Тоска по окраинам - Сопикова Анастасия Сергеевна

А он, А.М., – принц. Принц для принцессы.

Задумываясь о счастье, она вдруг ловила себя на мысли, что редкие его проблески, моменты чистой радости никак не были связаны с бесконечными любовями. Секс – да, это хорошо, но после него следовала смертная тоска, скука и даже тошнота, если любовник был случайным и надолго задерживался в квартире. Свидания, поцелуйчики, улыбочки – да, но всё это было отравлено будущим расставанием, подозрениями, тоской неизбывного одиночества. Всё всегда было недостаточным, как будто она пыталась достать до самого дна и насытиться этой их любовью и обожанием если не навсегда, то хотя бы надолго – а ей недодавали, бесконечно недодавали, и в конце концов она уходила обиженная, злая и разочарованная в очередном увлечении.

Как с мужем. С почти-бывшим-мужем. В первые месяцы их ро-ма-на он влетал к ней с охапками сирени, кидался обнимать и расцеловывать – и это было бы похоже на счастье… Но он сразу излучал свою радиацию: обзывал официанта «идиотиком», ругал подачу блюд, зачем-то рассказывал о платьях короткорукой женщины, пока они прогуливались вдоль Фонтанки, плел какую-то чудовищную ерунду и заставлял ее подлаживаться к своему тону. И это уже было отравленным, уже тогда было вредным и обреченным на провал. Потом они сидели у него на крыше, он укрывал ее своей зимней курткой и однажды, долго собираясь с духом перед этим, вдруг выпалил свое предложение: жить вместе. Но оно тут же упало в пропасть разочарования: это не сейчас, это потом, это надо снять квартиру, это ой деньги-деньги-деньги… И потом, в одну летнюю ночь, когда они гуляли, а потом долго-долго качались на качелях для двоих, он предложил ей выйти замуж – и тут же, не дожидаясь ответа, начал травить, портить, мазать дерьмом: пышных свадеб не надо, в загс нужно идти, избегая очередей, деньги-деньги-деньги…

Всюду нависали тени: крючконосая тень, луноликая тень, которая лезла во все дела, какие-то друзья и знакомые, ненавидевшие ее, настоящее зазеркалье. Отравлено было всё – с самого начала, и когда ей устроили настоящий ад – со швырянием столов и стульев, криками, истериками и тупым, мерзким, холодным отчаянием, – это было почти не больно. Нет, всё же больно, но предсказуемо. Почти терпимо.

Минутную радость приносили друзья: их теплая искренность казалась фантастическим даром, она отвыкла от того, что всё бывает просто, без двойного дна, вне зеркальной комнаты бесконечных иллюзий и отражений. Так это было хорошо, так это было просто – говорить за вином, слушать байки и комплименты, танцевать и петь в унисон, просто чувствовать рядом кого-то неопасного. Так это было хорошо – и так ужасно ее тянуло назад, в лапы почти-бывшего-мужа, утешаться в руках мучителя. Так это было притягательно, так естественно…

А.М. написывал сам – и общение быстро перехлестнуло черту дружеской болтовни. А.М. жаловался: пришлось сдать билеты в Италию, китайский вирус неведомо как пробрался и туда. «Конечно, ничего страшного в нем нет – не больше, чем грипп… Но всё равно, всё равно». Она мягко намекала, что можно приехать и сюда – с Кораблей вот-вот съедет соседка-подружка, освободится ее громадная кровать под тканевой люстрой, ну и… и достопримечательности… и вообще Saint Petersburg is a very beautiful city.

«Знаешь, милая, – писал А.М. – я слишком стар, чтобы играть в sex and the city. Но всё еще могу показать тебе его in your room». «Оу. Оу-оу», – подумала она. У них начался неловкий и, признаться честно, скучноватый флирт: она забыла половину нужных слов по-английски, он заменял их русскими, которые шли невпопад и только смешили.

Но спустя какое-то время пошло веселее: она поняла, что вообще-то всё равно, что подумает настоящий А.М., и начала играть свою роль на всю катушку; не отставал и он. Отдышавшись после очередной сессии, он неожиданно спросил: эй, так когда ты собираешься ко мне в Тбилиси?

