Легенды. Предания. Бывальщины - Неонила Криничная

Сестры спрашивают ее:

— Ты почему так долго?

— А леший водил меня.

Так это леший водил ее.

КАК Я К ЛЕШЕМУ В ГОСТИ ХОДИЛ

(…) Это дело было зимой, в декабре. Шел мелкий снежок. Настроение у меня было плохое, и не знаю, что тогда со мною было: то ли сон это был, то ли голова помутнела, не то шибашка меня схватила. Но только была со мной одна история: выпить хотелось с горя, но не на что. Вышел я за ворота и поглядываю во все стороны, а сам про себя подумал: хоть бы какой леший меня в гости позвал. Не успел я одуматься от своих мыслей, как передо мной вырос сосед Марк. Стоит, хохочет своим густым басом. Ростом он был высокий, в плечах — косая сажень, волосом черен, а глаза такие большие да черные, крещеному смотреть в них страшно. И говорит мне:

— Чего, Афанасий, задумался?

— Как мне не думать? Денег нет, ребят полон дом, все жрать просят. Зима идет, ни обуть, ни одеть. Да хоть бы с горя выпить где…

Усмехнулся Марк и говорит:

— Не горюй. Хочешь, пойдем к куму в гости? Он у меня страсть какой богатый. Если хочешь, он в вине может тебя выкупать.

Подумал, подумал я и дал свое согласие. Марк мне говорит только:

— Закрой глаза, да поплотнее.

Закрыл я глаза и почувствовал, что он мне их как будто чем-то ослепил, а потом почудилось мне, что я не иду, а по воздуху лечу, больно уж легко ноги передвигались. Долго ли, коротко ли мы так шагали, и вдруг я почувствовал у себя под ногой твердую почву — землю-матушку. Открыл я глаза, смотрю: передо мной стоит изба из толстых бревен, но больше всего похожа на куренный балаган. А кругом лес дремучий-предремучий, смотришь в него, и тебе кажется, что в этом лесу непросветная ночь, а деревья шепчутся.

(…) Зашли мы в избу. Из стены в стену широкие лавки, в углу — стол. На одной из лавок лежит мужчина еще выше Марка и в плечах шире, огромный рот, а изо рта торчат белые крупные зубы. Бородатый, бровастый, а глаза… больно уж жутко было смотреть в них. На самом — домотканая пестрядинная рубаха, на ногах — лапти. Ну, думаю, вот тебе так лапотцы, что тебе корзинка из-под рубах.

Соскочил со скамейки, со смехом приветствует нас:

— Кум пришел да и товарища привел!

И вышел за дверь, да как свистнет, аж у меня от этого свиста уши оглохли, коленки задрожали (…)

Входит хозяин и несет три четверти кумышки, разную закуску. Смотрю: посуда вся берестяная, да так хорошо сделана, просто загляденье. Засмотрелся я на кружечку, а хозяин смекнул, что мне кружечка понравилась, и говорит:

— Вот домой пойдешь и в подарок для памяти эту кружечку прихвати. Выпить захочешь, меня помяни, и она наполнится этим зельем. А ты пей, Афанасий, не робей, не бойся, тебя твой товарищ еще не продал. Хорошим ты ему помощником будешь. Дай только ему согласие.

И положил мне на плечо свою руку. Я так и прижался к столу от его руки. Тут-то я окончательно убедился, у кого я в гостях.

(…) Долго ли, мало ли мы пировали, но я уже начал скучать по дому. Ну, думаю, попадет мне от своей Парашки. Стал просить Марка отправить меня домой, а он — ни в какую. Думаю, кай мне от этих нехристей избавиться. Начал про себя молитвы читать, а Марка стал уговаривать:

— Крещеный ты человек или нет? Христом-богом прошу тебя: отправь меня домой.

Рассердился Марк на меня за такие молитвы, а кум со злобой на меня стал посматривать и приказал Марку отправить меня со всеми почестями. Не забыл кум и кружечку сунуть в карман. Вышли мы за дверь. Марк заставил снова закрыть глаза. А когда я открыл, оказалось, снова стою на том же месте около своих ворот. Увидела меня моя старуха в окно, хлеб сажала в печку, как выбежит с хлебной лопатой и давай меня утюжить и приговаривать:

— Вот тебе, вот тебе, старый черт! Где тебя леший носил так долго? Все поселенье из-за тебя на ноги поставила. В полицию заявила. Погоди ужо, полиция за это тебе портки снимет, походит по костям резиновой плеточкой.

Я справдывался, оправдывался, доказывал, что в гостях у лешего был, и кружку показывал, не поверила мне старуха. Не поверили мне и в полиции, попросили снять, портки и десять плеточек с оттяжкой по мне походили. Отобрали мой подарочек. Долго после этого я не мог сидеть. Даже ел на коленях. Вот до сих пор слава про меня ходит, как я у лешего в гостях был.

