Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений - Александр Тарасов

С традицией западной контркультуры связана и другая идея — идея освобождения воображения, «освященная» к тому же леворадикальным мифом о Мае 68-го («Власть — воображению!» — ведущий лозунг «парижских бунтарей»). Эта идея предполагает стирание граней между воображением и реальностью (что мыслится как революционная практика) и восходит также к Г. Маркузе: «Освободить воображение и вернуть ему все его средства выражения можно лишь через подавление того, что служит увековечению репрессивного общества и сегодня пользуется свободой. И такой поворот — дело не психологии или этики, а политики…»[406]

С контркультурной ориентацией «новых левых» связан и их определенный антисциентизм и антиинтеллектуализм, окрашенный в «зеленые» тона. Это тоже традиция, восходящая к Г. Маркузе, указавшему, что наука и техника создали оазисы довольства в развитых западных странах за счет разрушения, жертв, войн, хищнической эксплуатации населения и природных ресурсов в странах третьего мира, причем те же наука и техника разработали механизмы замалчивания того, что происходит в странах третьего мира.[407]

Близким к кругу идей, связанных с контркультурой, является и присущий «новым левым» корпус оппозиций «игра — работа», «управление — обладание», «потребление — производство», «творчество — рутинный труд», «удовольствие как право — удовольствие как вознаграждение» и т. п. Контркультурная ориентация «новых левых», делающая в их глазах главной фигурой Художника, отталкивает их от проблем материального производства как от мира, который надо преодолеть и который — в коммунистическом (социалистическом) идеале «новых левых» — будет преодолен. Эти оппозиции восходят к Г. Маркузе, который определил их как «формирование репрессивной цивилизации», трансформацию (по 3. Фрёйду) «принципа удовольствия в принцип реальности»: «от немедленного удовлетворения — к задержанному удовлетворению; от удовольствия — к сдерживанию удовольствия; от радости (игры) — к тяжелому труду (работе); от рецептивности — к производительности; от отсутствия репрессий — к безопасности».[408] При том что логика контркультуры предполагает, как говорилось выше, уничтожение различий между этими оппозициями, в обыденной жизни и в политической и художественной практике (поскольку уничтожение противоречий должно наступить уже «после революции» или как минимум «в ходе революции») «новые левые» отдают предпочтение «игре», а не «работе», «удовольствию», а не «отсроченному удовольствию» и т. д. На «политический» язык оппозиции Г. Маркузе перевел Жан Поль Сартр: по его мнению, революция, которую призваны совершить «новые левые», должна решить проблему «власти», а не проблему «собственности», проблему «свободы», а не проблему «материальной нужды», проблему «демократии участия», а не проблему «обладания».[409] Непосредственно в «канон» «новых левых» эти понятия внесли лидер йиппи Джерри Рубин и лидер «Красного Мая» Даниель Кон-Бендит. Д. Рубин в культовой книге американских «новых левых» «Сделай это» заявил, что революция «новых левых» не будет ставить вопрос об*овладении средствами производства — поскольку важнее тотальное свержение авторитетов, тотальное восстание, тотальная анархия и полное разрушение всех институтов капиталистической цивилизации.[410] А Кон-Бендит прямо заявил, что «революция — это игра, в которой каждый человек должен хотеть участвовать».[411]

Связанным с контркультурой является и комплекс представлений, присущий «новым левым», в соответствии с которым СМИ не являются средством информации, а являются средством манипуляции, и поэтому общаться с ними надо «шутя» и пытаясь заставить их «играть» по правилам «новых левых», то есть «перекоммутировать в своюЪользу», сделать их самих объектом манипуляции. Этот комплекс перекочевал в сознание российских «новых левых» от их западных коллег (в первую очередь йиппи), а те усвоили такое понимание характера СМИ от Г. Маркузе, Э. Фромма, но в основном от социолога Вэнса Паккарда.[412] Задачу же «перекоммутировать СМИ» поставил перед «новыми левыми» известный западногерманский леворадикальный поэт Ганс-Магнус Энценсбергер.[413]

