Гибель Лондона. Сборник фантастических рассказов - Эдвард Беллами

так, как будто он было ниже баптистского шпиля, высота которого составляла всего восемь пять футов, и пресвитериане обычно выигрывали бесконечные пари, побуждая незнакомцев делать ставки на сравнительную высоту двух шпилей. Однако в данный момент, это не имело значения. Ван Вагенер дрейфовал среди общего энтузиазма жителей, которые все выбежали из дверей, чтобы увидеть его, и вообразили, что он изобрел какой-то новый способ передвижения по воздуху и добился большого успеха в этом. Все говорили, что на этот раз профессор сделал величайшее изобретение века, и что у Нового Берлинополисвилля будет шанс установить ему памятник после его смерти, который привлечет тысячи посетителей. Я ничего не сказал, потому что ничто из того, что я мог сказать, не помогло бы профессору благополучно спуститься на землю, и у меня не хватило духу разрушить репутацию, которую он так внезапно и случайно создал.

По удивительной удаче Ван Вагенеру случилось добраться до самой вершины пресвитерианской колокольни, и он ухватился за нее и держался изо всех сил. Держаться было не за что, кроме громоотвода, потому что, конечно, никакого креста там не было, а на том месте, где должен был быть крест, стояло большое позолоченный ананас, слишком большое, чтобы обхватить его руками. Я никогда не мог понять, зачем туда положили позолоченный ананас. Однажды я спросил об этом главного дьякона, но он не снизошел до ответа и просто предложил мне лучше изучить Священные Писания. Так вот, у меня вошло в привычку изучать их с тех пор, как я был мальчиком, но я никогда не помню, чтобы встречал какой-либо намек на ананасы. Когда-нибудь я соберусь разобраться в этом вопросе и получить удовлетворительный ответ. Моя собственная идея заключается в том, что, когда комитет, который строил церковь, пришел к решению об украшении вершины колокольни, старый дьякон Уайт, который был импортером ананасов, бананов и тому подобного, подумал, что он мог бы рекламировать свой бизнес, поместив большое позолоченное ананасовое яблоко там, где никто не мог этого не заметить.

К тому времени, когда я подошел к церкви, там было около двух тысяч человек, мужчин, женщин и детей, ожидавших увидеть, как профессор упадет, и размышляя о том, до какой степени он будет покалечен к тому времени, когда ударится о землю. Все они были в прекрасном расположении духа, как обычно бывает у людей, когда их бесплатно допускают на какое-нибудь привлекательное шоу. Единственным исключением был дьякон Уайт; он решительно не одобрял поведение Ван Вагенера и сказал, что это немногим лучше, чем святотатство. Конечно, я знал, что профессору не грозило падение. Что он хотел сделать, так это избежать падения. Я понял, что нужно как можно скорее доставить ему веревку, посчитав, что у него хватит ума понять, как ею пользоваться.

Трудность заключалась в том, как протянуть к нему веревку, потому что снаружи шпиль был совершенно гладким, так что никто не мог на него взобраться, а в городе не было лестницы, которая доставала бы до половины высоты ананаса. Довольно скоро я увидел выход из положения. Я послал человека за двумястами футами прочной лески, а потом нашел мальчика, который запускал воздушных змеев, и выкупил весь его запас за пятьдесят центов. В детстве я неплохо управлял летающими змеями, и мне не потребовалось много времени, чтобы направить воздушного змея так, чтобы веревка упала на плечо Ван Вагенера, и я видел, как он схватил ее одной рукой. Затем я привязал двухсотфутовую леску к воздушному змею и потряс ею, подавая профессору сигнал тянуть дальше. Он так и сделал, и вскоре в его распоряжении оказался один конец лески, и он пустил воздушного змея по течению вместе со шнуром и всем прочим.

Любой человек, который не был ученым человеком, знал бы, что я ожидал, что Ван Вагенер привяжет веревку к своим лодыжкам и позволит мне осторожно спустить его вниз. Но профессор никогда не думал об этом. Он крепко привязал леску к громоотводу и начал сползать по нему. Естественно, его раздутая рубашка делала это невозможным. Мы могли видеть, как он держался за леску обеими руками, а его тело раскачивалось под прямым углом, но, несмотря на все, что он мог сделать, ему не удалось спуститься по леске ни на фут. Публика была взволнована больше, чем когда-либо, и ставки на окончательную судьбу профессора были оживленными. Но через некоторое время он пришел к выводу, что совершил ошибку, и я никогда в жизни не испытывал большего облегчения, чем когда увидел, как он забрался обратно на свой насест на ананасе и начал отвязывать леску. Он держал меня в напряжении в течение следующих десяти минут, пока сам отдыхал, а затем я был поражен, увидев, как он привязал леску к обеим лодыжкам. Я тянул свой конец, пока леска не натянулась, и тогда Ван Вагенер ослабил хватку, и я начал осторожно подтягивать его. Толпа зааплодировала, когда увидела, что происходит, хотя было много споров по поводу ставок, которые некоторые люди утверждали, что я вмешался в судьбу, предоставив Ван Вагенеру средства для спасения. Конечно, было что сказать в поддержку этого взгляда на дело, потому что, если бы не я, люди, которые держали пари, что Ван Вагенер упадет и покончит с собой, должно быть, выиграли бы. Однако спор был урегулирован арбитражем, и Дикон Уайт, арбитр, объявил, что все ставки отменены вследствие моего вмешательства, которое, добавил он, было полностью оправданным в данных обстоятельствах. Он был не очень общительным парнем, но он был абсолютно честным человеком во всех деловых отношениях, и публика доверяла ему.

Это было прекрасное зрелище – то, как профессор спустился вниз, когда я тянул за веревку. Он держался совершенно прямо, но в то же время продолжал медленно вращаться вокруг своей оси. Его руки были вытянуты под прямым углом к телу, чтобы немного удерживать равновесие, и в целом он производил впечатление ангела без крыльев, благословляющего толпу. На его лице была милая улыбка, когда он приблизился достаточно близко, чтобы мы могли это заметить, и его глаза были закрыты, вероятно, потому, что он чувствовал легкое головокружение, и это придавало ему умиротворенный вид, который вызвал всеобщее восхищение. Когда он достиг земли, я крепко схватил его и разрезал его надутую рубашку своим перочинным ножом. Затем, когда весь газ вышел, я развязал ему ноги и, подав ему руку, поскольку он был более или менее слаб от волнения, вызванного его приключением, я отвез его домой, сопровождаемый ликующей и восторженной толпой,