Полководцы Святой Руси - Дмитрий Михайлович Володихин

Поэтому полезным было бы начисто отказаться от категорий «Запад» и «Восток» в любых рассуждениях, связанных с историей Руси XIII века. И, наверное, красивый образ, созданный блестящим историком Г. В. Вернадским в нескольких словах: «Два подвига Александра Невского — подвиг брани на Западе и подвиг смирения на Востоке — имели одну цель: сохранение православия как нравственно-политической силы русского народа», — с этой точки зрения выглядит слишком умозрительным: в нем больше изящной словесности, нежели исторической правды.

А вот то, что действительно существовало, и не только существовало, но и пронизывало всю жизнь народов, это конфессиональная принадлежность.

Русь к середине XIII столетия — крепко православная страна, давно вошедшая в мир восточного христианства как весьма крупный и значимый его элемент. К ней с разных концов подступают язычники — чудь, литва, монголо-татары. Север Новгородчины — размытые границы с карельскими и финскими языческими же племенами. И на всем необозримом пространстве окружающего Русь «языческого интернационала» еще возможно крещение нехристианских народов по православному обряду. Кое-где оно постепенно происходит.

А в некотором отдалении от Руси и ее языческой «окантовки» — католическая область. Тамошние народы (в первую очередь немцы и шведы) осуществляют «натиск на восток», собираясь завоевать и крестить языческие области, где издревле существует «сфера влияния» Руси.

Ислам в ту пору был очень слабым фактором в исторической судьбе Руси. Наверное, раз в десять менее значимым, нежели католицизм. Орда оставалась до середины XIV века в основном языческой. Магометанские народы не стали пока опасным, постоянно действующим врагом Руси, как это будет в эпоху вражды с Крымским ханством и Османской империей. Лишь изредка представители ислама являлись на Русь и, пользуясь административными порядками Монгольской империи, «покусывали» православие. Но для XIII века это скорее исключение, в сущности, исчерпывающееся одним неприятным эпизодом. Летописи доносят глухие, краткие известия о попытке исламизации Владимирской Руси во второй половине XIII века, в самую тяжелую пору ордынского ига. Ее предприняли откупщики ордынской дани, мусульмане-«бесермены», очевидно, из Средней Азии. Под 1262 годом летопись сообщает: «Избави Бог от лютого томления бесурменского люди Ростовьския земли. Вложи ярость в сердца крестьяном, не терпящее насилиа бесермен, всташа вечем, изгнаша их из городов из Ростова, из Володимеря, из Суждаля, из Ярославля. Откупляху бо и оканьнии бесурмене дань Татарьскую и от того великую пагубу творяху, роботяще резы… Того же лета убиша Изосима преступника; тот бе мних, образом точию, сотоне сосуд, бе бо пианица и студословец, празднословец и кощунникъ, конечне отвержеся Христа и бысть бесерменин, вступи в прелесть лжаго пророка Махмета; бе тогда приехал титям [посол, доверенное лицо. — Д. В.] на Русь от царя Татарскаго, именем Кутлубий, зол сын бесерменин, того поспехом окаанныи лишеник творяше христианом великую досаду, и кресту, и святым церквам. Егда же люди на врагы своя восташа на бесермены и прогнаша их, а иных избиша, тогда и сего беззаконника убиша в городе Ярославли. Бе бо тело его ядь псом и вороном»[116].

Как видно, лютование откупщиков, применявших драконовские способы сбора дани и загонявших русских в долговую кабалу, было лишь одной из причин большого восстания; второй стала политика, стимулировавшая принятие мусульманства. Эту попытку некоторые летописи связывают с личностью хана Берке; с кончиной хана-мусульманина проблема исчезла.

Так что середину XIII века в геополитическом смысле правильнее представлять вовсе не как борьбу несуществующих «Запада» и «Востока», а как жестокое противостояние католицизма и православия. Притом католицизм — в наступлении, он ведет энергичную экспансию, не стесняясь подкреплять аргументы проповедника аргументами хорошо вооруженного рыцаря. Православие обороняется не ради возвышения, богатства или расширения своей «сферы влияния» на языческие народы. Православие просто пытается выжить.

Такова суть.

Смерть отца

В 1246 году, возвращаясь на Русь из поездки в Каракорум к правителю империи монголов, умер великий князь Ярослав Всеволодович. Подозревали смерть от отравы, поднесенной ему ханшей Туракиной, удостоившей князя «чести» принять питье из ее руки. Тело его странно посинело после кончины… Южнорусские летописцы, уловив слухи, идущие из Владимира, прямо писали: «Ярослава, великого князя Суждальского, зелием умориша»[117]. Но ни окончательно подтвердить это мнение, ни твердо его опровергнуть сегодня не представляется возможным. Да и вряд ли когда-нибудь подобная возможность появится.

Для Александра Ярославича кончина родителя стала, может быть, важнейшим переворотом во всей его судьбе. Очень скоро победителю шведов, немцев и литвы придется принять на плечи свои намного больше ответственности за Русскую землю, чем раньше.

Со второй половины 1240-х годов Александр Ярославич меняется. И дело здесь не только в том, что источники повествуют об иных проявлениях личности князя, нежели в более раннее время, — отбор информации, сохраненной источниками, не случаен. Прежде всего, на его долю выпадают совершенно другие, доселе известные ему разве что по рассказам отца испытания. Соответственно, и личность князя развивается в другую сторону.

Раньше, вплоть до разгрома литвинов 1245 года, он принимал важнейшие решения на уровне талантливого полководца, то есть на уровне тактики. И научился решать тактические проблемы блистательно, доказательством чего стали пять выигранных им полевых сражений. Конечно, он участвовал и в иной державной работе, работе государя: например, ставил крепости на реке Шелони, тормозил выход войск из Новгорода в начале 1238 года, когда монголы убивали Торжок (надо было сохранить живой щит для обороны самого Новгорода), вел переговоры с немецкими рыцарями. Но всё же до 1246 года Александр Невский накапливал опыт правителя главным образом в военной сфере. В 19 лет разбил шведов, в 21 год — немцев, в 24 года — литвинов. Славно!

Однако всё это было возможно, лишь пока его отец оставался жив. Иными словами, пока на хребет молодого князя еще не обрушилась ответственность за судьбу всей Северо-Восточной Руси. Ярослав Всеволодович одним фактом своего существования загораживал сына от общения с давящей мощью Орды.

И вот отец ушел из жизни.

Теперь от решений, которые будет принимать двадцатипятилетний князь, зависит жизнь громадной страны. Не одного лишь Новгорода с подчиненными ему землями, а целой россыпи больших русских городов. Чуть ошибись, будучи зажатым между Ордой, литвой, западноевропейским рыцарством, и стране — конец. Разлетится на осколки так, что уже не склеишь…

Тут тактического таланта мало. Тут нужны ум и воля стратега.

Более того, нужна жертвенность. Судьба Новгорода могла быть спасена хорошо рассчитанным ударом. Судьба всей Руси — нет. Правителю потребуется не столько умение выигрывать битвы, сколько умение выжить и сохранить лицо в крайне тяжелых обстоятельствах.

Храбрость льва по необходимости сменится дипломатическим искусством лиса и скорбной мудростью ворона. А желание выйти в поле и, хорошо продумав сражение, разгромить монгольский тумен, а потом героически умереть в борьбе с десятком других туменов, окончить жизнь с