На берегах Невы - Борис Соколов

Войдя как-то раз в вагон, я позвал своего помощника Карла Шеллинга. Он был молодым человеком немецкого происхождения. Карл был опытным бактериологом с присущей немецкой аккуратностью и любовью к науке. Для него наука была религией, и он признавал себя покорным исполнителем её заумных ритуалов. Его ничего не интересовало, если это не относилось к науке. Когда я известил его о том, что царь свергнут и образовано демократическое правительство во главе с князем Львовым, то он спокойно сказал: «Ну и что?». И возобновил дискуссию по жёлтой лихорадке. Он так и сказал, что открытие комара, переносящего жёлтую лихорадку, интересует его гораздо больше, чем какое-то новое демократическое правительство в Петербурге.

Этот подающий надежды молодой учёный был убит этой же осенью, когда в поезд попала бомба, сброшенная с немецкого аэроплана. Лаборатория была полностью уничтожена, Карл был убит, а я отделался царапинами. Это случилось прямо перед моим отъездом в Петербург.

Но в это прекрасное утро, мы были свободны от мрачных предчувствий и обсуждали мои образцы, принесённые для подтверждения тифа. Карл был наполнен энтузиазмом: «Я постараюсь сделать культуру риккетсии Провачека, возбудителя сыпного тифа, и конечно, реакцию агглютинации. Я надеюсь на успех». Я не хотел лишать его энтузиазма. Для нас эти анализы были пустой формальностью, нужной только для записи. Мы были готовы к обеду, когда санитар объявил, что капитан Линде желает меня видеть.

— Что? Линде? Невероятно!

Но вот он уже был передо мной: высокий, мощный, красивый.

— Какими ветрами тебя занесло в эту богом забытую дыру? — спросил я его и пригласил в нашу столовую.

— Беспорядки в 443-м полку, который инфильтрирован большевиками. Полк отказывается идти в окопы, — сказал он.

— В 13-й армии не было большевиков, — заметил я.

— Да. Ваша армия находится в хорошей форме, но этот полк переведён из Вильнюса, и северный сектор фронта деморализован большевистской пропагандой.

Я сказал ему о тифе в том же 443-м полку, и мы договорились ехать вместе. Линде объяснил, что в его задачу входит выявлять большевиков и разрушать их гнёзда, как можно скорее.

— Однако это не всегда удаётся, — сказал он и улыбнулся.

— И как ты это делаешь? — спросил я.

— К сожалению, не калёным железом и револьвером, а только своим личным обаянием, — сказал он и снова улыбнулся.

Мы поговорили о наших петербургских друзьях. Линде рассказал мне, что Васильев — тоже в 13-й армии, командиром батальона бронемашин, который находится под Луцком.

— Я только на прошлой неделе видел его в Ровно. Он ярый противник большевиков и энтузиаст нашего демократического правительства.

— А ты нет?

— Конечно, демократия отличная и жизненная идея; но демократия, это что-то, что должно быть защищено, и за что надо бороться хотя бы иногда.

— Да вроде революция победила?

— Да. Люди боролись за демократию, за свободы; а теперь они достигли своей цели и расслабились и не видят опасности, которая угрожает самой их жизни.

— Ты считаешь большевиков реальной угрозой нашему правительству?

— Да. Их мало, но они отлично организованы и чрезвычайно активны. Они инфильтрировали правительственные учреждения, включая министерство обороны. Они преобладают в железнодорожном профсоюзе, в арсенале, на флоте, в полиции. В каждой мало-мальски важной организации есть их ячейка.

— Ты не говорил об этом с Керенским или с кем-нибудь из кабинета?

— Я пытался, но бесполезно. Петербург — это сумасшедший дом. Все говорят и говорят…. Бесконечные речи, обычно страстные, часто убедительные. Гигантский ораторский зал, вот что наша столица являет собой сегодня. Ты сказал бы, что у них мозговые центры, контролирующие речь, нарушились, и у них у всех начался словесный понос. Керенский, Милюков, Чернов и сотни других льют воду каждый божий день, а большевики тем временем работают, не покладая рук.

— Таким образом, самое лучшее место сейчас на фронте?

— Точно.

Я был готов с ним согласиться.

Подкрепившись, мы поехали на автомобиле Линде. Дороги были как вымершие; поля, не обрабатывавшиеся три года, заросли сорняками. То тут, то там попадались дома без окон, без дверей — печальное подтверждение абсурдности войны. Линде долго ехал молча, и вдруг он начал говорить. Его голос был тёплым и дружественным: «Ты помнишь наши собрания? Я не говорил, как они много дали мне. Они дали мне веру в человечество, в человека, в Россию…». И внезапно перейдя на другую тему: «Ты знаешь, а я ведь так и не закончил ту книгу Холдейна. Мне она не нравится. Его концепция целостности организма кажется мне наивной, жалкой попыткой возродить старый материализм. Да и хорошо, что у меня не было времени её закончить…».

Он свернул на боковую дорогу, и через несколько минут мы были у штаба 110-й дивизии. Командир дивизии В. ждал Линде. Мы вошли в большую палатку, и нас представили генералу. Он был высоким человеком с седыми волосами и короткими белыми усами. На его лице не было приветливости, когда он пожимал руку Линде. Я заметил, что и остальные штабные офицеры тоже не выражали радости.

— Капитан Линде, ситуация в 443-м полку вышла из под контроля. Это чёрт знает что!

— Так серьёзно? — спросил Линде.

— Боюсь, что да! Два месяца назад моя дивизия была в отличном состоянии. Но мне прислали подкрепление из Петербурга, состоящее из каких-то мерзавцев. Очень скоро начались беспорядки. Когда мы только были передислоцированы, 442-й и 444-й полки сразу заняли место в окопах и теперь надо заменить их 441-м и 443-м полками. 444-й полк наотрез отказался. Это — бунт. Они избрали полковой комитет, состоящий из одних большевиков. Два дня назад у меня вывели из строя бронемашины — их моторы были разбиты. У меня нет способов заставить исполнять приказы и наказать бунтовщиков.

— Сколько большевиков в 443-м полку?

— Я не могу сказать точно, может 50–60 человек, не больше, но они контролируют весь полк.

— Вы пробовали говорить с ними?

— Капитан Линде, — саркастически начал генерал. — Мы в армии не разговариваем с бунтовщиками. Мы отдаём приказы, и если они не выполняются, то мы отдаём под суд трибунала.

— Конечно, генерал, — ответил Линде примирительным тоном. — Я понимаю это. Меня интересует, пытался ли полковник Г. выяснить, что они хотят.

— Что они хотят! Они хотят незамедлительного мира с немцами! Они ранили адъютанта полковника и угрожали убить всех офицеров. Они их куда-то увезли, мерзавцы! Но я вызвал батальон бронемашин из Луцка. Они должны прибыть с минуты на минуту. А затем я покажу этим мерзавцам, как не выполнять приказы! Я дам им хороший урок!