Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо - Анджей Выджинский

Когда в 1916 году президент США Вильсон, подстрекаемый государственным секретарем Лансингом, послал на Ла-Эспаньолу морскую пехоту, Тапурукуара стал тайным агентом руководителя этой экспедиции, прославившегося своими зверствами капитана Г. С. Кнаппа. И, таким образом, он, потомок законных хозяев этой земли, неожиданно получил возможность отомстить за своих предков, вырезанных испанцами, за массовые убийства, совершенные французами, за мучения и издевательства, которые приходилось выносить уцелевшим индейцам со стороны креолов, метисов и мулатов…

И Тапурукуара стал безжалостным мстителем: он выслеживал, доносил, убивал собственноручно. Он представлял доказательства, на основании которых оккупационные власти обрекали людей на смерть, ссылку, многолетнее заключение. Для него не имело значения, против кого, за что или во имя чего бороться. Находясь под защитой правительства, Тапурукуара получил возможность легально преследовать потомков завоевателей, которые стерли с лица земли индейское племя Тайное Аравакос.

Он служил в штабе экспедиции США до самого конца, 8 течение всех восьми лет американской оккупации, вплоть До 1924 года. Там он впервые познакомился с одним из членов семьи Трухильо, дядей Рафаэля по имени Теодуло Пиньо Шевалье. Этот приятель Тапурукуары, профессиональный шулер, служил переводчиком в разведке американских интервентов.

Тапурукуара прочел почти все книги, конфискованные доминиканской полицией и преследуемые цензурой Трухильо. Автор одной из запрещенных публикаций, американский журналист Уильям Крем, так писал о старом знакомом Тапурукуары — дядюшке Трухильо и его племяннике:

«Дядя Теодуло устроил Рафаэля Трухильо в созданную американцами национальную гвардию. Рафаэль был человеком ловким и грубым, с юных лет привыкшим командовать окружающими. Не прошло и года, как он стал старшим сержантом, и все это время он ревностно преследовал партизан, борющихся с оккупантами. Тогда-то он и получил практическую подготовку — понял, каким способом можно обуздать народ, которому вскоре пришлось нести бремя его тирании. После ухода американцев в 1924 году он уже был полковником и скоро стал командующим армией».

Так писал Уильям Крем. Но Тапурукуара лучше, чем Крем, знал, почему Трухильо так быстро сделал карьеру, почему его вскоре назначили начальником штаба, главным шефом полиции, повысили до ранга бригадного генерала, и почему в 1930 году он оказался единственным кандидатом на пост президента Доминиканской Республики. Тапурукуара стал свидетелем этой блестящей и удивительной карьеры.

В глазах скептического индейца Трухильо продолжал оставаться племянником профессионального шулера и сыном конокрада, изъеденные сифилисом останки которого покоились в подвалах собора Санто-Доминго рядом с прахом Христофора Колумба; Трухильо был для него всего лишь наглым авантюристом, который, воспользовавшись поголовной безграмотностью доминиканцев, с помощью самых беспощадных, поистине драконовских мер вознесся на вершину власти, более безграничной, чем абсолютизм императоров и самодурство феодалов. «Каждая ступенька, ведущая Трухильо к власти, обагрена кровью», — писали в своих книгах и брошюрах доминиканские эмигранты, но эти обвинения было нелегко проверить. Тапурукуара же знал, какие страшные события сопутствовали быстрому продвижению Трухильо.

Он знал жизнь Трухильо, как свою собственную, и мог восстановить ее в памяти с самыми поразительными подробностями. Цинизм и хитрую откровенность Тапурукуары приходилось терпеть, потому что он был неизменным «пистольеро» Трухильо. Старый индеец выполнял самые трудные и рискованные задания. Если не удавалось провести какую-нибудь диверсию или покушение, если раскрывалось убийство доминиканского эмигранта, или заграничная пресса раскапывала подробности, компрометирующие режим Трухильо, полковник Аббес говорил: «Жаль, что мы не послали туда Тапурукуару». Тапурукуара был незаменим, и никто не смел его тронуть, несмотря на порой открыто проявляемое им презрение к тем, кто разделил между собой вырванную у индейцев Ла-Эспаньолу.

И на сей раз, поскольку дело Мерфи принимало опасный оборот, пришлось обратиться к Тапурукуаре.

Получив задание от де ла Маса, Тапурукуара направился в управление полиции.

Войдя в кабинет майора Паулино, он сообщил, что уезжает на черном «паккарде» со специальным поручением; ему нужны шофер и еще два человека, но такие, подчеркнул он, чтобы не очень смахивали на профессиональных убийц.

— Всего вас будет четверо, — сказал майор. — Зачем так много?

