Не измени себе - Брумель Валерий Николаевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако это был я. Со всеми своими заботами, чувствами, привязанностями и недостатками. Я четко осознавал это.
Выскользнув наружу, я полетел вдоль дороги и, убедившись, что вокруг никого нет, опустился на землю. Идти по земле было тяжело, мои ноги будто налились свинцом, я едва ступал. Меня мучило ощущение, что я обманщик — умею летать, а скрываю это, притворяюсь обычным путником.
На дороге мне встречались какие-то прохожие. Они здоровались со мной, как со своим знакомым, я кивал им в ответ, но никого из них я не знал.
И вдруг быстро, почти мгновенно поднялось солнце и все вокруг залило светом. Я завернул за угол улицы, передо мной предстала большая площадь. Посреди ее высился великолепный собор из бело-розового камня, с золотыми куполами. Вокруг него стояло много людей. Они восхищенно переговаривались, словно никогда не видели этого сооружения.
Я подошел к какому-то мужчине, тихо сказал:
— Он сейчас упадет. Вот… — Я извлек из кармана картонку с дырками, похожую на перфокарту. — По этой схеме.
Мужчина мимолетно глянул на мою бумажку, взял ее, сунул в карман. Я зашагал прочь. Спустя несколько секунд позади меня раздался грохот — собор рухнул.
Но упал он так аккуратно, что никого из людей не придавило. На месте величественного сооружения теперь лежала груда розовых камней, из-под которых острыми обломками торчали переплеты оконных рам, ободранный крест и осколки мозаичных стекол. Весь народ кинулся к этой груде развалин. Мужчина, которому я отдал перфокарту, бегал среди людей, кричал:
— Остановитесь! Я должен проверить, остановитесь!
Никто его не слушал.
Мужчина сел на землю, закрыл лицо руками и заплакал. Я подошел к нему, встал рядом. Он отнял ладони от глаз, увидел меня и спросил изумленно:
— Но как? Как вы узнали?
Я ничего не ответил, пошел по дороге. Поднявшись, мужчина направился за мной. Время от времени он произносил:
— Как? Умоляю! Скажите!
Я молча поднимался в гору.
По пути я неожиданно встретил свою первую жену. Она стирала белье и вешала его на веревке. Я прошел мимо, но спиной почувствовал, как она смотрит мне вслед — зло и недоверчиво.
Мужчина спросил:
— Куда мы идем?
Я ответил:
— Не знаю.
Это была правда.
Мы поднялись на вершину, кругом никого не было. Я остановился, сказал:
— Я умею летать. Вы верите?
— Да, — сразу ответил мужчина. И попросил: — Научите.
Я спросил:
— Я от вас чем-нибудь отличаюсь?
Он решительно ответил:
— Нет! Ничем.
— Правильно, — подтвердил я. — Друг на друга мы непохожи только своим душевным напряжением. Понимаете?
— Не очень.
Я объяснил:
— Надо сосредоточиться. Сосредоточиться на своем полете, как на деле, от которого зависит вся ваша жизнь. И главное — поверить в это.
Мужчина нетерпеливо перебил меня:
— В что?
— В то, что вы способны летать.
Он разочарованно спросил:
— И все?
— Да, — кивнул я. — Смотрите!
Я чутко вслушался в себя и вдруг; оттолкнувшись, плавно взлетел и опустился вниз.
— Теперь ясно? — поинтересовался я у человека.
Он озадаченно протянул:
— Да-а… — И, вдруг досадливо хлопнув себя по колену, сказал: — Надо же. Такая чепуха, а я не умею!
И тут во мне закипела обида на этого человека, потому что он не поразился моему полету, а воспринял его как нечто само собой разумеющееся. Одно временно я понимал, что обида моя глупа, недостойна, но никак не мог побороть ее в себе. От этого чувства я проснулся…
Все было как обычно — жена готовила на кухне завтрак, дочка причесывалась, собираясь в школу. Я встал, привычно оторвал календарный листок — наступил первый день зимы 1961 года.
БУСЛАЕВ
Теперь я знал: чтобы превысить мировой рекорд, нужны дополнительные резервы. Физически я был подготовлен отлично, техникой прыжка владел почти идеально. Что от меня еще требовалось, я пока не представлял.
Помог случай.
