Николас Бюлоф — рыцарь-дракон с тысячью лиц - Смекалин Дмитрий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда они наконец оторвались друг от друга и снова вошли в образ добропорядочных зрителей, Орлетта удивительно естественным движением взяла своего кавалера под руку и, чуть отстранившись, заглянула ему в глаза. В ее взгляде он прочитал и кокетство, и легкое самодовольство, и уверенность собственницы, однако так ли это было на самом деле, Николас уверен не был. Не сомневался только в том, что девушка довольна и им, и собой, и тем, как они провели это действие спектакля. В его же взгляде вначале доминировали вскипевшие гормоны, но скоро прорезалось беспокойство. Однако увидев, что, несмотря на все их усилия, ни макияж, ни наряд герцогини совершенно не пострадали, не смог мысленно не поаплодировать качеству дорогой косметики с магической составляющей. Профессиональный интерес позволил собрать мысли в кучку, и он попытался выделить эти заклинания, используя зоркость кэра.
Заметив это выражение сосредоточенности и восхищения, Орлетта довольно улыбнулась и наклонилась к уху кавалера.
— Замечательная пьеса, не правда ли? — прошептала она томным голосом. — Мне все понравилось…
— Ну вот, — немедленно отреагировал Николас, — а вы, герцогиня, в театр ходить боялись!
— Действительно, столько времени зря потеряла! Знаю, сама виновата. Но мы ведь все наверстаем? Правда, дорогой граф?
«Наверстывали» они и в течение оставшихся действий, и во время пешей прогулки к посольству. Брина и Митр уехали в карете, а они пошли пешком, благо недалеко, а погода стояла замечательная. Или она им такой только показалась? Накал страстей они снизили, понимая, что и так уже позволили себе немного больше, чем следовало, и заходить дальше пока не стоит. Так что в театре сумели и вкус игристого вина с конфетами и фруктами распробовать, и игру актеров обсудить, а по дороге к посольству — звездами полюбоваться. Правда, за руки они держались при этом почти все время, но целовались не чаще, чем раз в две минуты. Причем затянулся поцелуй только один раз — перед расставанием.
Никаких клятв они друг другу не давали, даже о любви не говорили, но оба были оживлены и много смеялись. И договорились завтра снова встретиться после окончания ее занятий в университете: вместе где-нибудь пообедать и еще раз в театр сходить.
Расстались они, испытывая во многом сходные чувства. Во внезапно вспыхнувшую великую любовь не верили оба. Скорее воспринимали происходящее как попытку склеить дорогую и красивую фарфоровую вазу, которую они неосторожно разбили. Вероятность того, что ваза станет как новая или даже лучше — чрезвычайно мала, но в мире, где есть магия, теоретически возможно все.
Оба испытывали благодарность друг к другу за то, что ни один из них не делал попыток выяснения отношений. Глупо качать права, когда этих прав нет вообще. Да и не время сейчас — в себе сначала бы разобраться, а потом, глядишь, и не понадобится.
Правда, проанализировать свои чувства попытался только Николас по дороге домой. Орлетта самокопанием не занималась. Но если бы она попробовала перевести бурлившие в ней эмоции на язык разума, то результат был бы очень похож на то, о чем думал молодой человек.
То, что им было так хорошо друг с другом, удивило обоих. Особенно Орлетту. Конечно, она надеялась снова раздуть пламя из угольков прежней любви в неосмотрительно отвергнутом поклоннике. Собственно, именно этого она все последнее время и добивалась. Но то, что сама при этом так сомлеет, никак не ожидала. И отпускать его у посольства, где их прощание невольно затянулось, ей не хотелось совершенно искренне. А волнующее предвкушение завтрашней встречи не покидало ее с момента расставания.
Николас ее искренность почувствовал и тоже недоумевал по этому поводу. Разумом он сильно сомневался в чувствах девушки, да и в своих совсем не был уверен. Так что это было? Их тела сами решили за них? Или все-таки души? Или вообще боги вмешались? Им-то зачем? Его ум отказывался признать (или принять), что кто-то или что-то может принимать решения за него. А может, это его подсознание так постаралось? На подсознание всегда все списать можно. Равно как и на богов. Но неприятный осадок оставался. А душа все равно пела!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Несмотря на все эти переживания, спал он как младенец.
