Псы войны - Фредерик Форсайт

Саймон Эндин позвонил Коту Шеннону на квартиру в десять часов вечера. Шеннон доложил о своих действиях, а Эндин сообщил о том, что успел сделать он сам за этот день. Он сказал, что необходимые 100000 фунтов будут переведены на его новый счет в швейцарском банке до конца рабочего дня сегодня же, и Шеннон просил его переслать первые 10000 фунтов на счет Кейта Брауна в Кредитбанке города Брюгге, Бельгия.

Через несколько минут после разговора Эндин написал письмо с инструкцией в Хендельсбанк, подчеркнув, что данная сумма должна быть переведена незамедлительно, но что ни при каких условиях имя владельца швейцарского счета не должно быть известно в бельгийском банке. На переводе, который следует передать по телексу, можно обозначить только номер счета. Он отправил письмо экспресс-почтой из дежурного почтового отделения на Трафальгарской площади незадолго до полуночи.

Без пятнадцати двенадцать в квартире Шеннона вновь зазвонил телефон. Это был Земмлер из Мюнхена. Шеннон сказал ему, что у него есть работа для всех них, если они захотят, но что он не сможет приехать в Мюнхен. Земмлеру придется взять билет на самолет до Лондона в одну сторону и прибыть туда к шести на следующий день. Он назвал свой адрес и пообещал немцу в любом случае компенсировать расходы и купить обратный билет до Мюнхена, если вдруг он откажется от работы.

Земмлер согласился прилететь, и Шеннон повесил трубку.

Следующим на связь вышел Лангаротти из Марселя. Он обнаружил в своем почтовом ящике телеграмму от Шеннона. К шести он будет в Лондоне и явится на квартиру.

Звонок от Жанни Дюпре запоздал, он позвонил в половине первого ночи. Жанни тоже согласился собрать вещички и отправиться за 8000 миль в Лондон, но он не сможет прибыть туда раньше чем через полтора дня. У Шеннона на квартире его будут ждать в пятницу, к вечеру.

После последнего звонка Шеннон почитал часок и погасил свет. Так закончился День Первый.

Сэр Джеймс Мэнсон не пользовался экономическим классом, он предпочитал летать первым, и в среду утром плотно позавтракал в цюрихском бизнесклубе «Трезубец». Около полудня его с почтением препроводили в обитый деревянными панелями офис доктора Мартина Штайнхофера.

Они были знакомы десять лет, и за это время Цвинглибанк несколько раз участвовал за Мэнсона в деловых операциях, когда ему требовались подставные лица при покупке акций, которые, будь упомянуто имя Мэнсона, тут же утроились бы в цене. Доктор Штайнхофер ценил своего клиента и поднялся, чтобы пожать руку и проводить английского аристократа к удобному креслу.

Швейцарец предложил сигару, принесли кофе и две рюмочки Киршвассера. Только когда секретарь вышел из кабинета, сэр Джеймс огласил суть своего дела.

– В ближайшие дни я намереваюсь приобрести контрольный пакет акций небольшой британской компании, общественной компании. В настоящий момент я не могу вам назвать, какой именно, потому что подходящий объект для моей операции пока не выяснен окончательно. Надеюсь, что вскоре все прояснится.

Доктор Штайнхофер молча кивнул и отхлебнул кофе.

– Вначале это будет незначительная операция, на которую потребуется сравнительно небольшая сумма денег. Позже, у меня есть основания полагать, что Фондовой Бирже станут известны определенные факты, которые интересным образом повлияют на цену акций этой компании, – продолжал он.

Объяснять швейцарскому банкиру правила, царящие на лондонской Фондовой Бирже, было совершенно ни к чему, потому что он знал их не хуже самого Мэнсона, как впрочем и все, что касалось бирж и рынка во всем мире.

По британским законам, любое физическое лицо, приобретшее более десяти процентов акций компании, зарегистрированной как общественная, должно в течение двух недель предстать перед Советом директоров. Этот закон преследует цель: дать знать общественности кто и в какой степени владеет акциями общественной компании.

По этой причине любая, уважающая себя лондонская брокерская фирма, покупающая акции за своего клиента, тоже должна придерживаться закона и сообщить Совету директоров имя своего клиента, если объем покупки превышает десять процентов от полного объема акций компании, в противном случае покупатель может остаться анонимным.

Одним из способов обойти это правило для магната, стремящегося прибрать к рукам компанию, состоит в подборе подставных лиц. Но опять же, опытные эксперты на бирже вскоре обнаружат, что солидный пакет акций уплывает через подставных лиц в руки одного человека, и будут действовать по закону.

