Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). - Николой Костомаров

Послы были отпущены.

Издавна завидовыали бояре богатству владычних и монастырских имений; теперь бояре рассудили, что если уж нужно какими-нибудь вотчинами отделываться, то лучше церковными, а не своими. Опять владыка с теми же послами 4-го января прибыл в стан и сказал, что Великий Новгород дает ему десять волостей церковных [39] и сверх того все волости, как владычные и монастырские, так и боярские, и всех новгородцев вообще в Торжковской Земле.

Великий князь отвечал, что он не берет этого.

"Так пусть же, -— сказали послы боярам, говорившим с ними от имени великого князя, — государь сам смыслит, как ему свою отчину жаловать и сколько волостей взять; а отчина его Великий Новгород покладается на Бога и на него .

Бояре пошли к князю и воротились с таким ответом: Государь велел сказать: взять мне половину всех волостей владычних и монастырских во всей земле, а новоторжския все, — чьи бы то ни были".

Послы ушли в Новгород и 6-го января пришли с согласием, но просили, чтоб государь пожаловал бедные монастыри — не отнимал у них земель, а ограничивался бы шестью богатыми монастырями [40] Великий князь согласился. "Пусть идут в город, — сказал он своим боярам, — и напишут на список половину владычних и монастырских волостей, только чтоб не таили ничего; а что утаят, — та земля великих князей".

На другой день владыка с послами принесли список. Уже Новгород был безропотен; голод дошел до ужасных размеров; мор усиливался; чего бы ни потребовал победитель, — побежденный на все согласится наперед. Но по расчету великого князя следовало его еще помучить и дать памяти. Послы надеялись, что все уже окончено, и владыка сказал боярам: "Пусть государь пожалует отчину свою, чтоб христианство до конца не гибло; теснота и голод, и мор в городе".

Но бояре не слишком разжалобились, и сказали: "Князь великий велел вам сказать: вы явили дань со всех волостей новгородских с сохи по полугривне, по семи денег; а какая ваша соха? "

— Наша соха, — отвечали послы, — три обжи; а обжа у нас один человек, когда орет на одной лошади; как на трех лошадях орешь, то соха.

"Так князь великий, — сказали бояре, — захотел взять не с сохи, а с обжи по полугривне".

Владыка начал говорить: "Бьем челом великому государю: смилуйся, государь, имать дань с сохи с трех обжей по полу-гривне и брать один раз в год".

Доложили великому князю. Иван Васильевич оказал милость, — согласился, только с тем, чтоб брать эту дань со всех, без льготы: со всякого, кто землю орет, и с ключников, и со старост, и с одерноватых.

Тогда владыка и послы сказали: "Бьем челом, чтоб государь пожаловал, — не велел посылать в новгородским волости писцов своих и даньщиков: это, господине, будет христианам тяжко; пусть положится государь на новгородскую душу; сами скажут, сколько у кого сох будет, да сами собою дань собравши и отдадут по крестному целованию, без хитрости, тому, кому великий князь прикажет в Новгороде; а кто утаит хоть одну обжу, и уличим его, мы скажем про то своим государям великим князьям и великие государи его казнят .

Великий князь сказал на это: "Жалую свою отчину; пусть сами дань собирают, и отдают кому у них будет велено брать, а писарей и даньщиков к ним не будут посылать .

Послы задержаны были на один день. 10-го января бояре дали им список, по которому Новгород должен был произнести присягу. Этот список следовало прочитать новгородцам. Вместе с тем государь приказал очистить для него Ярославово дворище. Послы поехали в город вместе с посковским подьячим Одиицом, который вез форму присяги. Форма была списана; к этому списку новгородский владыка должен был приложить руку и свою печать, да сверх того от пяти концов по печати.

Форма присяги была прочтена у владыки в палате. Ее слушали, конечно, немногие, — сколько могло поместиться в палате. Когда сказали новгородцам, что государь велит очистить Ярославово дворище, тут воскресло невольно воспоминание всего прошедшего; ужасно казалось отдавать эту святыню. Новгородцы не могли противиться, но сказали с грустью: "Тот двор в воле наших государей великих князей: хотят его взяти, — все перед Богом и перед ними, а, может быть, захотят в околотке взять место равное тому двору, и то в их воле".