КАК ЛЕШИЙ С ВОДЯНЫМ РАЗДРУЖИЛСЯ

В одном лесу глухое озеро было. В озере водяной жил, а в лесу — леший, и жили они дружно, с уговором друг друга не трогать. Леший выходил к озеру с водяным разговоры разговаривать.

Вдруг лиха беда попутала: раз вышел из лесу медведь и давай из озера воду пить. Сом увидал да в рыло ему и вцепился. Медведь вытащил сома на берег, загрыз его и сам помер.

С той поры леший раздружился с водяным и перевел лес выше в гору, а озеро в степи осталось.

ЛЕШИЙ И ЦЕЛОВАЛЬНИК

Леший проигранных крыс целое стадо гнал и подгоняет к кабаку (а лешие на крыс и зайцов играют в карты, все равно как мы на деньги). Подогнал и кричит целовальнику:

— Отпирай, подай вина!

Тот сперва не дал, потому поздняя ночь была (они ночью перегоняют). Леший взял, приподнял кабак за угол, кричит:

— Давай четверть водки!

Тот испугался, поставил ему. Леший одним духом выпил и деньги отдал, кабак опять как надо поставил и погнал крыс дальше.

ЛЕШИЕ-КАРТЕЖНИКИ

Дед, значит, Коршуновых, братьев, гадал на Крещенье. Вытащил за город, вынес шкуру телячью, сел и очертился ухватом. А хвоста-то не очертил. И якобы его семенковский утащил до леса. Поехали искать его родные, нашли окол леса уже чуть ли не замерзающего. Привезли его обратно, пока еще он остался жив-здоров. Семенковский утащил его, семенковский леший.

На кажный год ждали охотники, где будет дичь. И было такое поверье, что, мол, как за рекой появится, — значит, выиграл в карты заречный дичь, а если в Семенково дичь появится, — значит, семенковский. А зависело все не от выигрыша, а от питания ягод. Когда в Семенкове появлялась (дичь) — значит, было много вересовых ягод, а не было за рекой на березе шишки. И вот птица вся переключалась на суходолы. А Семенково представляло из себя суходольный лес. А когда, значит, шишки много березовой (птица больше любит березовую шишку, чем вересовую ягоду), переселялась туда.

Лиственный лес, значит, — он считается как чернолесье, да. А вот сосняк, ельник — он краснолесье. Он круглый год в своем одеванье…

ЛЕШИЙ В ШАПКЕ С КОКАРДОЙ

Пошли мы на сенокос, пять человек… Боры-то, мхи только кончились, выходим на большой нос. Вдруг с узких лядинок идет человек, шагает: черная шинель така длинная, пуговицы в два ряда, блестят-блестят, как чертов глаз! Шапка с кокардой, как цилиндр высокая! Трость блеснет так, как будто золотом отливат! А как шаги дават, так один тут, другой тут!.. Первее всех я увидела. Говорю:

— Андель, посмотрите вы, кто… «Он» идет-то!

А солнышко пекет, день такой прекрасный, сено мы пошли сгребать. И все увидели… А как засмеется, так зубы видно, вот такие, и зубы золотые…

И все замерли. Что будем делать?

КАК ДВА СТАРИКА ОБМАНУЛИ ДВУХ УЧИТЕЛЕЙ

Было это в Нигижме. Жили два учителя — Выров да Кряжнов и два старика Мещаниновы. Эти два учителя все со стариками вздорили, что нету лешего, значит. А эти старики: «Есть!» Ну, учителя и говорят:

— Можете показать нам?

— Можем.

Ну, вот, и эти два старика, значит, сговорились. И один старик, значит, надел длинный балахон (раньше были) и черпугу на голову положил да простыню надел. Ну, и пошел туда, в лес, туда, на росстань, километра два от села. А другой старик этих двух учителей и повел туда ночью. Ну и говорит:

— Как очерчусь, так вы уж за черту не забегайте.

Отвел этих учителей и очертил там и стал вызывать, значит:

— Лес праведной, лесной праведной, приди-покажись в лес. У меня приведены два учителя, они не признают лешего.

Проговорил так три раза, а там второй, значит (было сговорено, ольшинка вырублена с сухими листьями), да и вышел с кустов да листьями-то и шуршит.

И эти учителя как пустились бежать, так километра два до деревни так и бежали, не останавливалися.

А эти старики пришли домой, на второй день учителям говорят:

О горном

— Ну что, верите, что есть лесной?

— Да, верим теперь, что действительно есть тут лесной. Вот два старика и обманули двух учителей.

ЗОЛОТОЙ СТАРЕЦ И ГУБОШЛЕПЫ

Золота и серебра в Олонецком крае чрезвычайно много, но народ забыл об этом и не знает тех мест, где эти металлы находятся.

Как-то раз (…), еще в царствование Грозного-царя, по северной губе Онежского озера плыла большая лодка с рыбаками. Вдруг видят рыбаки, как по берегу идет им навстречу старичок ветхий-преветхий, с трудом плетется. Видно, что он очень тяжел и грузен: идет он и подпирается палкой, которая под тяжестью его так и гнется.