Не менее важным, чем контркультура, для идеологии «новых левых» является представление о Революции Сознания. В самом классическом виде это представление разработал теоретик контркультуры Чарльз Рейх, по которому переделывать мир будут носители «Сознания III», то есть «новые левые» — носители контркультурного сознания, следующей психоэволюционной стадии развития личности (после представителей «дикого капитализма» XIX в. — носителей «Сознания I» и представителей «корпоративного капитализма» — носителей «Сознания II»).[414] Ч. Рейх опирался на положение Г. Маркузе о необходимости появления обладающего качественно иным сознанием «исторического Субъекта» (при этом Г. Маркузе имел в виду не класс или социальную группу, а именно личность).[415] Насколько такое понимание необходимости Революции Сознания стало для «новых левых» трюизмом, видно из того, что К. Миллет считает «сексуальную революцию» оправданной именно потому, что посредством ее можно совершить Революцию Сознания,[416] а «Битлз» спародировали тезис о Революции Сознания в песне «Революция 1» в «Белом альбоме» 1968 г.[417]

Еще одной важнейшей категорией идеологии «новых левых» является категория «Великого Отказа», почерпнутая от Г. Маркузе. «Великий Отказ» понимался Г. Маркузе как тотальный разрыв со всеми способами не только принятой политической и общественной практики, но «со всеми рутинными способами видеть, слышать, ощущать и познавать вещи».[418]«Великий Отказ», таким образом, есть понимание себя тотальным оппозиционером и отказ от любых форм «коллаборационизма» с существующими институтами, вариант экзистенциалистского «героического пессимизма», «оптимизма отчаяния». Особенность «Великого Отказа» в том, что он считает бессмысленным создание теории, так как разрушение капиталистического общества возможно лишь в процессе самого этого разрушения, тогда же выявятся и закономерности разрушения, его «исторический агент» и т. п., а попытки оценивать или обсуждать перспективы такого разрушения не имеют смысла, ибо носят характер «абстрактный, академический, ирреальный».[419] В обоснование концепции «Великого Отказа» Г. Маркузе написал книгу «Одномерный человек», своего рода «священный текст» всех «новых левых».

К Франкфуртской школе (Т. Адорно, М. Хоркхаймер, Э. Фромм, Г. Маркузе) восходит и присущее российским «новым левым» понимание современного буржуазного общества как общества репрессивного, тоталитарного и/или фашистского. Особый вклад в создание концепции внес Г. Маркузе. Суть ее в следующем: современное буржуазное общество, основанное на принципе включения всех в производственный процесс с целью получения буржуазией прибыли, подавило природные желания и потребности личности, искалечило эту личность психологически с детства — системой религии, образования и воспитания, — так как только такая искалеченная личность может согласиться участвовать в производственном процессе в обмен на навязанные ей унифицированные всеобщие стандарты потребительства, комфорта и лояльности к власти и собственникам. Буржуазная цивилизация репрессивна и тоталитарна не потому, что практикует репрессии против недовольных, а потому, что подвергла (с детства) репрессии всех, изменив их этой репрессией так, что они утратили свою человеческую идентичность («самость»), превратились в одномерное отчужденное обывательское стадо[420]

Маркузе констатирует: «Современность стремится к тоталитарности даже там, где она не породила прямо тоталитарное государство».[421] Позже в «Одномерном человеке» Маркузе развил концепцию, показав, как современное общество использует механизмы науки и техники, воспитания и пропаганды, поощрения и вторичного подкрепления для создания личности, полностью зависимой от навязанных ей «ложных потребностей» и неспособной к самостоятельному мышлению и творчеству. Современное буржуазное общество, по Маркузе, «ориентировано на войну и благосостояние» и навязывает своим членам (несогласные испытывают санкции и вынуждены маскироваться) жестокость, клановость, подчинение тирании большинства, отказ от протеста и отречения.[422]«Комфорт, бизнес и обеспеченная работа в обществе, готовящемся к ядерному уничтожению, могут служить универсальным примером порабощающего довольства».[423] По мнению Маркузе, такой тоталитарный характер современного общества опасней грубого тоталитаризма фашистских государств, так как более всеобъемлющ и более мягок — а потому более эффективно блокирует любые попытки социального прогресса в обществе, любой протест: «…«народ», бывший ранее катализатором общественных сдвигов, «поднялся» до роли катализатора общественного сплачивания».[424]