толстого о философии истории. Мы сможем еще прочитать рассказ «Дуэль» (о Долохове), «Нога» (жизнь и смерть Анатоля Курагина), «Мадагаскар» (о девочке Наташе Ростовой) и еще два десятка других. Повести «Пьер Безухов», «Соня», «Бедная Лёля» (об Элен Курагиной), «Семья Ростовых». А также романы «Князь Андрей» и «1812 год».

Думаю, что так будет со всеми грандиозными романами, русскими и зарубежными. Читатели наконец-то сумеют насладиться Руссо и Прустом, Голсуорси и дю Гаром, Джойсом и Томасом Манном. И даже такими безусловно великими, но столь же малоподъемными авторами, как Ричардсон и Мэтьюрин, Канетти и Музиль. Не страшась их большого объема и «таинственной скуки», как говорила Марина Цветаева.

Поначалу это будут предустановленные версии. Но потом, когда программы извлечения информации выйдут на более высокую ступень, читатель сам сможет заказывать желаемый формат текста. Вплоть до романа «Три сестры» по одноименной пьесе Чехова или новеллы «Красное и черное» по одноименному роману Стендаля.

Означает ли это «устранение автора»? Хотя поговорить об этом очень соблазнительно, ибо количество уже сочиненных текстов таково, что хватит на много лет цитирования, переформатирования, резки и склейки, новеллизаций и романизаций.

Нет, конечно. Автор никуда не денется. Во-первых, всегда можно найти первоисточник, обнаружить, из чего склеен коллаж или нарезан салат. Во-вторых, будет цениться искусство того, кто режет и клеит лучше прочих. Ну а в третьих, всегда будут безумцы, охочие сочинять. Ваш покорный слуга сам такой.

И самое главное. Традиционная, привычная, письменная литература никуда не денется.

Как никуда не делась литература устная.

Потому что мы до сих пор перед сном говорим своим детям: «Значит, слушай. В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. У него была дочка, очень красивая. Но страшно капризная…»

Фрики, приколисты и сюрсимулянты

В отзывах читателей на одну из своих статей я увидел вот такой комментарий (стилистика автора сохранена):

«Тут дело в том, что страна 90 лет живет в монотонной “культуре”, где полностью отсутствует явление фрика. А всё у них, понимаешь ли: “А зачем серьга в ухе?”, “А почему на татуировке свастика?”, “А почему глупые книжки читаешь?” – проблема! Куда ни глянь – у советского всё “Проблема”. Полный, короче говоря, “рок-н-ролл”. Для несоветского человека – это просто “крути-верти”. Почему у какого-то человека ирокез? Да не почему. Он фрик. И лишь советский во фриках ищет какой-то “месседж”, или пытается найти какие-то вербализуемые, переводимые на советский язык, с языка фрика, резоны».

В материале «Часкора» – это было «Открытое письмо в дирекцию издательства “ЭКСМО”» – речь шла о сталинистской литературе. «Кому и зачем она нужна?» – спрашивали подписанты, и автор этих строк в том числе.

Читатель считает, что нельзя ставить так вопрос. Что подобные вопросы – это тупая и безнадежная совковая дурь, воспитанная десятилетиями несвободы. Читатель уверен, что сталинисты – так же как рок-н-рольщики или панки с ирокезами – просто «фрики». «Фрик» по-английски «чудак, чудик, эксцентрик» (а также «сумасшедший, урод, наркоман, извращенец», но это неважно, это я для филологической точности).

Итак, есть чудаки-фрики, которым глупо задавать вопрос «почему?» и тем более «зачем?».

А нипочему! А просто так! А для прикола!

Я не самый большой поклонник советского единомыслия. Но мне эта «фрико-приколистская» точка зрения кажется смешной и наивной. Хотя она очень популярна, очень распространена и носит даже некий, что ли, протестный характер. Вроде того что вот, мол, есть тупые наследники советской идеологии, они же обыватели, филистеры, люди стандарта и мейнстрима. А есть веселые, свободные фрики-приколисты. Типа как бы даже где-то «западники».

Однако, нравится нам это или нет, угрюмые мы совки или отвязанные либералы, нам приходится признать, что люди мыслят в том числе категориями причинности. Требуют основания для слов и поступков. Знаменитый тезис Лейбница «ничего не бывает без основания» – это не какая-то высокая метафизика, а расхожий принцип повседневности. Самый распространенный вопрос после «где?» и «когда?» – «а почему?».

