Лабиринт - Яэко Ногами

расходы и вести себя строптиво и независимо как в отношении родителей, так и в отношении кого угодно. Ее стремление к полной самостоятельности отнюдь не было беспочвенным.

Мидзобэ, обладавший тонким чутьем проныры, был широко осведомлен о делах многих видных семей, и кое-кто поверял ему свои тайны. С другой стороны, Сёдзо знал, что зря клеветать на Инао догадливый художник не посмеет. И все же это странно! Пусть Кунихико и третий сын, но он от законного брака, и отец наверняка оставит ему несколько миллионов. Ведь это одна из самых богатых семей в Японии. Неужели человек, которому, можно сказать, с неба свалится огромное состояние (ведь для этого Инао не нужно и пальцем пошевелить), способен посягнуть на личные средства жены? Что-то не верится! Какой бы он ни был мот...

Но Тацуэ высмеяла его сомнения:

— Удивительное дело! Человек собирался бороться с богачами, а психологии их совершенно не знает! Кстати, нужно еще вот что иметь в виду. Окончив гимназию Кэйо, он уехал в Эдинбург. А по окончании университета снова был отправлен в Англию. Там он вращался в среде известных своей меркантильностью английских банкиров, для которых брак и приданое неотделимы. Правда, в Японии приданое обычно дают лишь за какой-нибудь хромоножкой или отъявленной распутницей, но у Инао, видимо, свой расчет. Надеюсь, теперь вы не будете удивляться, что он так настойчиво и терпеливо ухаживает за мной?

— Что ж, если ты считаешь, что и для него брак — коммерческая сделка...

— Конечно, сделка!—подхватила Тацуэ.— Для этих людей все становится предметом сделки. Но погоди! Если я выйду за него замуж, я сыграю с ним шутку! Буду сорить деньгами, как одержимая. Выброшу на ветер миллион! Два миллиона! Он у меня позеленеет от злости! Нравится вам моя идея?

— Идея в общем недурна,— ответил Сёдзо.— «Только стоит ли выходить замуж ради этого?» — хотел он добавить, но промолчал. Швырнув окурок в камин, он, не вставая со стула, протянул руку к столику и из серебряной корзиночки, стоявшей рядом с чайным сервизом, взял большую спелую сливу, покрытую сизым налетом. «Вот они, ваши браки!» — подумал Сёдзо, развивать эту тему ему не хотелось. Взяв десертный ножичек с серебряной чеканной рукояткой, он стал сосредоточенно счищать кожицу со сливы. Тацуэ краешком глаза наблюдала, как он положил себе в рот целую сливу, с наслаждением съел ее, затем достал носовой платок и аккуратно вытер губы. Тень досады пробежала по ее лицу, и в глазах вспыхнул злобный огонек.

— Скажите, Сёдзо-сан, а что, если бы это были сливы, поданные на десерт у меня на свадьбе? Вы бы так же покойно сидели и чавкали ?— не скрывая раздражения, спросила Тацуэ.

— Думаю, что да. А почему, собственно, твоя свадьба должна лишить меня аппетита? Какое я имею к ней отношение? Да и какое значение может иметь моя персона для людей, которые в состоянии пустить на ветер несколько миллионов ?

Равнодушие, с каким Сёдзо встретил сообщение о предстоящем браке Тацуэ, было не совсем искренним. Но он знал, что и в ее словах немало рисовки. Что бы она сейчас ни говорила, а кончится тем, что привередница все-таки вый? дет за Инао. Не захочет же она остаться в старых девах. Без конца откладывать замужество она, как видно, не намерена. Она не принадлежала к тем неумным и наивным женщинам, которые забывают, что молодость быстро проходит. Еще года два — и красота ее начнет постепенно блекнуть, цвет лица утратит свежесть и уж ничем от этого не спасешься.

Конечно, в ее словах есть немалая доля искренности, а все-таки преобладает в них импровизация, навеянная настроением. Тацуэ ведь всегда была своенравна и капризна. Но будь она даже вполне чистосердечна, он и в этом случае совершенно спокойно отнесся бы теперь к ее замужеству. Как сливы, лежавшие здесь в серебряной корзинке, ничем уже не были связаны с деревьями, на которых они когда-то росли, так и он ничем больше не связан с Тацуэ. Какая-то неясная мысль вдруг промелькнула в его голове и, точно тень, отброшенная плывущим облачком, смутной тревогой легла на сердце. Как бы стараясь отогнать ее, Сёдзо нервно тер носовым платком кончики пальцев, влажные от сливы. Но грудь еще сильнее сдавила тоска, словно кто-то прикоснулся вдруг к открытой ране. К мучительному ощущению примешивалось и какое-то волнующее, сладостное чувство, вспомнился вчерашний вечер и то жгучее мгновение, когда в спальне больного мальчика он неожиданно прикоснулся к руке виконтессы Ато.

Нервно сунув в карман носовой платок, Сёдзо закинул ногу на ногу и, обхватив колено руками, стал сосредоточенно смотреть на огонь. Наступила тишина, слышно было только, как в камине потрескивают дрова. И тут раздался вкрадчивый голос Тацуэ:

— Сёдзо, а ведь с тех пор, как вы приехали в Каруидзава, у вас стал совсем другой вид.

— Загар, наверное, повлиял, недаром же я целый месяц жарился на солнце.

— Видно, недаром,— отозвалась Тацуэ и, усмехнувшись, посмотрела на него в упор:—А не сказалось ли тут влияние госпожи Ато?

Сёдзо помрачнел. Он сознавал, что сердиться на Тацуэ нелепо, и все же не мог сдержать раздражения:

— Что за чушь! Неужели глупость действительно не знает границ!

— Ну, ну, не сердитесь! Ведь ничего особенно я не имела в виду,— примирительным тоном сказала Тацуэ, однако вызывающая улыбка не исчезла с ее лица. Поднявшись с кресла, девушка перешагнула через узкий персидский коврик и, нагнувшись, стала поправлять щипцами раскаленные головешки в камине.

Продолжая стоять в этой позе, спиной к Сёдзо, она спросила: — Ну а вообще-то вы знаете, что собой представляет жена господина Ато?

— Я служу у них уже около пяти месяцев. Но до июня я ни разу не был в их доме и ни разу в глаза ее не видел. Что я могу о ней знать?

— А вам бы не мешало знать, что у этой дамы в свое время были кое-какие приключения, но их тщательно скрывают как семейную тайну. Вам известно, почему долгое время ни к госпоже Ато, ни даже в контору домоправителя не допускались молодые люди? Заметьте, что началось это после скандала с ее земляком, студентом технического факультета. Он, кажется, пытался отравиться.

— Да ведь всем известно, что он страдал тяжелой формой неврастении,— вырвалось у Сёдзо.

— И все-таки, услышав, что вам предлагают у них место домашнего учителя, я испугалась. Но потом подумала: мало ли что болтают, может быть,