Еретик. Книга 3 - Вера Золотарёва

предоставив старику самому додумать кажущуюся ему очевидной часть истории. Поддерживая укоренившиеся в нем мысли, Элиза с искренней скорбью сказала, что позже ее покровитель погиб, и ей пришлось перебраться в Руан в поисках нового заработка. Там она начала заниматься сбором трав и приготовлением лекарственных снадобий, проявив все умения, которым научила ее матушка. Аптекарь отнесся к этому скептически, но Элиза, продолжая соблюдать внешнее смирение и кротость, продемонстрировала свои умения при нем, чем тут же доказала свою пригодность к работе.

О своей связи с Вивьеном Колером, о своих верованиях или о погибшей сестре она умолчала. Элиза поклялась себе, что ее подлинная история в этом каменном городе останется тайной для всех. По крайней мере, так от нее никому не будет вреда. Особенно Вивьену.

«Вивьен. Где же ты?» – думала она, ворочаясь ночами в постели, прежде чем провалиться в сон, и вспоминая, как, бывало, засыпала у него на груди в те дни, когда он оставался у нее на ночь. Сон уносил ее в спасительную темноту, а с рассветом Элиза просыпалась, поворачивалась на бок и безотчетно касалась четок на руке. Каждое ее утро начиналось с воспоминаний о том, как хорошо ей было просыпаться рядом с Вивьеном. Казалось, он страшным призраком отчаяния преследовал ее повсеместно. Погружаясь в задумчивость, она вспоминала, каково было делиться с ним своими мыслями. Украдкой открывая книги или зачеркивая очередной день на своем пергаменте – невольно возвращалась к его урокам чтения и письма. Бывая в церкви, вспоминала тот день, когда он впервые привел ее в Нотр-Дам-де-Руан.

Эти воспоминания были сладки и мучительны одновременно, и иногда Элиза с трудом удерживалась от слез. А временами ее захлестывала злость на своего возлюбленного. Вспоминая его дикие слова о верности инквизиции и до сих пор не зная, как их трактовать, Элиза давала волю своему гневу, чтобы хоть ненадолго позволить себе не тосковать по любимому. Но облегчение, которое приносил этот гнев, словно было мимолетной пеленой тумана, следом за которой ждала еще большая боль. Эта боль возвращала Элизу в беспощадную действительность, в которой она, несмотря ни на что, не могла не любить Вивьена.

В моменты мучительных размышлений она больше всего хотела сорваться с места и вернуться Руан – что бы там ни происходило. Но вновь и вновь ее останавливали воспоминания о разговоре с Вивьеном. Чем дольше он не приезжал за ней, тем чаще в ее душу закрадывались опасения, что его любовь исчезла, и теперь он будет смотреть на Элизу, лишь как на еретичку, подлежавшую немедленному аресту. Она старалась отгонять эти мысли, но они были назойливы и жестоки и не думали ее щадить.

Если бы не Паскаль, Элиза могла сойти с ума от одиночества, но ей повезло – он сумел стать ей добрым другом, благодаря которому жизнь хоть изредка не казалась такой серой.

На работе Элиза помогала делать настойки и смешивать снадобья и часто отлучалась за растениями за городскую черту. Аптекарь, видно, считал, что дает сельской девчонке грязную работу – рыскать по лесу, пачкая руки и одежду землей. Но для лесной язычницы эти прогулки были глотком живого воздуха. Она мчалась за стену, где могла пройтись по лесу и полю, вдыхала лесные запахи, прислушивалась к пению птиц и шуршанию мелких лесных зверей за кустами и водила руками по стволам деревьев, задерживаясь около них, будто они могли поделиться с нею силами.

Возвращаясь обратно в Кан, Элиза все чаще проходила мимо южных ворот и дороги на Руан. Каждый раз она вглядывалась вдаль, и, чем дальше, тем сложнее ей было отвести глаза и признать, что Вивьен не появится.

Один раз, возвращаясь из продолжительного похода в лес с полной корзиной трав на плече, Элиза осталась стоять напротив ворот чуть дольше обычного. Несмотря на вечернее время, люди сновали туда-сюда, и дорога кишела жизнью. Элиза стояла на границе между нею и городом, устремив невидящий взгляд в неопределенную точку пространства. Она смотрела на дорогу, и ей казалось, что эта дорога пуста.

Из оцепенения девушку вывел грубый окрик возницы, чьей повозке она мешала проехать. Дернувшись, Элиза спешно отскочила в сторону и быстрым шагом направилась на постоялый двор, чувствуя, как в горле встает ком.

Проскользнув в свою комнату, она аккуратно поставила корзину с травами, предназначенными для завтрашней работы, около кровати и закрыла дверь на задвижку. Подойдя к столу, она взяла уголек, которым помечала прожитые здесь дни, и сделала очередную черточку на лежащем на столе пергаменте.

Вновь замерев с угольком в руке, она окинула взглядом пергамент, испещренный перечеркивающими друг друга линиями. Этот причудливый рисунок показался Элизе смутно знакомым, и она прищурилась, вспоминая, где могла видеть что-то подобное. Через мгновение воспоминание вернулось всполохом факела, осветившего камеру в руанской темнице, которую она видела почти три года назад. Именно там, на каменных стенах Элиза заметила подобные отметки, выцарапанные узниками.

«Здесь – моя темница!» – горько подумала Элиза, отбросив уголек, словно тот был проклят или отравлен, и отступила от стола на несколько шагов. Ее охватило отчаяние – почти такое же, какое она испытывала в день бегства из Кантелё. Только теперь рядом не было ни Рени, чтобы утешить ее, ни Вивьена, чтобы спасти.

Не было никого.

Элиза обессилено упала на кровать и зажмурилась, позволив беззвучным слезам заструиться по щекам.

***

Окрестности Кана, Франция

Год 1361 от Рождества Христова

Вивьену пришлось ждать окончания задания еще полмесяца. Поимкой Анселя оно так и не увенчалось – некоторые наводки оказывались слишком давними, другие были неверными, третьи и вовсе ложными. Каким-то непостижимым образом Анселю удавалось обходить все капканы инквизиции, будто ему и впрямь помогал сам дьявол.

Ренар негодовал по этому поводу уже не первый год. Вивьен же присоединился к нему только сейчас: на этот раз безуспешные поиски раздражали его не меньше. После разговора с Ренаром он буквально чувствовал, как время утекает сквозь пальцы, и шансы поговорить с Элизой тают день ото дня. Он нетерпеливо ждал, что Лоран отзовет своих подопечных обратно в Руан, но епископ не спешил этого делать и присылал депешу за депешей.

Вивьен и Ренар методично опрашивали каждого, кто мог хоть что-то знать об Анселе. Одна из наводок привела их в Дарнеталь, и они изумились, узнав, что Ансель имел наглость скрываться так близко к Руану. Впрочем, Ренар изначально счел этот след сомнительным. Наводка привела их к местной распутнице по имени Люси. Разговора с инквизицией она явно