Опасная любовь командора - Ульяна Муратова

Командор несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь унять бешеное сердцебиение.

Ладно, он решил посмотреть, что у неё на уме, подождать, когда она предложит ему своё тело взамен на должность, а затем отказать. Чёткий план, такой же рабочий, как зигзагообразная взлётная полоса.

Даже сейчас, когда он вспомнил, как она нежно посасывала и полировала язычком его пальцы, тело отреагировало вполне однозначно.

Вот драконово дерьмо!

Примерно в тот момент ночи выдержка Кеммеру и изменила. Он отчего-то решил, что если услышит от Адель предложение переспать с ней в обмен на должность, то перестанет уважать её и потеряет интерес. И это была очередная тупая мысль, родившаяся явно не в голове.

Кеммер посчитал, что в этом и состоял её план — одурманить его своей красотой и приворотным зельем, а потом отвергнуть и заставить умолять. Просить. Унижаться. Пресмыкаться.

В тот момент в голове всё выстроилось в такую чёткую логическую цепочку: Адель завела бы его до такой степени, чтобы пар из ушей валил, а потом выменяла бы доступ к своему телу на должность.

И он решил не поддаваться. Идиот! Не уйти он решил, а не поддаваться на провокации! Заодно наказать её за то, что она вообще посмела такое провернуть.

Наипаршивейшее решение и самая большая ошибка в его жизни. Можно сколько угодно пенять на то, что зелье повлияло на его рассуждения и изменило мышление. Очевидно, что одурманенный разум пытался найти аргументы, которые привели бы к желаемому — к постели. Но он должен был уйти. Обязан был уйти в самом начале, когда только почувствовал знакомый вкус женского коварства.

Ему не стоило ждать слов, всё было понятно и без них. Она же сама сказала: «Я сделаю всё что угодно, лишь бы остаться!».

А Кеммер решил поиграть с Адель в её игру и проучить за попытку его соблазнить. Ведь последние дни он искренне симпатизировал ей, действительно беспокоился о её безопасности, хотел для неё лучшего, думал о ней. А она поступила так, как и стоило ожидать от Боллар — втёрлась в доверие и ударила в спину. Когда поняла, что он её уволит, пустила в ход зелья и женские чары.

Когда играешь в жестокие игры — выигрываешь жестокие призы. И теперь Кеммер не знал, куда засунуть свой.

Он никак не ожидал, что Адель окажется девственницей. Хотя это логично. Она же целительница, кто её знает, сколько раз она уже теряла эту свою «невинность»? Судя по тому, что вытворяла с ним — не единожды. Но это бездоказательно. Как и зелье. Наверняка его в крови уже настолько мало, что никакой анализ не покажет.

И ведь насколько искусно и умно она всё провернула — приняла зелье сама. Если бы она попыталась опоить командора, то это было бы серьёзное преступление, и он бы сдал её Трибуналу без единого сомнения. Но она выпила приворотное сама, а это не запрещено. Что Кеммера зацепило по касательной — скорее отягчающее обстоятельство. Он почувствовал зелье и не ушёл, хотя мог. По крайней мере, в теории. Мог же? Или у него с самого начала не было шансов?

Да и потом, что такое зелье для Адель? Они куда хуже действуют на целителей, а она сама могла подобрать рецепт и дозировку так, чтобы оно никак не мешало ей соображать.

А теперь к фактам.

Первый факт в том, что Кеммер допустил неуставные отношения, и для него, как для вышестоящего офицера, это можно считать концом карьеры. Адель может обвинить его в домогательствах. Да она теперь может обвинить его в чём угодно, вплоть до того, что просила его остановиться, а он не остановился. И это тоже будет правдой. Пусть весь остаток ночи и всё утро Адель выгибалась в его руках и стонала от удовольствия, это не отменяло того факта, что Кеммер не остановился, когда должен был. Едва не задыхаясь от чувства стыда, он презирал себя за вчерашнее.

Второй факт в том, что Кеммер лишил Адель невинности. Опять же, можно сколько угодно спекулировать на тему того, какая это по счёту невинность. Ему не стоило связываться с целительницей.

Ячер рассказывал о своей одногруппнице, на которой потопталась добрая половина академии, а вышла замуж она девственницей. На радость мужу. А когда он услышал сплетни и предъявил ей претензии, она сделала грустные глазки, немного поплакала и сказала, что это её злопыхатели оговаривают, особенно бывший, которому она отказала. Муж поверил. Хотя она не отказывала никому: не только бывшему, но и всем его дружкам, причём некоторым одновременно.

Тем не менее, если следовать букве закона, факт остаётся фактом. Кеммер почувствовал и не смог бы отрицать того, что стал у Адели первым. По крайней мере — за вчерашнюю ночь.

Третий факт в том, что Адель — аристократка. Не просто аристократка, а принадлежит к одному из входящих в Синклит родов. Как и сам Кеммер.

Из данных трёх фактов плавно и размеренно, как поток дерьма из канализации, вытекал четвёртый факт: после вчерашнего Кеммер обязан жениться на Адель.

Обязан. Жениться. На Адель.

Несмотря на ещё один занимательный факт. Адель проклята. И проклятие убьёт того, кто станет её первым мужем.

Наконец схема засияла во всём великолепии. Боллар сдирижировала чудесную партию, подставила его настолько умело и изящно, что теперь у него есть только два варианта: либо стать её первым мужем и сдохнуть от проклятия, либо отказаться от брака, лишиться карьеры и заодно измарать своё имя и репутацию до такой степени, что ни одна приличная девушка не пойдёт не только за него, но даже за одного из братьев или племянников. Одним поступком он не только измарался сам, но и измарал честь семьи.

Хотя… есть ещё третий вариант. Можно пойти против кучи кантрадов в рукопашную. И пусть эта Боллар останется ни с чем.

Вариант позволить Адель диктовать условия и шантажировать себя, он даже не рассматривал. Он скорее сдохнет, чем пойдёт у неё на поводу и станет танцевать на задних лапках под щелчки её пальцев.

Несмотря на осознание коварства Боллар, Кеммера всё равно тошнило от того, что он поддался на провокацию, не остановился и не ушёл.

А ещё он понимал, что теперь должен дождаться её пробуждения и выслушать условия, которые она выдвинет. Сделать это со спокойным лицом, сохранить достоинство и воздержаться от оскорблений.

От одной только мысли об этом Кеммер возненавидел Адель настолько сильно, что предпочёл бы отгрызть себе руку