Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами - Эмма Смит

«Король Джон» (папского легата кардинала Пандольфа в ней лупят палками) и пропротестантские - из «Генриха VIII». На девятой странице первой пьесы в сборнике, «Буря», Тринкуло, шут с потерпевшего бедствие корабля, впервые видит дикаря Калибана, уроженца острова, и сразу соображает, что на этом экзотическом персонаже можно сделать деньги, показывая его «зевакам». У Шекспира они называются holiday fools, а написано это слово так, что видна его этимология holy-day (то есть «святой праздник»). Сэнки зачеркивает его очень густо, возможно, усмотрев в нем неуважение к христианскому календарю. Он зорко следит за малейшими намеками на сексуальность, но не слишком лютует. Чуть дальше в той же сцене «Бури» он оставляет нетронутой довольно рискованную песенку о ветреной Китти, «гордячке», с которой «гуляет какой-то портной». И в этой пьесе, и в следующих за ней комедиях Сэнки больше не находит ничего опасного для чувств семинаристов, но через несколько сотен страниц натыкается на остроумную реплику служанки Маргариты из пьесы «Много шума из ничего», которая накануне свадьбы своей госпожи Геро в ответ на ее жалобу об ужасной тяжести на сердце произносит: «Скоро будет еще тяжелее: мужчина ведь весит». Мы чуть ли не слышим его укоризненный вздох (а может быть, и довольный: «Ну наконец-то! Есть что вычеркнуть!»), когда он берет перо и обмакивает его в темные чернила.

Цензорская работа Сэнки над Шекспиром интересна именно потому, что направлена на сохранение пьес для семинаристов, удаляя лишь сомнительные места. Эта стратегия в равной мере и разрешает, и ограничивает. Почти половина пьес в сборнике не имеют никаких помет. Результатом цензурноисправительной работы стал совершенно уникальный сборник пьес. Ее крайне оригинальные методы можно назвать предшественниками позднейших попыток сделать Шекспира более приличным, более подходящим, более соответствующим для юношества, так что даже в XXI веке появляются приспособленные для сцены варианты и новые издания, в том числе и издание Баудлера. Лишь одно произведение в издании Сент-Олбан не поддалось исправлению (кстати, не по зубам оно оказалось и Баудлеру, не включившему его в свой сборник): крепким орешком оказалась так называемая «проблемная пьеса» «Мера за меру». В этой малопристойной драме правитель притворяется монахом, а монахиня получает предложение переспать, причем все это происходит в городской обстановке, где мораль неустойчива, где все можно купить и продать. Правда, критики до сих пор видят в пьесе религиозную аллегорию, в которой монах-герцог, как Иисус Христос, приходит, чтобы спасти погрязших в пороках людей, но Уильям Сэнки явно считает иначе. Одолев уже девятьсот страниц Второго фолио, он сменил цензорское перо на лезвие и просто-напросто вырезал неугодные страницы, причем как можно ближе к переплету, чтобы от них и следа не осталось. Только сохранившиеся узкие полоски свидетельствуют, что там что-то было. Этот Шекспир для католиков, изобилующий иезуитскими надписями, иссечениями, машинально сделанными рисунками, оценочными комментариями, сохранил свой сделанный в XVII веке темно-коричневый переплет из телячьей кожи, который хранится теперь в Фолджеровской Шекспировской библиотеке Вашингтона. Под номером семь он занимает место среди 57 экземпляров этого издания, собранных библиофилом и нефтяным миллионером Генри Клеем Фолджером, страницы каждого из которых хранят историю жизни этого экземпляра.

Более последовательной попыткой цензуры под эгидой католической церкви стал Index Librorum Prohibitorum - «Индекс запрещенных книг», который Ватикан составлял и публиковал четыре века подряд. Первый появился в годы религиозной смуты, чтобы пресечь распространение трудов Мартина Лютера, а последний - в 1966 году, через три года после того, как Филип Ларкин печально обозначил временные рамки прогресса отношений в своем стихотворении «Чудесный год» (Annus Mirabilis):

Шестьдесят третий год - вот тогда целый свет

Впервые изведал любовь

(пусть я к ней и не был готов) —

С того дня, когда с «Чаттерлей» сняли запрет,

До первой пластинки битлов.

Следуя библейскому указанию, «Индекс» взял эпиграфом стих из девятнадцатой главы Деяний апостолов: «А из занимавшихся чародейством довольно многие, собрав книги свои, сожгли перед всеми».

Тридентский собор, открывшийся в 1545 году, сформулировал ответ католиков на Реформацию, и не последнее место в нем заняли книги. Согласно постановлениям собора, латинская Вульгата стала окончательным вариантом текста Библии (см. главу 7 о спорах вокруг ее канонических книг), а кроме того, собор учредил Священную конгрегацию «Индекса» для выявления опасных книг и составления официального списка запрещенных произведений. После многочисленных пересмотров он вышел из печати в 1564 году, при папе Пие IV. Первый выпуск «Индекса» отпечатал в Риме издатель с примечательной родословной. Паоло Мануцио был сыном самого известного в XVI веке издателя-гуманиста Альда Мануция, новаторские книги которого на превосходных латинском и греческом языках были поистине революционными и по форме, и по содержанию. Некоторые ученые считают эти книги (так называемые «альдины») настоящими предшественниками современных изданий в бумажной обложке; есть также мнение, что благодаря им в печатном виде сохранились многие классические труды. Паоло унаследовал от отца и торговый знак в виде якоря. Зная, как ратовали Мануции за широкое распространение литературы вообще, а классических текстов в особенности, очень неожиданно увидеть этот логотип на книге, посвященной вопросам цензуры.

«Индекс» сначала нацеливался на теологические разногласия и книги, которые, положа руку на сердце, давно уже могли шокировать разве что самых благодетельных читателей. Конечно, в него вошли Лютер (см. главу 8), протестант-реформатор Жан Кальвин и переводчик Библии Уильям Тиндейл. Однако со временем составителей начала все больше интересовать малопристойная или слишком откровенная литература, которая могла бы плохо повлиять на мораль читателя и которую католики могли читать, только получив разрешение. Попавшие в список книги, сочтенные еретическими, распутными или неприличными, колдовскими или магическими, можно было печатать только с позволения Церкви. Тем, кто владел книгами, указанными в «Индексе», или читал их, грозило отлучение от Церкви. «Индекс», стремясь идти в ногу со временем, запрещал все новые и новые аморальные или сомнительные с точки зрения религии произведения, бдительно стоя на страже морали. В 1596 году были добавлены Талмуд и прочие священные книги иудеев. Новые издания «Индекса» выходили в 1664 (в виде алфавитного списка с перекрестными ссылками), 1758 и 1900 годах, и в список запрещенных уже вошли работы Вольтера, Локка, Дидро, Руссо, Канта и Лейбница, то есть пробовали контролировать мысль эпохи Просвещения. У него существовало и дополнение, Index Expurgatorius, в виде списка тех мест в книгах, которые следовало изъять, чтобы сделать их канонически приемлемыми. Но, как все акты цензуры, и этот тоже произвел эффект Стрейзанд. В 1627 году Томас Джеймс предложил использовать Index Expurgatorius