— Внешнее оформление предопределяет успех, — ответил Тапурукуара.

С аэродрома Дженерал Эндрьюс я попросил отвезти меня в гостиницу «Космос». От Бисли я знал, что там живет Мерфи. Живет? Скорее, жил.

В холле меня встретил метрдотель, сверкая двумя рядами вставных белоснежных зубов, и вместе со мной подошел к конторке портье.

— Вы из Соединенных Штатов? — спросил он.

Я сказал, что приехал из Чикаго. Он попросил документы. Когда я вручил их ему, он велел записать в регистрационной книге: Андреа Кастаньо, откуда прибыл, номер паспорта, номер визы, на сколько времени приехал… Я решил, что, очевидно, в Доминиканской Республике объявлено чрезвычайное положение, поэтому они проводят такую проверку.

— Кто вам рекомендовал мой отель, мистер Кастаньо?

— Я выбрал его по справочнику — название понравилось. А вы хотите предложить мне какой-нибудь другой?

— Я счастлив, что вы будете здесь жить, для нас это большая честь. В «Космосе» останавливаются главным образом приезжие из южных стран, но только очень богатые люди, избранное общество, уверяю вас. Бог милостив к нашей гостинице.

— А из Северной Америки здесь никого нет? — спросил я.

— Есть три джентльмена с Севера. Два торговых представителя восточно-азиатской транспортной компании и очень симпатичный американец, летчик, работающий на наших воздушных линиях.

Я сказал, что такое общество меня вполне устраивает. В Сьюдад-Трухильо я приехал надолго и буду рад встрече с земляками. Нельзя ли меня посадить во время обеда с ними за один стол?

Я изо всех сил старался скрыть удивление. Значит, Мерфи еще здесь? Он жив, его не арестовали? Может быть, он договорился с полицией? Эта невероятная новость сбила меня с толку.

— Два джентльмена из восточно-азиатской компании пользуются нашим рестораном, а мистер Мерфи здесь только завтракает, да и то у себя в комнате. Жаль, потому что он очень симпатичный человек. Его покровитель, святой Джеральд, приносит ему счастье, и он же привел его в нашу гостиницу.

— Он у себя? — с безразличным видом спросил я.

Метрдотель взглянул на доску с ключами.

— Да. Вот его машина, роскошный «ягуар», видите? — он указал в окно холла на белый автомобиль. — Стоит перед домом. Мистер Мерфи, — он оскалил в усмешке зубы, — как ребенок, не может нарадоваться на свою машину — он никогда не ставит ее в гараж, хочет, чтобы ею все любовались. Вы, северяне, очень ребячливы; впрочем, это приятная черта.

Сморщенный, как сушеная слива, неподвижный портье вынул изо рта костяную зубочистку и взглянул на моего собеседника.

— Мистер Мерфи ключа не отдал, но, мне кажется, он ушел, — сказал по-испански.

— И вы молчите? — воскликнул пораженный метрдотель. — И я ни о чем не знаю? Зады у вас к стульям приросли, что ли? Банда вонючих лентяев!

Внезапно он повернулся в мою сторону.

— Вы знаете испанский?

Я беспомощно развел руками: — Ни слова.

— Как только этот тип поднимется наверх, немедленно соедини меня с сеньором де ла Маса. Нет, погоди. О, небо! Соедини меня с дежурным по третьему этажу. — Он опять поглядел на меня. — Простите, одну секундочку, мистер Кастаньо… — произнес он по-английски.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — ответил я и уселся в кресло в глубине холла.

Метрдотель схватил телефонную трубку:

— Нино, ради бога, проверь, у себя ли мистер Мерфи?

После небольшой паузы он снова заговорил:

— Ключ внутри? Возьми свой и открой дверь. Перекрестись и погляди, что там делается.

— Идиот, — дожидаясь ответа Нино, набросился он на портье, — паршивый осел святого Лойолы! Тебе известно, чем это может кончиться? И не рассчитывай на чудо! Ты, грязный подонок, будешь гнить в тюрьме, а не я. Знаешь, что я могу про тебя сказать? Что ты был в сговоре с этим типом, понимаешь? Когда он уходил, ты молчал, потому что вы с ним заодно. Вот как я могу с тобой разделаться!.. Святая Мария и ее благословенный покровитель Иосиф не позволят, чтобы я один за все расплачивался. Я слежу за тем, что мне приказано… А ты, гаитянская дрянь, вонючая падаль, на которую даже стервятник не польстится, аргентинская гнида…

Проклятия усложнялись, становились все изощреннее, однако портье, очевидно, привыкший к терминологии и южному темпераменту своего шефа, сидел неподвижно, ковыряя в испорченных зубах костяной зубочисткой.