Крым - Александр Проханов

– Вот видите, Евгений Константинович, синие холмы. Там занимали оборону немцы. Они прорывались сюда, в низину, а подходы к своим позициям минировали. Вся степь в минах, до сих пор выковыриваем. Ночью по минным полям шли наши, хотели сбить с холмов немцев. Шли штрафники. Расчищая дорогу танкам. Шли и взрывались, оставляя проходы. Если пойдете по степи, увидите воронки. У этих воронок мы копаем. Снимешь дерн, а там кости штрафника. Еще сто лет искать, и всех не найдешь, – сказал поисковик с тяжелым вздохом. В его больших заскорузлых руках землекопа дрожал пластмассовый стаканчик с водкой.

Выпили сто поминальных грамм. Смотрели в солнечную синюю даль. Верхоустин был задумчив и печален, словно здесь, среди погибших штрафников, находился кто-то родной.

– Штрафники были воины Христовы, – сказал он, глядя на стаканчик, который упал со стола и летел в степь, подхваченный ветром. – Все миллионы погибших советских солдат, одолевших вселенскую тьму, были коллективным Христом. Они взошли на крест и спасли род людской. Православные ждут второго пришествия, а оно уже состоялось. Христос приходил на землю, сюда, в Сталинград. Вместе с солдатами бежал в атаку, горел в самолетах и танках, взрывался на минах в штрафных батальонах. Христос исходил эту степь. Можно найти среди воронок его следы. Перефразируя знаменитое четверостишие Тютчева, я написал мой собственный стих.

Верхоустин устремил глаза в туманную степь, наполнив ее синевой. Тихо прочитал:

Отягченный трехлинейкой,Всю тебя, земля родная,Бог в солдатской телогрейкеИсходил, благословляя.

Еще раз выпили из пластмассовых стаканчиков, заедая черным хлебом. А потом двинулись в степь. Поисковики, члены партии «Победа», жители окрестных селений. Все несли красные гвоздики. Клали цветы на землю, где когда-то гремели взрывы.

Лемехов наклонялся, опускал цветок туда, где когда-то ступала нога штрафника. Ему казалось, по степи, бессчетно, все в одну сторону, шагают люди, не касаясь земли. Перед ними, чуть выше их, прозрачней и невесомей, движется туманный столп света.

Вернулись в город и посетили монумент на Мамаевом кургане. Здесь случилось знамение. С Волги налетело облако тумана, накрыло курган, укутало изваяния, скрыло огромную статую Родины, воздевшую меч. Не стало видно ни меча, ни гневной, зовущей на бой головы. А в тумане чуть просвечивала женщина, опустившая покров на многострадальный город, и Лемехов, исполненный печали, чувствовал, как его лицо увлажняет прохладный туман.

Городской планетарий, куда они направили свои стопы, был построен сразу после войны, когда Сталинград еще пребывал в развалинах. Сталин хотел, чтобы люди, уставшие от вида окровавленной обгорелой земли, смотрели на звезды.

В фойе планетария на стене был выложен мозаикой портрет Сталина. Вождь, весь в белом, стоял среди кустов сирени. Лемехов любовался изысканной работой художника и вдруг почувствовал благоухание сирени. Еще одно знамение, говорившее о тонких мирах, неподвластных материальным законам.

Вечером, когда стемнело, Лемехова повезли на байк-шоу. Его организовали мотоциклисты из клуба «Ночные волки», которые на грохочущих машинах, в кожаных безрукавках, увешанные цепями, с татуировками на плечах и груди, примчались в город с иконой Георгия Победоносца и портретом Сталина. Их вожак по прозвищу Хирург, смуглый красавец, привез Лемехова на заброшенный завод, превращенный в арену байк-шоу. Лемехова вознесли на высоту подъемного крана, усадили в железной люльке, откуда он наблюдал разящие лучи лазеров, вспышки петард и взрывпакетов. Слушал громоподобные ударники.

Разыгрывались батальные сцены. Кружил настоящий самолет с крестом. Катили немецкие танки. Город пылал и обрушивался. Из развалин выбегали автоматчики с ППШ, выкатывали танки Т-34, и победно ухали залпы салюта. А потом неистовые мотоциклисты улетали с трамплинов в небо, перевертывались, кувыркались, бесстрашные, не боящиеся смерти. Сотни тысяч людей, собравшихся на грандиозное представление, свистели, ревели, взмахивали руками, а их полосовали лазеры, жгли лучи прожекторов.

Хирург в микрофон объявил выступление Лемехова, и тот, с высоты подъемного крана, возбужденный невиданной мистерией, обратился к людям:

– Есть на земле великие святые города, Иерусалим, Мекка. Сталинград – такой же святой и великий город. Здесь русский народ одержал Победу, которая сделала русских святым народом. В имени Сталинград – мистическая сила нашей непобедимости. Это имя как цветок небесного рая. Злые колдуны и отравители колодцев отняли у великого города его великое имя. Они закупорили колодец «жизни вечной», завалили его трухой, чтобы отнять у русского народа его непобедимую силу. Но мы разбросаем мусор, откроем колодец, чтобы пить из него «воду живую», святую воду России. Вернем великому городу имя Сталина. Сталинград во веки веков!

