На берегах Невы - Борис Соколов

Некоторые из коммунистов со штыками наперевес бросились в нашу сторону. В этот критический момент, когда наша жизнь висела на волоске, кто-то из толпы крикнул: «Броневики! Броневики едут!». Это были магические слова. Наступавшие коммунисты развернулись и побежали как зайцы, растворяясь в толпе. Убийца, держа в руках ружьё, со штыком покрытым кровью, замешкался на какой-то момент, а затем последовал за товарищами.

Линде был ещё жив, но истекал кровью. Вся трава вокруг него была залита кровью. Он открыл глаза. Посмотрел на меня и прошептал: «Как глупо… я знал, что буду убит….», — он умер прежде, чем я успел перевязать его раны. На нём было больше тридцати штыковых ран. Сафронов рыдал, как ребёнок. Солдаты теперь прониклись состраданием. С печальными лицами они окружили нас. Один из них проговорил: «Он был хорошим человеком… Благослови господь его душу».

Подошли броневики. Солдаты 443-го полка были построены. Ружья были проверены и штыки тоже. Оружие убийцы не нашли и сам он пропал, и никто не хотел признаться, куда он спрятался, и как его зовут. Офицеры, которые были с нами, не смогли опознать его. Солдаты 443-го полка, теперь кроткие и покорные, уже вечером заступили в окопы. Я возвратился в Рожище без всякой надежды увидеть доктора Б. и обсудить эпидемическую ситуацию.

Через три дня после смерти Линде, ещё четыре случая тифа поступили к нам в госпиталь. Ситуация становилась опасной и требовались решительные меры. Причём все заболевшие были из седьмой роты, получалось, что там был источник. Смахивало на эпидемию. Я запросил прислать мне всю седьмую роту в Рожище. Они все прибыли в один день, двести человек, и я приказал полностью дезинфицировать их палатки и вещи.

Поскольку сыпной тиф переносится человеческой вошью, в которой живёт очень маленький микроб сыпного тифа, перед нами стояла задача освободить седьмую роту от завшивленности. Карл Шеллинг был в экстазе. Он мечтал собрать живых вшей и выделить микроба в чистом виде. Он гордо показывал мне стёкла с мазками крови нашего первого тифозного больного. «Его кровь кишела риккетсиями. Они такие маленькие, что их можно обнаружить только с помощью специальной краски», — объяснял всем Карл. Я предупредил его: «Помни, что сам Провачек помер от тифа, выделяя микроба. Будь очень осторожен. Доктор Провачек был немецким бактериологом, который умер от сыпного тифа, выделяя возбудителя». Но Карл был настолько увлечён, что шарил по солдатским шинелям в поисках вшей. Он их нашёл много, но все без микроба.

Наш дезинфекционный поезд был чудом техники. Говорили, что Красный Крест потратил на него кучу денег. Один вагон посередине поезда служил приёмным покоем, где солдаты раздевались. Затем они переводились в дезинфекционный вагон. А после этого, они переходили в помывочный вагон, где были душевые и парикмахерская для тех, кого ещё не постригли наголо. Часть помывочного вагона вообще переделали в парилку, где их хорошенько пропаривали. А после этого солдаты переходили в другой вагон, где им выдавали чистую одежду. После этого они шли ко мне на врачебный осмотр, который проводился в соседнем вагоне. Я смотрел, есть ли сыпь, которая обычно появляется через неделю после заражения. Я уже обнаружил пять больных и их тут же госпитализировали. Когда я уже заканчивал осмотр, один солдат привлёк моё внимание. Так собственно ничего не было подозрительного в этом мощном, атлетически сложенном северянине, кроме разве что скрытой враждебности по отношению ко мне. Я посмотрел на него: его лицо было обычным с узкими глазами на низком лбу, но выражение лица было пропитано ненавистью. Его пульс был частым, но температура нормальной. Я посмотрел на него снова, меня не покидало чувство, что я его где-то видел. Я напряг свою память, и внезапно меня пронзило, что это он добил Линде! Я до сих пор ясно помню это лицо. Да, передо мной был убийца. Несколько секунд я не двигался, и он стоял передо мной, тоже не шелохнувшись. Затем с усилием, стараясь контролировать свой голос, я сказал ему: «Вы можете идти, следующий…». И быстро дообследовал остальных.

Я был в трудной ситуации. Этот солдат, которого звали Иван Бушаков, был убийцей. В этом у меня не было никаких сомнений. Я вспомнил, как доктор Б. предупредил меня: «Седьмая рота вся заражена вшами и большевиками; и это отнюдь не совпадение.

Расследование убийства Линде показало, что все зачинщики были из седьмой роты.

Я позвал своего санитара Илью. Илья был один из самых отчаянных в армии. Он был три года в ударном батальоне, семь раз награждён за храбрость, и только после серьёзного ранения приписан к моему госпиталю. Я объяснил ему ситуацию. «Я о нём позабочусь, не волнуйтесь, доктор». Он проверил свой револьвер и вызвал Бушакова. Илья объяснил ему, что так как у него может тиф, то он должен пройти в помывочный выгон, который был уже к этому времени пустым. Он запер его в вагоне, а сам, взяв пулемёт, сел у двери. Затем он доложил мне:

— Вы смотрите, господин офицер, а то может застрелить его?

— Нет. Ни в коем случае. Я буду звонить в полковой штаб.

Однако прежде чем я сделал звонок, в мой вагон вошли два неожиданных визитёра. Один из них был Игорь Васильев, который на протяжении двух последних лет командовал дивизионом броневиков. Другой был Борис Моисеенко, которого я знал только мельком. Моисеенко был личным политическим комиссаром Керенского в штабе 13-й армии.

— Таким образом, Линде был убит, — мрачно заметил Васильев, увидев меня. — Мы приехали расследовать случай.

— Я так понимаю, убийцу так и не поймали, — сказал Моисеенко.

— Преступная халатность полкового командования, — вставил Васильев.

Я поколебался и сказал им о Бушакове. Васильев вскочил с кресла и закричал: «Где он? Давайте его сюда!».

Широкоплечий, среднего роста, с тёмными волосами Васильев обладал огромной физической силой. Ещё в школе он ошеломлял нас немыслимыми трюками. Он одной рукой поднимал толстого подростка, весящего 80 килограммов, и ещё подбрасывал его в воздухе. Однако он никогда не злоупотреблял своей силой. Мягкий и добрый, он был любим своими друзьями и всегда был готов прийти на помощь. Но сейчас Васильев был в ярости.

— Где он?

— Он заперт в помывочном вагоне.

— Стой, Васильев, мы должны действовать по закону, — сказал Моисеенко.

— А шёл бы ты со своим законом, мягкотелый интеллигент. Где он?

Его нельзя было унять. Он выбежал из моего вагона, а мы последовали за ним. Он приказал Илье открыть дверь, и приставив ступеньки, поднялся в вагон. Моисеенко, Илья и я с ещё четырьмя офицерами из седьмой роты тоже поднялись в помывочный вагон. Вагон был ярко освещён.