После этого вечера начались у них частые свидания. С классическими разговорами ни о чем, перемежаемыми поцелуями. Как будто с чистого листа начали. Ведь настоящих свиданий у них раньше и не было, та злосчастная встреча в кафе под эту категорию никак не попадала, да и все последующие тоже.
Но совсем с чистого листа не получалось. Все-таки в их отношениях было что-то не так. Настроение у обоих приподнятое, гормоны играют… А доверия нет. Вроде и хорошо им друг с другом, но ожидание подвоха не рассасывается. Даже когда через неделю гуляний за ручку Орлетта пришла в лабораторию к Николасу посмотреть, как он работает, да так и осталась на ночь, ничего не изменилось. (Лаборатория у него была обычной квартирой на первом этаже, где ему и раньше ночевать доводилось, так что комната для сна, свободная от реагентов, имелась.) То есть вместе им стало еще лучше, гармония тел оказалась полной, и ни с кем другим им так хорошо никогда не было. Николас иногда себя даже ловил на том, что прямо лужей готов растечься от нежности и благодарности. Ведь уверенность в том, что не только ты всегда хочешь свою женщину, но и она тебя — дорогого стоит! И никакой симуляции желания, никаких стонов и криков, ничего громче шепота и прерывистого дыхания из их спальни не раздавалось, но не почувствовать, какое наслаждение получает твоя женщина, нельзя. И до чего же приятно знать, что не только сам удовольствие получил, но и ей не меньшее доставил…
А доверия все равно не было.
Поэтому когда он, рассматривая с нежностью ауру затихшей рядом девушки, не обнаружил никаких следов влияния на нее амулета против беременности, то даже не удивился.
Ауру Орлетты он исследовал за это время не менее внимательно и с не меньшим удовольствием, чем ее тело. Вовсе не из чувства ревности. То, что у девушки никого с того самого времени не было, он и раньше знал. Проверял иногда, не мог удержаться. Сейчас же он стремился сделать ее совершенной, подправляя малейшие дефекты, которые только по ауре и заметить можно. Прыщики, которых в принципе было совсем немного, он все еще в первый день ликвидировал, потом и почти все родинки свел. Так что просматривал больше на предмет случайных синяков и ссадин, усталость снимал, да и просто любовался. Попутно заинтересовался, как накладывается на ауру влияние надетых амулетов и артефактов. Подаренный им кулон защиты Орлетта никогда не снимала. Вот Николас его и усовершенствовал, окончательно завязав на ее ауру, так что его стало можно, не трогая, мысленным посылом активировать. А в случае любого воздействия, наносящего ауре ущерб, защита стала включаться автоматически. Заодно зарядил кулон под завязку и даже емкость увеличил до пяти процентов своего резерва, который у него тем временем немного возрос. Самому понравилось, как получилось.
То, что амулета от беременности на девушке больше нет, он заметил, когда решил исследовать его влияние на ауру. Пригляделся обычным зрением — точно, ничего нет. То есть обычные кольца да сережки присутствуют, так в них и заснула, но магической составляющей в них никакой нет. Только его кулон светится. Вчера вроде еще один амулет на шее висел, как раз от беременности. На той же цепочке, что он вместе с кулоном сделал. Получается, специально сняла, а не просто забыла. Хотя девушки про такое не забывают…
Сделанное открытие Николаса расстроило, но не сильно. В конце концов, что плохого, когда девушка за тебя замуж хочет? Лучше бы об этом просто сказала, конечно, а не пыталась навязать ему решение таким способом. Но ведь он же и ответные меры принять может!
На следующее же утро, пока Орлетта была в университете, он купил в лавке Хокенштейма такой же амулет для изучения, а потом убил весь день на конструирование заклинания по типу проклятий, что ему удалось в Бренне срисовать. Только вместо ментального воздействия или болезни его заклинание накладывало на ауру защиту от беременности. Где-нибудь на полгода, пока само не развеется. После чего, с чувством злорадного удовлетворения, втихаря наложил его на возлюбленную.