Сотни тысяч людей в едином порыве выдыхали: «Сталинград! Сталинград!» А потом, в блуждающих прожекторах и секущих лазерах зазвучало: «Лемехов! Лемехов!» И следом: «Президент! Президент!» И как буря: «Лемехов! Президент! Лемехов! Президент!»

Он стоял в люльке крана, и его возносило над ликующим городом.

Глава 18

Через несколько дней, в Москве, Лемехову позвонил Верхоустин:

– Хочу поговорить с вами, Евгений Константинович.

– Конечно. Давайте поужинаем. Хотите, опять в «Боттичелли».

– Нет, это место не подойдет.

– Тогда в «Ваниль» или в «Пушкин».

– И это не годится. Мы бы могли уехать за город и где-нибудь погулять на природе. Тем паче погода чудесная.

– Хорошо, погуляем в лесу.

Машина увезла их за город по Осташковскому шоссе, туда, где кончались торговые центры, ревущие трассы и эстакады и начиналась водоохранная зона. Оставили машину перед шлагбаумом и пошли по пустынной асфальтированной дороге, среди весеннего леса. Два охранника на большом расстоянии следовали за ними. Редкие велосипедисты, сверкая спицами, с легким шорохом проносились мимо.

– Чудесная весна, – сказал Лемехов, глядя на дорогу в солнечной дымке, на темные ели, мягкие, разомлевшие, благоухающие теплой смолой. – Хотел уехать на охоту, на озера, да, видно, не выберусь.

– Русская весна несравненна. В ней – пасхальное воскрешение. «Весна священная», – ответил Верхоустин, глядя на обочину, где блестела вода и стояли розовые и золотые кусты, переполненные разноцветными соками.

Они шли молча, и Лемехов ждал, когда начнется разговор, ради которого они оставили людные места и оказались на пустынной дороге.

– Ваша сталинградская поездка вызвала большой резонанс, – произнес Верхоустин. – Ее заметили не только газеты и сайты. Ее заметили в администрации президента. О ней говорят в политических кругах.

– Мне было несколько звонков. Похоже, некоторые готовы присягнуть мне на верность.

– Там, у сталинградского фонтана, вы прошли «крещение водой». Теперь, отправляясь в Сирию, вы пройдете «крещение огнем». Президент России должен услышать, как звякают пули по броне.

– Говорят, этот звук ничем не напоминает шелест бумаг в министерских кабинетах.

Они проходили мимо цветущей ивы, вокруг которой с глухим жужжанием летал шмель.

Опять замолчали и шли под громадными дубами. Черные вершины были оранжевые от бесчисленных набухших почек.

– Я пригласил вас в это безлюдное место, потому что наш разговор не предполагает чужих ушей. Этот разговор не мог состояться раньше, ибо наши отношения должны были пройти несколько стадий. Теперь эти стадии пройдены. – Верхоустин посмотрел на Лемехова своими синими, завораживающими глазами, перевел взгляд на вершину дуба. Синева его глаз слилась с темной лазурью, уловленной черными ветвями дерева.

– Я слушаю вас, Игорь Петрович.

Верхоустин шагнул на обочину, нагнулся, поднял суковатую ветку. Вернулся на асфальт, упираясь веткой в землю. Стал похож на странника с посохом.

– Мы успешно создаем партию, Евгений Константинович. Уже в тридцати регионах есть подразделения. Есть газеты и сайты, есть выход на радио и телевидение. Строительство верхней, открытой для глаз башни идет успешно. Теперь пора подумать о глубинном основании башни. О невидимой партии, которая будет скрыта в недрах явной и видимой.

Сырая палка в руках Верхоустина при каждом ударе оставляла на асфальте влажный след. Лемехов считал эти темные метины, которые соответствовали ритму и содержанию предстоящего разговора.

– Я не очень понимаю, Игорь Петрович, назначение этой тайной партии. Зачем это подполье, если мы намерены заниматься легальной политической деятельностью?

– Мы создаем партию не на один политический сезон, не под частную политическую задачу, даже если эта задача связана с избранием президента. Мы создаем партию, в недрах которой рождается проект нового государства. Проект, исполнение которого потребует десятилетий труда. В этом проекте, помимо технологий, будет содержаться метафизическая сущность, без которой невозможно любое государство, особенно Государство Российское. Это сокровенные знания о природе русской цивилизации. О ее религиозных мистических основах. О волшебных учениях, соединяющих Россию с небом. О райских смыслах, обретению которых посвящена вся русская история, все русское время. Это сокровенное знание важнее любых засекреченных планов Генштаба, любой, запечатанной в сейфах статистики. Носителями этих знаний могут стать только избранные, прошедшие «крещение водой и огнем». Если над землей пронесется буря и сметет видимую миру башню, останется подполье, где уцелеют все волшебные смыслы, и русская цивилизация не погибнет. Пусть срежут дерево, но корневище останется. От него пойдет новый побег. Так было не раз в истории Государства Российского.