На занятиях патологии (я уже был студентом третьего курса) зашел разговор об атрофии от голода. Лектор привел такой пример:
«…Война Начало сорок первого года. Командиру взвода и его подчиненным приказали пять дней удерживать лесной участок дороги. Взвод оборонялся две недели и был уничтожен фашистами. Живым остался лишь раненный в ногу командир. Плен, концентрационный лагерь, побег… Неудачно; Он бежал во второй раз — поймали снова. В третий — то же самое. Его сильно избили и пригрозили расстрелом. И все же он решился на четвертый побег. Удалось! К линии фронта командир пробирался около двадцати суток. Он шел ночью. Днем, как зверь, командир залегал в каком-либо укрытии. Питался он тем, что попадало под руку — травой, корой, щавелем, кореньями. Когда этот человек приполз к своим, вес его составлял шестьдесят килограммов. Раньше он весил сто десять».
Лектор долго не хотел называть имя этого человека, но студенты настаивали, просили и он сказал, что бывший командир взвода теперь наш декан Сергей Васильевич Латутин.
Всех поразило: хмурый, прихрамывающий, ничем особо не примечательный человек и вдруг такая сила духа!
После этого случая я, как говорится, сразу «взял быка за рога». Я спросил себя:
«А существует ли вообще предел человеческих возможностей?»
Я стал читать все, что мог найти, об этом. В книге «Спорт за рубежом»? я отыскал следующее.
Тренер одной из иностранных команд легкоатлетов провел эксперимент на обычные приседания.
Суть эксперимента заключалась в психологическом воздействии на обучаемых.
— Ты сейчас присел около семисот раз, — говорил тренер своему подопечному. — Отчего ты вдруг закончил приседания?
Ученик отвечал:
— Да просто не могу больше, и все.
Тренер допытывался:
— Почему?
— В ногах свинец, перед глазами круги. Чувствую, что, если еще раз присяду, умру…
На протяжении двух недель тренер настойчиво убеждал воспитанника, что человеческая мышца принципе способна на неограниченную работу.
Что «умру» — это от распаленного воображения. От него же и «свинец» и «круги» перед глазами.
Что главное — преодолеть себя нужно только однажды, потом сразу станет легче.
В результате после ряда подобных бесед занимающийся присел более 4 800 раз! И закончил упражнения только потому, что пора было идти на работу.
Я подумал о йогах. Что они умели? Они безболезненно переносили низкую и высокую температуру, на несколько часов прекращали дыхание, заживляли волевым воздействием свои раны, останавливали сердце, заставляли себя не ощущать боли.
Я слышал, читал об этих чудесах и раньше, но именно к настоящему моменту вдруг поверил, что человек действительно на это способен.
Потом я прочитал о древних японских врачах. Оказывается, они умели вырывать зубы у своих пациентов пальцами! Обыкновенными мягкими человеческими пальцами. Как им то удавалось? Они тренировались: вбивали в щель доски клинышек и выдергивали его. На другой день клин забивали чуть глубже и вытаскивали снова. И так на протяжении пяти-шести лет.
Я вспомнил, как мне кто-то рассказывал об уникальном случае, происшедшем с девяностолетней женщиной. Она, еле-еле поднимавшаяся по ступенькам лестницы на второй этаж, во время пожара выбросила в окно огромный сундук, в котором находилось все ее имущество.
По привычке систематизировать я пришел к выводам:
Случай с Сергеем Васильевичем Латутиным и девяностолетней женщиной — это моменты, когда в силу острой жизненной необходимости организм человека мобилизует дополнительные резервы. Иногда резервы извлекаются и помимо желания человека — он об этом даже не знает.
История с приседаниями, а также практика японских врачей — это уже сознательное извлечение своих резервов путем длительных и упорных тренировок.
Йоги больше всех имели представление о человеческих возможностях. Их предстоит еще изучать и изучать…
Наконец я заинтересовался такими личностями, как Михаил Куни и Вольф Мессинг. Как их только ни называли — колдуны, обманщики, авантюристы, шаманы. И только совсем недавно про них стали писать, что это люди, оказывается, с абсолютно нормальной психикой. Просто один из них с детства наделен хорошей зрительной памятью, другой — повышенной чувствительностью. В газетной статье, на которую я нечаянно наткнулся, Михаил Куни писал: