Ольф. Книга третья - Петр Ингвин

Впрочем, где не помогают слово и собственный пример, там не поможет ничто.

Не сразу дошло, что Маша продолжает беседу, не замечая моих застопорившихся взгляда и сознания.

– Тебя когда-нибудь били за что-нибудь?

– На улице. Хулиганы. Просто так.

Не просто так, а за мою принципиальность, но о подробностях Маше знать не стоило.

– А дома – родители или кто-то еще?

– Никогда.

Потому что у поступка должен быть смысл. Например, я, ко всему прочему, не понимал, зачем люди дерутся. Любой спор можно решить словами, а в ссоре, где обе стороны считают себя правыми, достичь компромисса. Потому хулиганы и более серьезные преступники, которые ставят себя выше других за счет физической силы, в моей внутренней градации оказывались на дне, как низшие существа без понятия о логике и смысле жизни. Чтобы возвыситься до звания человека разумного, нужно понять, что не все зависит от кулаков и сиюминутных желаний.

– Хочешь, я тебя отшлепаю – по-родственному, мягко, но действенно?

Я чуть не поперхнулся:

– Что за глупости?

– А у тебя не возникло желания наказать меня за все, что я натворила?

– Повторяю: не говори глупостей.

Маша задумчиво протянула:

– Открою еще один секрет. От некоторых поступков удерживает только мужская рука, когда с чувством приложится к жаждущему приключений месту. Иногда так не хватает братского шлепка…

Невероятно, но в обращенных ко мне глазах читалась чуть ли не надежда.

Не дождется. У поступка должен быть смысл. Бессмысленный поступок выдает в том, кто его совершил, низшее нерассуждающее существо.

– Почему ты такой пассивный? – прилетел новый вопрос.

Так я никогда не доберусь до ванной.

– Я не пассивный, я мудрый.

– Мудрецы мало разбираются в реальной жизни. Они чаще попадают в глупое положение и почти всегда остаются с носом. Видимо, от такого опыта у них и мудрость.

Очень хотелось возразить. А что сказать? Маша права. Во многой мудрости много печали, но мудрый отличается от просто умного тем, что учится на чужих ошибках. Например, мне не обязательно напиваться вдрызг, чтобы узнать результат, мне достаточно чужого примера.

– Знакомые говорят, что у меня слишком легкий характер. – Маша не отпускала меня, ей очень хотелось поговорить. – Ты согласен?

«Легкомысленный» – да, а «легкий» – нет, против этого я возражал категорически, но сказать вслух не рискнул. Это как с женским вопросом «Я толстая?» Что ни ответь, останешься виноватым. Но я отрицательно помотал головой – медленно и весомо.

– Соглашусь с тобой, характер у меня тяжелый. – Маша вздохнула. – Потому что золотой. Ладно, лезь в душ и отмывайся, я сама все уберу, раз уж все это из-за меня. Грязные вещи брось у стиральной машинки, я запущу позже вместе со своими. Только занавеску закрой, мне понадобится раковина.

На столь щедрые условия хотелось согласиться, но совесть больно пнула: «Мужчины так не поступают».

Спасибо, совесть. Благодаря тебе я провел незабываемый вечер уборки, так как Маша не переодевалась, чтобы не пачкать чистые вещи, а я ни слова не сказал против того, чтобы во время уборки на ней был единственный и к тому же мокрый элемент одежды. Маша не стеснялась меня, я не стеснял ее – чего еще желать от жизни? А то, что в глаза лезло много недозволенного – разве раньше я не видел того же великолепия в других видах? Да, ничего нового, потому Маша и не стыдилась. Правда, периодически мне приходилось прятать взгляд, чтобы не попасться на откровенном любовании и восхищении, а эмоции, к сожалению, возникали именно такие. В отличие от прошедшей фотосессии, ракурсы радовали новизной и грацией активного движения в этих ракурсах. Я оттирал липкие разводы, а сознание упивалось видом округлого желе, украшенного вишенками. Желе подрагивало, колыхалось, раскачивалось мягкими каплями, что приводило взгляд в детский восторг. Сейчас, например, с тряпкой в руках Маша елозила под кухонным столом, и вид на нее, вернее на выставленный ко мне тыл, открывался просто сокрушительный для инстинктов.

– Мне кажется, инопланетяне существуют, – донеслось из-под стола.

О чем она, вообще, думает?! Впрочем, это лучше того, о чем думаю я. Мне, например, в созданной для меня экспозиции виделась морда неуклюжего жадного существа (возможно, кстати, внеземного) – жутко серьезная, даже наглая, с щеками как у запасливого хомяка, вместо носа – вертикальная прорезь под прозрачным забралом скафандра, внутри плотоядно облизывалась и, казалось, чавкала в предвкушении, темная пасть. Медленно дожевывая предшественников встреченного доброго молодца, инопланетное чудище разглядывало меня единственным глазом и раздувало щеки. Мне стало понятно, почему контактеры в своих рассказах о встречах с Чужими не уходили от контакта. Уйти было нельзя. Чужаки гипнотизировали и обезволивали.

Воображение у меня богатое, что только ни мерещится, но любопытно, что же подвигло Машу задуматься на странную тему. Вариантов существовал миллиард с хвостиком, любая вещь или поворот ситуации могли быть отправной точкой.

– Что навело тебя на этот вопрос?

Реальность, как это часто бывает, разочаровала.

– Обычное любопытство.

Для ответа у меня появилось законное право смотреть на собеседницу без угрозы сломать глаза, и я этим правом воспользовался:

– Ученые не нашли во Вселенной следов деятельности разумной цивилизации, то есть существование разума теоретически допускается, но факты убеждают в обратном. Скорее всего, мы одиноки в необозримом бесконечном мироздании.

Как же грустно прозвучало. Возникли параллели от большого к малому, от общего к частному, от мира к людям, причем к конкретным. Стало еще грустнее. Наверное, внутреннее одиночество каждого из нас и подвигло Машу на размышление о космических разумных расах.

– Проще говоря, в Высший Разум Космоса ты не веришь? – Маша вывернула голову, чтобы посмотреть на меня.

Теперь, при встречном взгляде, разглядывание подстольной собеседницы меня смутило, я опустил глаза.

– Нет. В смысле да.

– А по-моему, инопланетяне есть, и они очень умные. Гораздо умнее нас. Иначе не скрывались бы от людей.

Маша продолжила тереть линолеум влажной тряпкой.

Я поразился женской логике. Но ведь – логика, шут ее дери. Не поспоришь.

Продолжения не последовало, других тем для разговора тоже не возникло, Маша продолжила заниматься кухней, я сместился в гостиную.

Последнее, что в конце уборки сказала Маша, прежде чем надолго уйти в ванную, было:

– Иногда ты напоминаешь мне инопланетянина, и я поражаюсь твоей мудрости. Но гораздо чаще…

Не договорив, Маша горестно махнула рукой и отправилась отмываться.

Что на это сказать? Вообще-то, ответа не требовалось. А Маша, если посмотреть с той же точки зрения, при редких проблесках сознания тоже выглядела больше ребенком, чем умной взрослой женщиной. Мы с ней думаем друг о друге одинаково.

На кухне остался забытый торт. Он был съеден утром, на завтрак.

Жизнь текла прежним