Переходники и другие тревожные истории - Дарелл Швайцер

Девятой улице в Аппер-Дарби[56], то услышал такое же «скрип-скрип тук!» на ступенях позади. Я бросил взгляд через почти безлюдную станцию и заметил, как что-то крадучись прошаркало позади закрытого киоска. Я слышал, как оно царапает по бетонному полу.

Коп странно уставился на меня, но лишь на меня.

Слава Богу, снаружи стояло такси, но, когда я закрывал дверь, что-то сильно ударилось в неё, разрывая металл и я глянул; и там, в нескольких дюймах от моего лица было моё лицо или перекошенная пародия на него, полное ненависти, что-то изрекающее, со сгорбленным и могучим телом за ним.

— Едем! — заорал я таксисту.

— Куда? Я говорю, куда ещё? — уточнил он. Он ничего не видел и не слышал. Мне удалось назвать ему мой адрес правильно. Он пожал плечами и пробормотал: — Блин, — и, верно, принял меня за пьяного.

Не то, чтобы моё длящееся бегство очень помогает. Как та тварь путешествует — некая загадка, то быстро, то медленно, но, несомненно, без устали. Может, она прицепилась снаружи к поезду на E-1? Возможно, она вообще не путешествует, а просто, словно облако вины, собирается воедино рядом со мной всякий раз, стоит только остановиться.

Так или иначе, поездка на такси запутала его и подарила мне немного времени, чтобы этот, сложённый в готической манере, документ послужил моей исповедью и эта история завершилась моей кончиной.

Ты смог бы такое оценить. Если бы мы могли вернуться назад, вновь обрести юность; если бы мы — я — смогли бы направить наши собственные силы, сформировать наши собственные жизни. Ненависть — просто принятие неудачи. Если бы мы смогли до сих пор остаться друзьями и побеседовать об этом в уютном кабинете сэра Арчибальда Бланка и ощутить последний восхитительный трепет. Тогда всё это подобало бы. Тогда я не страшился бы смерти. Если она подобающа.

Тогда я пошутил бы напоследок. Я предположил бы, что шаги, которые слышны на лестнице снаружи, шарканье, шлёпанье и треск, вполне могли оказаться двумя громадными грузчиками, в четыре утра доставляющими рояль в квартиру на верхнем этаже.

Но это погубило бы концовку.

Скрип-скрип, тук.

Эта история о тебе, старый друг. Самое меньшее, что я могу предложить.

Человек, который не любил Кукол-Тыквоголовок

Жизнь Нортона уже давно катилась под откос, пока он в изысканных мучениях деградировал от корпоративного вице-президента до помощника управляющего магазина № 23 «Страны Игрушек Синего Эльфа». Вот так всё и шло. Он понимал, что закат уже недалёк.

— Это скопище за дверями становится всё более вздорным, мистер Нортон, — заметила Шерил, молоденькая продавщица.

Он облокотился на прилавок в дальнем конце магазина, посмотрел на часы — до открытия оставалась одна минута — затем, с чем-то, похожим на настоящий страх, глянул через весь торговый зал на запертые стеклянные двери.

Там, за дверями, они становились всё более вздорными. Около двух сотен мрачных женщин стояли, выстроившись в аккуратную очередь. Они маневрировали несколько часов ради места повыгодней. Даже оттуда, где находился Нортон, можно было расслышать редкое ворчание и перебранки. Но немногие в толпе разговаривали. Они просто алчно таращились сквозь стекло, прямо на него.

— Открывай двери, Шерил, — велел управляющий Брандт, встав в дверях своего кабинета, в дальнем левом углу от Нортона, подальше от линии огня.

Продавщица отперла двери и кинулась в боковой проход, спасая свою жизнь.

— Счастливо, Нортон, — пожелал управляющий. Он шмыгнул в свой кабинет и заперся.

Поразительно, но, словно по какой-то дьявольски тонкой издёвке, толпа спокойно зашла внутрь. Все жуткие истории, слышанные Нортоном от работников других магазинов, сразу же пронеслись у него в голове, но, тем не менее, женщины без единого слова шли прямиком к нему, крепко сжимая перед собой сумки и пакеты. Они пересекли весь торговый зал, не задерживаясь взглянуть ни на что и остановились в один момент, когда первая из них достигла прилавка.

Эта первая оказалась пятидесятилетней, грузной, с оплывшим лицом и глазами-бусинками, но она заговорила слащавым, почти робким тоном: — Извините, сэр, но есть ли у вас сегодня какие-нибудь Куклы-Тыквоголовки?

Нортон сглотнул и заставил себя выдавить: — Да, у нас есть.

И тут пошло побоище, безумная битва с воплями, остервенелые бабы хватали и царапали друг друга, чуть не перелезая через прилавок, где он и Шерил пытались раздавать коробки с куклами по очереди и забирать деньги среди выкриков: «Нечестно!», «Я стояла первой!» и «Ей дали две! Она прячет!». В один момент кто-то всё же перелез — сморщенная карга во всём чёрном, взгромоздилась на прилавок руками и коленями. Нортон понятия не имел, как она сюда залезла или как и куда, в конце концов, подевалась. Дым стоял коромыслом. Где-то полетел на пол и был растоптан дорогой игрушечный электропоезд. В воздухе парили бумажные клочки. Над барахтающейся массой голов и конечностей пролетела сумочка. Этому не было конца и края. Время остановилось для Нортона. Шум достиг болевого порога. Тысячи тысяч лиц обращались к нему из багрового марева, выкрикивая: «Мне одну! Мне одну!», пока Шерил раздавала кукол, словно запасы чудесным образом стали невероятно неиссякаемыми. В его уме вспыхнуло видение: нелепый рог изобилия, откуда крысиной ратью ползут куклы. Под конец у Нортона явно пошли галлюцинации. Ему показалось, что он увидел, над головами толпы и сквозь стеклянные двери, гигантскую ярко-оранжевую Куклу-Тыквоголовку, взгромоздившуюся на Эмпайр Стейт Билдинг (в Филадельфии?) и отмахивающуюся от налетающих «Фантомов». (В Филадельфии?).

Передышки не было до половины двенадцатого. А открылся магазин в девять.

— О, Боже ты мой, — простонал Нортон, рухнув на табурет. Он где-то потерял свой галстук.

Волосы Шерил растрепались. Её очки были перекошены, а блузка порвана спереди. Шерил навалилась на прилавок и произнесла: — Это просто мания какая-то. Это скоро пройдёт. Так что можешь радоваться.

Нортон мутно уставился на кассовый аппарат, сейчас так набитый банкнотами, чеками и даже несколькими кредитными картами, что ящик не закрывался. Почему-то запасающиеся куклами женщины перепутали отпечатанные чеки на товар.

Он понимал, что должен ликовать от таких рекордных продаж, но также сознавал, глубоко внутри, что это всенародное помешательство на Куклах-Тыквоголовках явило ему, с ужасающей и неизбывной определённостью, тот пульсирующий, скотский ужас, что скрывается в глубинах человеческой души. Это того не стоило.

— По крайней мере, у нас больше нет ни одной из этих треклятых штук, — проговорил он через некоторое время.

— Вообще-то, мистер Нортон, у нас есть ещё одна. Коробка была порвана. Мы же не могли продать её такой,