Сад лжи. Книга 2 - Эйлин Гудж

«Как стареющий тигр», — пришло ей в голову. Но, странное дело, таким она желала его еще больше. А стоит только посмотреть на его плоть, чтобы убедиться: Боже, как он ее хочет.

И вот он уже ведет ее к куче чистых обрезков ткани в углу комнаты. Ими прикроют пол, когда придут маляры.

«Я запомню это навсегда, — подумала Сильвия. — Каждую мелочь. Как впивается в голую спину грубая мешковина. Как пахнет свежей краской. Как воркуют за окном голуби».

Запомнится и этот мужчина: светлые бисеринки пота на сильных смуглых плечах; здоровый запах мужского тела, напоминающий и аромат свежескошенной травы, и свежевыпеченного хлеба. Не человек — глыба!

Она почувствовала, как он вошел в нее, и сладость этого ощущения была как возвращение домой после долгого отсутствия. Глаза Сильвии наполнились слезами. Лежа на плече Никоса, она на какой-то миг вздрогнула от неожиданности. Перед ее затуманенным взором мелькнула яркая вспышка. Это последний луч солнца упал на бриллиант ее свадебного кольца, отбросив яркий сноп разноцветных бликов.

«Пойми меня, Джеральд, дорогой! — мысленно обратилась она к покойному мужу. — Я ведь не то чтобы люблю его больше, чем тебя. Совсем нет… все дело во мне. Я в конце концов начала узнавать того человека, которого ты любил. Ту женщину, которую Никос любит сейчас…»

— Никос! — воскликнула она в изнеможении.

Прижавшись губами к виску Сильвии, так что его горячее дыхание шевелило ее волосы, он заставил ее чувствовать себя тринадцатилетней. Она снова в ванне, стоявшей на четырех ножках-«лапах» у мамы на кухне. Теплая вода так приятно омывает шею и затылок, лаская нежные соски начинающих наливаться грудей, касаясь всех тайных мест ее тела, колышет мягкие волосы между ногами, словно это морские водоросли.

Никос обволакивал ее всю, проникая казалось во все ее тайные места… Господи, что можно сравнить с этим волшебным чувством?

Какое несказанное наслаждение!

«О, Никос… да… да…» — беззвучно шептали ее губы.

И вот все закончилось. Сильвия, лежа в объятиях Никоса, чувствовала, как холодит воздух ее липкие от пота руки. Горячее учащенное дыхание Никоса мало-помалу успокаивалось.

В этот момент он неожиданно сжал ее плечо: мышцы рук сразу сделались твердыми, как камень.

— Выходи за меня, Сильвия, — хрипло прошептал он ей на ухо.

И сразу тот прекрасный мир, который они только что вместе сотворили, разлетелся, рассыпался, словно разорванное ожерелье.

Почему, мучительно думала она, почему все в нашем реальном мире должно быть таким сложным и запутанным.

«Я боюсь, — решила она. — Боюсь жизни. И когда рядом со мной появляется кто-то, к кому можно прижаться, я тут же спешу сделать это. И тем самым становлюсь опять слабой и зависимой. Как роза, не способная стоять без подпорки…»

— Не могу, — ответила она, высвобождаясь из его объятий и садясь на груду обрезков.

Холодный воздух обвевал ее обнаженное разгоряченное тело — ей стало холодно.

В глазах Никоса, черных и глубоких, засверкали звезды.

— Почему? — спросил он. Ей на миг показалось, что его рот — огромная рана на потемневшем Лице.

— Моя дочь… — начала она и остановилась, не закончив фразы.

«Что я собиралась ему сказать? — спросила себя Сильвия. — Что это будет несправедливо по отношению к Рэйчел?»

Но ведь дело было совсем не в этом.

Подняв ладонь, Сильвия погладила Никоса по щеке, почувствовав, какая она шершавая от въевшейся в нее за день пыли. Глаза защипало от слез, горячих и колючих. Горло перехватили спазмы.

«Я не могу выйти за него замуж. Но есть одна вещь, которую я обязана сделать, — решила она. — Рассказать ему про Розу. Это мой долг. После стольких лет молчания».

Да, она скрывала от него свою тайну ровно тридцать два года! Сейчас пришло время доверить ее Никосу. Уж это он заслужил, не так ли?

Пусть, думала Сильвия, он ее потом возненавидит — скорее всего так оно и будет… что ж, по крайней мере, он все узнает… может, даже повидает Розу… поглядит на нее со стороны… и сумеет побольше узнать о ее жизни…

Но, конечно, ему придется смириться с тем, что сама Роза никогда не должна узнать правды, и потому встречаться с ней было бы крайне опасно.

Ничего, Никос не только умный, но и тонко чувствующий. И он все поймет сам.

— Послушай, дорогой, — начала она. — Я должна кое-что тебе рассказать… собственно, надо было сделать это уже давно… — Сильвия почувствовала, что у нее не хватает дыхания. — Насчет моей дочери. Нашей дочери.

Никос тоже сел. Лицо его напряглось, глаза смотрели настороженно.

— Наша дочь, — выдохнул он. — Да, я всегда это знал. Конечно, Рэйчел совсем не похожа на меня. Светлая, и черты лица твои. Но в глубине души я чувствовал: она моя дочь. О, Сильвия, если бы ты знала, как сладостно услышать слова правды.

— Не Рэйчел, — поправила она его.

Никос поглядел на нее как на безумную.

На один краткий миг Сильвия подумала, что она действительно сошла с ума. Откуда еще могло прийти это странное чувство, будто она сжимается, становясь все меньше и меньше?

— Тогда кто? — хрипло прошептал Никос.

— Ее зовут Роза.

И она рассказала ему. Все. Об отчаянии и страхе, которые охватили ее. Об этой ужасной больнице. О пожаре. О безумном решении, которое она приняла. Решении, превратившем ее жизнь в один кошмарный обман. О том, как долгие годы она страстно мечтала о том, чтобы прижать свою дочь к груди, даже просто увидеть.

Закончив свой рассказ, Сильвия почувствовала, что совсем обессилела, будто снова все это пережила. Только сейчас было еще хуже, потому что на нее в упор смотрел пораженный Никос. В его глазах отражалась ее вина.

Возненавидит ли он ее теперь?

Может быть, это было бы и к лучшему. Во всяком случае, лучше, чем снова лгать.

И сможет ли он ненавидеть ее больше, чем она сама себя ненавидела все эти годы.

В комнате сделалось холодно: лучи заходящего солнца переместились и ушли куда-то за перегородку. Сильвия попыталась встать, но ноги дрожали и не слушались ее. Все виделось ей как в тумане, словно она смотрела через ветровое стекло, покрытое дождевыми струями. Комната поплыла у нее перед глазами.

И тут произошло самое невероятное.

Она почувствовала, как Никос потянул ее к себе, прижал к груди сильными руками. Грудь его тяжело вздымалась. По лицу текли слезы.

— О, Сильвия… Бедная моя Сильвия…

«Неужели возможно такое чудо?» — подумала она, пораженная и благодарная.

Слова Никоса, казалось, облегчили ей душу, и теперь она могла хоть отчасти успокоиться. Он понял ее! Он простил ее! И если так поступил он, то, может, тогда и она сумеет хоть немного простить себя.