Это скомканное приглашение застало ее врасплох. В Тбилиси она была три года назад с подругой – уже помолвленная с почти-бывшим, еще влюбленная в него и верившая, что всё всерьез. Потому даже не стала искать встречи с А.М. – узнав об этом, он помрачнел и принялся ее отчитывать. «Побывать в Грузии и не написать мне!» Она шутливо обещала исправиться.

У него впереди два месяца работы, теперь он строит дома в Батуми – а потом можно думать про Тбилиси, про Петербург, про совместный отдых где угодно. Закрыты сейчас Италия и Франция – ну и что, полно еще других стран для них двоих, от Будапешта до чинной Вены, королевства для королей.

«А что там – в Батуми?» – интересовалась она, еще не принимая приглашения А.М. всерьез. Выяснилось, что в Батуми ходит поезд-кукушечка по заснеженным тропкам, что там есть пляж и поющие под гитару красивые девочки, что рядом можно кататься на лыжах, а можно купаться в море, а дома, которые строил А.М., – они вообще для семей с детьми, рядом детские площадки и парковки для больших автомобилей. «И я всё мечтала, мечтала», – ехидно приговаривала Анастасия сама про себя, но эта сюжетная ветка уже разогналась в ее фантазии. С А.М. могли бы получиться великолепные дети – здоровые, красивые, с изящной княжеской фамилией, со всем, что им только пожелается… Такие, как А.М., никогда не бросают своих детей. Они были бы такие же забавные, насмешливые и трогательные, как он сам; а она, может быть, наконец-то смогла бы наслаждаться заплетанием кос и готовкой толстых блинчиков. Первенца назвали бы Александр, «победитель», по-грузински – Лексо; он вырос бы талантливым музыкантом или академиком, красивый гордый мальчик-грузин.

А сколько, в самом деле, стоит полететь в Тбилиси? Она прекрасно помнила прошлый визит, можно было стихи написать: лоукостер и хостел, хурма-чихиртма. За четыре дня она почти ничего не увидела: половину времени сожрала работа, еще треть – капризная идиотка-спутница. Но в целом ей понравилось и ласковое осеннее тепло, и сладкое вино, и дешевый виноград «дамские пальчики», и липкие листы из фенхеля, и узкие улочки с ленивыми носатыми котами, которые дремали прямо на бордюрах, и даже шумные туристы на фуникулере, под закат ехавшие в парк Мтацминда. Может, это как раз то, что нужно?

И вот солнце, оранжевое, как хурма, засветило в полную силу. Соседка-подружка пекла сырники, всё так же разминая вилкой банан в миске и смешивая с пресным тофу. Вдвоем они толклись на тесной кухоньке в одинаковых ночных рубашках на пуговицах, с одинаковыми же растрепанными головами.

За вьетнамским кофе и сырниками она вдруг выложила всё: про забывшегося было почти-бывшего-мужа, про «помнишь, грузинчик такой», про их веселую и пошлую донельзя переписку. «Вот видишь, – подытожила подружка, – как хорошо всё складывается». «Эту песню не задушишь, не убьешь», – кивнула Анастасия, допивая сахаристый осадок.

Они договорились встретиться после работы – пятница как-никак – сходить в кино на новый, вроде бы недурной фильм. До метро она шла, краснея, не в силах оторваться от вчерашних сообщений. В самом деле, что ли, поехать в Тбилиси?

На полпути к офису она замерла: на афишный столб натянули новую растяжку – рекламировали газету, основанную еще при царе Горохе. «Старый друг лучше», – кричала красная надпись. «Безусловно, лучше», – согласилась она и ускорила шаг.

Сознание подсовывало романтическую белиберду с ярко-желтыми тюльпанами, весенними юбками и песенками про романтическую дрожь в теплом свитере. Кое-что все-таки омрачало ее триумф – что-то вроде раскаяния перед почти-бывшим-мужем. Считается ли это изменой? Сможет ли она скрыть всё это от него в случае примирения? (Ого, да, оказывается, она ждет примирения?)

В конце концов, Анастасия не сомневалась, что за два года их смешного постылого брака почти-бывший занимался вещами и похуже. Но доказательств у нее не было – кроме едкого, противного, как комариный писк, тошнотворного ощущения предательства и беды.

Оттарабанив положенное рабочее время, в семь часов она снова вышла на Невский. Солнце уже выключили, в городе снова стало зябко и противно; быстрыми-быстрыми мелкими шажочками она добралась до кинотеатра.