Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений - Александр Тарасов

Необходимо учитывать, что после распада СССР и исчезновения таким образом основного противника троцкизма — «сталинистского режима КПСС», с одной стороны, и провала надежд западных троцкистов на возникновение массового троцкистского движения в бывшем СССР — с другой, международный троцкизм переживает жестокий кризис. Это выражается и в области идеологии. Дело дошло до того, что виднейший деятель международного троцкистского движения, бывший секретарь IV Интернационала (до 1962 г.), лидер меньшинства Объединенного секретариата IV Интернационала, лидер «Международной марксистской революционной тенденции IV Интернационала» Пабло (Михаил Раптис) в интервью журналу «Альтернативы» публично заявил: «Я не троцкист, а критически мыслящий марксист».[366] Пабло призвал к радикальному обновлению и развитию марксизма (не троцкизма, а марксизма в целом), дополнению марксизма фрейдизмом и вообще высказал мысль, что для успешной революционной работы «нужен новый «Капитал», старый «Капитал» относился к Европе и низкому развитию производительных сил».[367]

Нынешний идеологический кризис троцкизма, впрочем, оказался благоприятным для теоретической работы троцкистов «на границах» и за рамками классического троцкизма — в первую очередь, тех теоретиков и тенденций, которые и раньше (с конца 60-х гг.) демонстрировали стремление к обновлению теории и практики. В частности, многие троцкисты расширили сферу деятельности далеко за пределы рабочего класса, восприняв идеи «новых левых» о революционной роли национальных, расовых, сексуальных меньшинств, женщин и студенчества (молодежи). В США троцкисты с 60–70-х гг. активно работают с этими группами населения, признав за ними специфические интересы — и налицо тенденция к нарастанию практической работы именно с этими группами, а не с рабочим классом. Эта тенденция сопровождается разработкой соответствующего теоретического фундамента.[368]

Часть французских троцкистов уже в 80-е гг. демонстрировала нетрадиционные подходы в области теории классов и приближалась к позициям «самоуправленческого социализма».[369] Э. Мандель — неожиданно для троцкиста — расширительно трактовал понятие «пролетариат»: «Согласно Марксу и программе Российской социал-демократической рабочей партии, которая была написана Лениным и Плехановым, пролетариат это все те, кто в силу экономического принуждения должен продавать свою рабочую силу. Это определение остается верным и сегодня, и оно касается гораздо более широкого слоя тружеников, чем только промышленный пролетариат. Если мы применим это определение к сегодняшнему миру, то пролетариат с полупролетариатом и беднейшим крестьянством составят два миллиарда человек».[370] Пабло активно пропагандировал опыт партизанской борьбы и создания структур самоуправления, который он получил в Алжире, где был в 60-е гг. советником президента Алжира Ахмеда бен Беллы по самоуправлению в сельской местности и совместно с Че Геварой занимался техническим обеспечением партизанской войны в бывшем Бельгийском Конго (Заире; ныне — Демократическая Республика Конго).[371] Лидер французской Lutte Ouvriere Арлетт Лагийе совершенно в духе теоретиков «новых левых» (например, Иммануила Валлерстайна) излагала процесс накопления капитала в развитых странах за счет «третьего мира», выводя таким образом противоречия из сферы чистой «борьбы классов» в сферу конфликта «капиталистическая метрополия — капиталистическая периферия» (первый мир — третий мир, Север — Юг).[372] Европейские троцкисты с 1968 г. стали пересматривать свое отношение к молодежи и студенчеству и, признав за ними специфические интересы и права, занялись работой в молодежной среде как среде «потенциального революционного авангарда».[373]

В России большой интерес к развитию молодежной субкультуры и контркультуры проявила группа «Российская секция Комитета за рабочий Интернационал» (тенденция Militant). Газета группы — «Рабочая демократия» — имела характерный подзаголовок: «Газета для трудящихся и молодежи, борющихся за свои права» (молодежь, таким образом, поставлена в положение «второго революционного класса»). В газете была введена постоянная страница «Молодежь и сопротивление». Тематика и идеологическая направленность материалов, публиковавшихся на этой странице, выходили далеко за рамки троцкистской традиции, что свидетельствовало о дрейфе группы в сторону идеологии «новых левых» и контркультуры 60-х гг.