Но швейцарский банк, не связанный британскими законами, подчиняется собственным традициям сохранения тайн и попросту отказывается давать информацию о том, кто в действительности стоит за людьми, которых они представляют в качестве своих клиентов, как, впрочем, и любую другую информацию, даже если сами они подозревают, что подставные лица на самом деле вымышлены.

Оба человека в кабинете доктора Штайнхофера прекрасно разбирались во всех тонкостях подобной процедуры.

– Для приобретения необходимого количества акций, – продолжал сэр Джеймс, – я вошел в контакт с шестью своими партнерами. Они будут скупать акции на мою долю. Им хотелось бы открыть небольшие счета в Цвинглибанке и попросить вас быть настолько любезным, чтобы взять на себя заботы о покупке от их имени.

Доктор Штайнхофер поставил чашку с кофе и кивнул. Как и подобает порядочному швейцарцу, он не видел смысла в нарушении правил, когда их можно было законно обойти, с очевидным условием, что речь идет не о швейцарских правилах, конечно. Кроме того, он считал, что даже мелкую операцию лучше проводить так, чтобы избежать ажиотажа на бирже. Чтобы стать богатым, надо набраться терпения и начинать откладывать по пфеннингу.

– В этом нет никакой проблемы, – осторожно произнес он. – Эти джентльмены прибудут сюда, чтобы открыть свои счета?

Сэр Джеймс выпустил облако ароматного дыма.

– Может случиться, что они не найдут времени приехать сюда лично. Я сам, например, попросил своего помощника действовать от моего имени. Для экономии времени и во избежание лишних неприятностей, вы понимаете. Возможно, что шесть моих партнеров тоже решат избавить себя от лишних хлопот. У вас нет возражений против этого?

– Конечно нет, – тихо сказал Штайнхофер. – Кто ваш финансовый поверенный, простите?

– Мистер Мартин Торп, – сэр Джеймс Мэнсон вытащил из кармана тонкий конверт и протянул его банкиру.

– Здесь моя доверенность, должным образом оформленная, заверенная и с моей подписью. У вас есть образцы моей подписи для сравнения, разумеется. Там указаны полное имя мистера Торпа и номер паспорта, по которому вы сможете удостоверить его личность. Он посетит Цюрих через неделю или дней через десять, что бы завершить все подготовительные формальности. С этого момента он будет действовать от моего имени, и его подпись будет ничуть не хуже моей собственной. Это приемлемо?

Доктор Штайнхофер пробежал глазами листок из конверта и утвердительно кивнул.

– Конечно, сэр Джеймс. Я не вижу проблем.

Мэнсон поднялся и вмял сигару в пепельницу.

– В таком случае я с вами прощаюсь, доктор Штайнхофер, и все последующие дела перепоручаю в руки мистера Торпа, который будет, несомненно, советоваться со мной на всех этапах перед принятием решений.

Они пожали друг другу руки, и сэра Джеймса Мэнсона проводили на улицу. Когда массивная дубовая дверь с легким щелчком захлопнулась за ним, он поднял воротник, прячась от всепроникающего холодного воздуха, открыл дверь взятого напрокат лимузина и приказал шоферу отвезти его в «Баур о Лак» на ланч. Кормят здесь от души, заметил он про себя, но во всем остальном Цюрих – жуткая дыра. Даже приличного борделя и того нет.

Помощник заместителя министра Сергей Голон с утра был не в духе. В официальном письме, которое легло ему а стол за завтраком, сообщалось, что его сын не прошел по конкурсу в Академию народного хозяйства, и в доме начался всеобщий переполох. Вдобавок ко всему хроническая язва желудка напомнила о себе мучительной изжогой, обещая веселый денек, да и секретарша некстати заболела.

За окнами его небольшого кабинета в отделе Западной Африки МИДа холодный ветер гулял по узким ущельям московских улиц, до сих пор покрытых пятнами талого снега, угрюмо серым в утренних сумерках, терпеливо ждущих весеннего тепла.

– Не поймешь что творится, – пожаловался ему сторож, когда он припарковывал свой «москвич» на подземной стоянке под зданием министерства.

Голон согласно вздохнул и вошел в лифт, чтобы подняться к себе на девятый этаж и приступить к работе. В отсутствие секретаря ему пришлось самому разбирать груду документов, поступивших для ознакомления из разных кабинетов здания. Он начал их просматривать, перекатывая во рту таблетку от желудочной боли.