Переходники и другие тревожные истории - Дарелл Швайцер

ТЫКВОГОЛОВЫЕ ДЕТКИ СОЖАЛЕЮТ, ЧТО ИЗВЕЩАЮТ О ВНЕЗАПНОЙ ГИБЕЛИ М-РА ДЖОЗЕФА НОРТОНА. КАК ЖАЛЬ. ОН БЫЛ ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ПЛОХИМ ЧЕЛОВЕКОМ. У НЕГО БЫЛА ВОЗМОЖНОСТЬ СТАТЬ ХОРОШИМ ЧЕЛОВЕКОМ, НО ОН РЕШИЛ ОСТАТЬСЯ ПЛОХИМ. ТЕПЕРЬ УЖЕ СЛИШКОМ ПОЗДНО.

Внизу страницы добавлялось мелким шрифтом:

Вот, что произошло со злой колдуньей…

Нортон распахнул дверь и огляделся вокруг, в поисках того, кто доставил это послание.

Очень коротенькая фигурка бежала по другой стороны улицы. Он выскочил из дома прямо в пижаме.

— Эй ты! А ну вернись!

Бегущая фигурка остановилась, обернулась и посмотрела на него.

Нортон застыл посреди улицы. Он даже не заметил грузовик, который его сбил.

После этого все на свете были добры к Куклам-Тыквоголовкам.

Дети Ломмоса

(в соавторстве с Джоном Грегори Бетанкуром)

Кости не сгорели. Что, по мнению Блейка, было просто замечательно. Остальное стало вполне очевидным, пока он стоял в траншее раскопа, под опаляющим солнечным светом, окружённый доказательствами немалой жестокости Бронзового века. Эта сцена вспыхнула в воображении: бородатые, чумазые солдаты в примитивных шлемах, в пламени вырисовываются бегущие фигуры, крики, по плитам храмового комплекса течёт кровь. Теперь остались лишь керамика, каменные стены с таинственными мозаиками и обугленные зёрнышки, но они достаточно ясно поведали свою историю археологу. Это не походило ни на что у Гомера.

И… скелеты.

По всей видимости, их было два, оба всё ещё частично засыпанные: белая округлость черепа, рёбра и то, что походило на разбитую лопатку. Наверное, один из греческих рабочих ударил её киркой. Нетронутая стратиграфия[61] показывала, что никто не касался этих костей уже четыре тысячи лет.

— Нравится, а, kirie[62] Блейк? — сказал по-гречески человек рядом, вырвав его из фантазий.

— Что? О да, Костас, — ответил он. — Это вы нашли?

— Нет, Маноли.

Блейк глянул на смуглолицего подростка, который, довольно ухмыляясь, стоял рядом с Костасом. Костас был отцом мальчика — жилистый человек, приблизительно пятидесяти лет, настолько опалённый и сморщенный жарким солнцем Крита, что его лицо походило на истёртый сапог, неспособный к какому-либо выражению. Всю свою жизнь он работал в полях, собирая оливки, виноград и нут, пока его не наняли на раскопки Ломмоса в качестве траншейного бригадира. Сейчас же он потрясающе широко улыбался.

— Да, мне это очень нравится, — сказал Блейк. — Я сам с этим поработаю.

Он опустился на колени и достал щётку, чтобы сметать грязь. Костас понял, что некоторое время здесь не понадобится и отошёл к другому краю траншеи. До Блейка доносилось ритмичное шуршание роющих лопат, когда работы возобновились, редкий стук брошенного в ведро керамического осколка или пауза, пока кусочек камня или черепицы изучался, а затем выкидывался из траншеи в груду отбракованного. Он слышал, о чём толковали между собой греки — что-то о костях и несчастьях? — но они говорили быстрее, чем с ним и ему не удавалось разобрать каждое слово этой беседы. Немного погодя, он полностью выкинул их из головы и остался наедине со своим открытием, которое выглядело — невероятно романтично — парой обнявшихся скелетов, что каким-то образом уцелели в огне, когда древние мародёры спалили весь комплекс до основания.

Блейк знал, что это попадёт в некоторые газеты. Это была значительная, даже таинственная, находка — то, что он много лет ожидал найти. Блейк хотел подпрыгнуть и триумфально возопить, но рабочие могли счесть это эксцентричным, а у него было своё представление о приличиях. Кроме того, Крит находился не так уж далеко от Северной Африки. Он перехватывал раскалённый ветер Сахары; а при пятидесяти градусах жары никто не подпрыгивал, не бегал и даже не вопил без крайней необходимости.

Внезапно ему на голову посыпался сор. По ведру с черепками, рядом с ним, забарабанили камешки.

— Нашёл что-то, старина?

Шипя и сквернословя себе под нос, Блейк выбрался назад, затем посмотрел вверх, прикрывая глаза ладонью от слепящего света. Различался только силуэт, но, конечно, он узнал этот голос.

— Да, Ларри, я нашёл что-то. — В ответе прорезались острые грани. Он старался сдерживаться.

Второй отступил от края траншеи. — О, извини.

Возможно, Ларри Паркер и был вундеркиндом, в тридцать два года одним из величайших живых экспертов по минойской керамике, но, к тому же, он был и колоссальным геморроем. Он отлично понимал, что нельзя стоять так близко к стене траншеи, как и то, что Блейку не нравилось, когда в сорок лет его называют стариной. Но в мирке Ларри Паркера существовал лишь один человек — сам Ларри. Другие люди это просто объекты для развлечения или инструменты карьеры. Прочие — стоят не больше грязи, чтобы о них беспокоиться.

Блейк знал, что Ларри не сожалеет. Он сдвинулся вперёд, наполовину закрыв находку своим телом.

— Ларри, веди себя хорошо. — услышал Блейк голос своей жены. — Это может оказаться перспективным. Что ты нашёл, дорогой? Помощь нужна?

Блейк снова взглянул вверх. Дженис тактично стояла поодаль, немного позади Ларри. — Да, не помешает. Мне нужно, чтобы кто-нибудь слетал за Питером. Я хочу, чтобы он снял это in situ[63].

— Действительно перспективное? — спросил Ларри, прикидываясь скучающим.

— Да, именно такое. Кости в хорошем состоянии. Может, немного подверглись эрозии, но ничего серьёзного, кроме расколотой лопатки. Подкинь мне пакет для костных осколков?

— Да, конечно, старина.

— Ларри, пожалуйста… — произнесла Дженис.

Ларри запнул пакет в траншею.

— Спасибо.

— Я схожу за Питером, — сказал Ларри.

Блейк вытащил фломастер и должным образом подписал пакет. Так, траншея 13А, уровень 22. Он мог сделать это даже во сне. Пока трудился, глянул ещё раз и увидел, что Ларри, почти невидимый против солнца, берёт Дженис за руку.

Он знал, что Ларри и не пытался скрыть то, что делал. В мире Ларри чужую жену можно было перехватить так же запросто, как любую другую обычную вещь, особенно, если она на семь лет моложе своего стареющего и дряхлеющего, слегка полысевшего мужа. Блейк понимал, что должен разгневаться. Но почему-то внутри была лишь далёкая боль и тоскливая пустота. И это — всё. Жара…

Он чуть не уронил первый осколок кости, когда поднимал его и тут же позабыл о Ларри и Дженис. Кость была холодной, скользкой, почти влажной. На миг он вернулся на пятнадцать лет назад, к шутке, которую сыграли с ним несколько аспирантов в Иллинойсе, когда они работали на индейском могильнике. Студенты вырезали изо льда целый скелет, пойдя на всю эту возню лишь затем, чтобы увидеть