Собственно, вся история цивилизации – это поиск ответа на вопрос «почему». Вся человеческая наука – от астрономии до микробиологии, от истории до психоанализа – это попытка понять причины явлений и событий. Литература, театр, кино – это тоже своего рода «расследование причин».

От причинности не убежать. Даже фразы «просто так!» и «потому что фрик!» указывают на причину поступка. Точнее – на нежелание ответить (ответить словами и ответить за свое действие). На нежелание определить причину. То есть на признание того, что причина-то не самая почтенная.

Точно таким же манером ребенок или подросток говорит: «Ой, я забыл!» Но любой родитель знает, что это забывание очень избирательное. Забыл вынести мусор, забыл вымыть посуду, постирать майки, позвонить бабушке. Но не забыл купить мороженое, скачать на компьютер новую игру, позвонить девочке, сходить на дискотеку.

Если бы бедный ребенок действительно страдал синдромом внезапной забывчивости, он забывал бы вперемешку – сегодня про посуду, а завтра про дискотеку. Но где вы видели такого ребенка? Всем понятно, что означает это «забыл». То же самое «не хочу, не буду, отвяжитесь» – только чуть вежливее.

Однако мы не дети. Можно сказать – к сожалению, не дети. Нам, беднягам, приходится как-то справляться с недетским миром осознанных причин. А неосознанные – по возможности осознавать.

Несколько лет назад юный английский принц заявился на вечеринку в эсэсовском мундире. Ну или в чем-то похожем на такой мундир. Со свастикой на рукаве, с какой-то побрякушкой в виде Железного креста на груди. Были фотографии в газетах, был даже небольшой скандал. Принца защищали самым нелепым и одновременно самым эффективным способом: «Он же просто пошутил! Он же еще подросток, он не понимает всех этих взрослых политкорректных условностей. Это просто прикол! Для смеха!»

И у нас в России сравнительно недавно совсем юный сын какого-то высокого регионального начальника сделал нечто подобное. Послал своей подруге поздравление, записанное в YouTube, – где он как бы в костюме Штирлица, внедрившегося в 5-е управление РСХА. Кресты и свастики на черной униформе. Но поскольку мальчик годами и лицом совсем не похож на Вячеслава Тихонова, то опять же получился обыкновенный эсэсовец. И опять пресса, опять небольшой скандал, и опять крик: «Это же просто прикол! Шутка, понимаете?»

Понимаем. Никто не собирается наказывать английского принца и российского барчука. Погрозили им пальцем, и ладно. Мальчики больше не будут. Надо надеяться.

Интересно другое. Интересен тезис о шутке и приколе. Ведь если так уж захотелось шутить и прикалываться, то в распоряжении шутников и приколистов имеется широчайший спектр разных занимательных обличий. Английский принц мог вырядиться Генрихом VIII, а российский барчук – поручиком Ржевским. Девушкам бы понравилось. Я вовсе не собираюсь советовать юным приколистам, как им прикалываться. Я всего лишь отмечаю, что приколы у них до омерзения однообразны. И нацистская символика в этих шуточках играет не последнюю роль – вот и наш читатель написал, пародируя глупые совковые вопросы: «А почему на татуировке свастика?»

И в самом деле, почему? Почему непременно свастика или серп и молот, оформленные похожим на свастику манером? А почему, к примеру, не звезда Давида? Кстати, отчего это приколистам не пришло в голову надеть на себя лапсердак и черную шляпу, приделать пейсы и вот в таком виде прийти на вечеринку? Конечно, сторонники агрессивной политкорректности стали бы кричать, что это оскорбляет ортодоксальных иудеев и вообще это антисемитская выходка. Но такие протесты – это же ерунда и мелочь. Ведь всегда можно чистосердечно ответить: «Вы что, шуток не понимаете? Это же просто прикол!» Но вряд ли те веселые фрики, которые прикалываются с помощью свастик и Железных крестов, так уж боятся обвинений в антисемитизме. В чем же дело?

Ответ самый простой. Этим (и многим подобным приколистам) надеть лапсердак, извините за выражение, западло. А вот эсэсовский френч – не западло.

Потому что в каждой шутке есть только доля шутки. Потому что, в шутку наряжаясь в какой-то исторический костюм, шутник хоть немножко, но идентифицируется с теми, кто этот костюм носил на полном серьезе – по жизни, как говорится. О притягательности нацистской униформы написано много, и я об этом тоже писал. Но дело, очевидно, не ограничивается одной лишь эстетикой костюма. Есть масса изысканных нарядов. Но именно свастика будоражит кровь юного садиста.