13-го января явился в стан Ивана владыка; с ним были уже не только прежние послы, но многие посадники, бояре, житые и купцы, и показали запись, подписанную владыкой и утвержденную печатями пяти концов. Бояре сказали им: "что псковичи послужили великому князю по крестному целованию, зато вы им не должны никакою хитростью мстить, не вступаться во псковския земли и воды и не делать им обид; а как будут у вас с ними дела о землях и водах, то о том новгородские наместиники великих князей будут ссылаться с наместниками псковскими, и будет у вас суд и управа на обе стороны. Вы также не должны мстить никакою хитростью и тем новгородским боярам, детям боярским ми боярыням, что служат великому князю. А на Дннпе и на Заволочье, что пи есть пригородов, так все двипяне и за-волочане сложат новгородское целование и будут целовать крест на имя великих князей'.

Новгородцам оставалось безмолвно согласиться, и они целовали крест по записи.

После крестной присяги они сказали: "Бьем челом вам, бояре, чтоб вы печаловались у государя, отдал бы он нам нелюбье и сердце свое сложил и слово свое изрек бы нам от уст своих вслух всем по прежнему жалованью".

Бояре передали эту просьбу государю, и великий князь позвал их к себе. Он объявил им то же, что сказал владыке и послам об имениях и судах и прибавил: "Даст Бог и вперед тебя, своего богомольца, владыку, и всю отчину свою Великий Новгород будем жаловать .

Великий князь промедлил еще день. В четверг 15-го января поехал в Новгород от его имени князь Иван Юрьевич в сопровождении других князей и бояр [41].

Новгородцы созваны были на Софийский двор. В палате были владыки, духовенство и бояре; за ними толпы вошли в палату; другие стояли на открытом воздухе. Князь Иван Юрьевич говорил: "Князь великий Иван Васильевич всея Русии; государь наш, тебе, своему богомольцу, владыце и своей отчине — Великому Новгороду, глаголет так: ты, наш богомолец, Феофил, со всем освященным собором и вся наша отчина, Великий Новгород, били челом нашей братьи о том, чтоб я пожаловал-смиловался и нелюбие сердца сложил; я, князь великий, ради своей братьи жалую свою отчину и отлагаю нелюбие. Ты, богомолец наш, архиепископ, и отчина наша, написали грамату, на чем добили нам челом и целовали крест; — пусть теперь все люди новгородские, моя отчина, целуют крест по той грамате и оказывают нам должное; а мы вас, свою отчину, и вперед хотим жаловать по вашему исправлению к нам".

Началась присяга. Бояре приводили ко кресту бояр и жнтых людей, стоявших па Софийском дворе, а детей боярских и московских дьяков разослали по всем пяти концам приводить к присяге народ. Тогда присягали все люди, и жены боярские, и вдовы, и люди боярские. Присяга давалась от каждого лица особо, и каждый поставлен был ей в непосредственное подданство великому князю. Это уже не была присяга на хранение договора, заключенного на пзаимных условиях, а присяга подданного, предававшегося в безусловное повиновение государю, принадлежавшего лично его особе, обязанного исполнять все его приказания безотносительно ко всяким условиям своего общества. В присяге, между прочим, обещался каждый — всякое слово, какое услышит от своего брата новгородца, доброе или худое о великом князе, сказывать великим государям. Князья отобрали во владычней палате грамоту, заключенную новгородцами между собой за шестидесятью восмью печатьми. Наконец, после окончания присяги, москвичи отправились на Яросла-вово дворище, сняли вечевой колокол и повезли в московский стан. Плакали сильно новгородцы по своей воле, — говорит летопись, — и не смели сказать ничего. Вслед за этим многие новгородские бояре и дети боярские сами били челом в службу государя и произносили особую, служебную присягу.

Наконец Новгород отворился, но уже не прежний Великий Новгород! Владыка испросил у великого князя опасную грамоту и приставов — проводить поселян в их волости и села; и голодные, чахлые, стали расходиться в свои разоренные жилища. Все время, когда Новгород находился в осаде, великокняжеские войска продолжали разорять волости: и была, — говорит летописец, — эта война еще пагубнее прошлой: тогда, по крайней мере, было лето и жители прятались в лесах; теперь негде было спрятаться; ратные люди пожгли их жилища, хлеб, истребляли скот, и толпы народа умирали в пустынях от мороза и голода. Только собакам, волкам, да хищным птицам была тогда пожива! Новгородская область обезлюдела. Иван, как видно, с задуманным заранее планом хотел истребить враждебную Москве народность, преследуя свой политический план — соединить Русь в одно крепкое государственное тело.