Троцкисты — единственные леваки в России, у которых рядовые члены групп отличаются достаточно высоким уровнем теоретической подготовки (пусть даже догматической). У остальных леваков существует значительный разрыв теоретической подготовки лидеров и рядовых членов организаций, причем у анархистов и «новых левых» зачастую с идеологической грамотностью дело обстоит плохо как у лидеров, так и у рядовых активистов.

«Пролетаристы» так же, как и троцкисты, считают своей целью построение коммунистического общества, не отходя в понимании сути этого общества от классической марксистской традиции. В отличие от троцкистов «пролетаристы», однако, не высказываются твердо и однозначно относительно невозможности перехода от капитализма к социализму мирным путем — но лишь потому, что исходят из фундаментального марксистского тезиса о необходимости полного развития капитализма и появления социалистического способа производства внутри капиталистического. При такой постановке вопроса спор о мирном или насильственном характере социалистической революции действительно становится несколько схоластическим, относящимся к конкретике не известного еще в деталях будущего.

Кардинальным отличием «пролетаристов» от других представителей марксистской мысли в России (или тех, кто себя таковыми считает) является принципиальная установка на самоорганизацию рабочих, на неприятие классической советской схемы, по которой авангардная революционная партия приносит извне в рабочие массы революционные идеи и ведет затем за собой распропагандированных рабочих.

Лидер Общественно-политического объединения «Рабочий» Борис Ихлов — теоретик антисталинистского «пролетаризма» — рассматривает перестройку как процесс «превентивной революции», предпринятой элитой советского общества в условиях приближающегося экономического тупика, с одной стороны, и постоянно растущего образовательного уровня рабочих — с другой. По этой логике, самым разумным способом предотвратить неизбежное требование рабочих допустить их к участию в управлении производством и государством (в условиях, когда экономический тупик вылился бы в экономический кризис) было решение перераспределить государственную собственность таким образом, чтобы она перешла в частное владение политической элиты (тогда закон охранял бы собственность — уже частную — от «посягательств» (претензий на управление) со стороны массы наемных работников). При таком взгляде на вещи вполне логично представление Б. Ихлова об оппозиционных партиях (включая коммунистическую оппозицию) в России как об одной из частей истеблишмента, которая так же, как и все остальные части, заинтересована не допустить к собственности и управлению наемных работников.[374]

В отличие от части троцкистов (и тем более анархистов и «новых левых»), испытывающих симпатии к коллективной собственности на средства производства («собственности трудовых самоуправляющихся коллективов»), «пролетаристы» ориентируются на смену способа производства, на понимание социализма как нерыночного строя. Б. Ихлов отрицает коллективную собственность при сохранении товарно-денежных отношений, видя в ней вариант буржуазной по характеру собственности: «…не хватало еще вместо капиталистов заставить конкурировать, противостоять друг другу трудовые коллективы (еще круче — в разных национальных республиках). Ведь и зарплата зависит не только от распределения дохода внутри предприятия или технологической политики, но и от самого дохода, то есть от качества товара, который оценивается потребителем. То есть невозможно овладеть отношениями собственности лишь внутри предприятия, задача рабочего коллектива выходит за рамки предприятия».[375]

Б. Ихлов полагает главным «освобождение труда», то есть ликвидацию обезличивающего абстрактного труда. Без этого невозможен никакой «контроль снизу» над механизмом управления.[376] В марксистской традиции это предполагает такую смену способа производства, при которой осуществилась бы ликвидация разделения труда на умственный и физический. При этих условиях, полагает Б. Ихлов, только и возможно создание социалистического общества как общества, обладающего более высокой производительностью труда (Ихлов здесь повторяет В. И. Ленина, указывавшего, что каждый следующий способ производства обладает более высокой производительностью труда, чем предшествующий.) Оставаясь в рамках марксистской логики, Б. Ихлов утверждает: «…производительность труда определяется не его условиями — экстенсивными параметрами типа концентрации труда и централизации капитала (стайностью), — а характером самого труда — насколько он свободен».[377]