Русская война 1854. Книга вторая - Антон Дмитриевич Емельянов

[1] Планеристы назвали термиками потоки теплого воздуха от нагретого солнцем грунта, в которых они могли парить.

[2] Взяли почти оригинальный приказ, который звучал так. «Лорд Раглан желает, чтобы кавалерия двинулась быстро вперед вслед за неприятелем и не позволила ему увезти орудия. Конная артиллерия может сопровождать ее. Французская кавалерия у вас на левом фланге. Немедленно». Только в нашем случае это будет реакция не только на потерю нескольких пушек и укреплений, но еще и на атаку флота.

Глава 15

— Хороший полет, пилот! — я протянул руку, помогая Илье Алехину выбраться на палубу «Императрицы Марии».

В итоге из нас всех только он не рассчитал, шел слишком низко, прямо по уровню палубы. А волна возьми и подкинь корабль. В итоге «Ласточка» разлетелась на части — хорошо еще, что Алехин успел сбросить скорость почти до нуля и каким-то чудом ухватился за сетки на гальюне. Если что, гальюн — это еще не туалет, а просто свес на носу судна, куда удобно поставить пушку, ну или справить свои дела…

Все названия ведь не просто так появляются.

— Простите, капитан, — матрос потер лоб, где набухала внушительная шишка. — Не уследил и повредил доверенную мне рыбку.

— Не повредил, а разбил. Вдребезги, — я улыбнулся. После боя начался отходняк, и хотелось нести какую-то чушь. — Впрочем, учитывая, как мы летаем, просто чудо, что разбившихся пока так мало. А вы, молодой человек, прежде всего, герой. Хочу сказать спасибо лично от себя: если бы не та ваша бомба, меня бы подстрелили.

— Ваше благородие! — Алехин зарделся и вытянулся по струнке.

Договорить мы уже не успели: к нам подбежали остальные пилоты. Мы ведь садились по очереди — спрыгнул на палубу, удержи «Ласточку» и оттащи в сторону, чтобы освободить место следующему. Мне-то помогли, а вот на остальных просто не хватило техников.

— Ура! — из-под небес доносился знакомый голос Лешки Уварова. Мичман радовался, что вся наша команда смогла успешно приземлиться.

— Ну вы и лихач, штабс-капитан, — к нам подошел контр-адмирал Новосильский в сопровождении своих помощников.

И ведь сколько недель они уже в море — без заходов в порты, без отдыха, в постоянном напряжении — и все равно адмирал выглядел бодрым и свежим, словно родная стихия давала ему силы. Или дело… Очень часто ведь дело, которое мы любим, помогает нам оставаться молодыми.

Я не стал ничего отвечать, а сначала просто обнял адмирала.

— Спасибо, что откликнулись на зов капитана Ильинского, — сказал я через пару секунд. — Не знаю и знать не хочу, сколько людей бы мы потеряли, если бы не ваше своевременное появление.

Новосильский с улыбкой подкрутил ус. Он старался этого не показывать, но искренняя признательность была ему приятна.

— Пожар в порту — ваших рук дело? — спросил он, когда мы закончили обмен любезностями.

— Да, — я не стал ничего скрывать. — Генерал Липранди пробил нам дорогу, и мы отбомбились по краю бухты. Теперь, если ветер не утихнет, у нас есть неплохие шансы повредить все корабли в Балаклаве.

— Видел, как вы летели… — адмирал задумался. — Это что же, и на море так можно? Запустил вашу рыбку, а она потопила вражеский линейный корабль?

В голосе Новосильского было столько эмоций… С одной стороны, гордость за империю, что мы такое умеем, а с другой, обида за свою стихию, за корабли, которым он посвятил всю свою жизнь.

— Тут как на поле боя, — ответил я. — Кажется, выпусти кавалерию против пехоты, и от той ничего не останется. Вот только все давно знают, что это далеко не всегда правда. Крепкий строй, длинные пики и твердый командир, которые не давал отлынивать на тренировках — и уже кавалерия ничего не сможет сделать фаланге или каре.

— И какая же ахиллесова пята у рыбок?

— Заградительный огонь. Пока нам нечем от него защититься, и два десятка солдат со штуцерами не дадут подойти на расстояние удара даже всей нашей эскадрилье. Вот только…

— Я понимаю, — Новосильский больше не хмурился. — Кавалерия тоже не стоит на месте. У нее появляются латы, длинные копья, глубойкий строй. А что появилось у вас?

— Появится… Пока мы еще не готовы, но… — я на мгновение задумался, а стоит ли столько рассказывать, но потом понял, что Новосильский как никто другой заслуживает правды. — Мы поставим на рыбки двигатели, паровые или какие еще, и они будут летать с такой скоростью, что обычному солдату будет очень сложно их подстрелить. Но они наловчатся… И тогда мы освоим всякие хитрые маневры захода на цель: против солнца или почти вертикально вниз, чтобы скорость все время росла и сам человеческий мозг не мог взять правильное упреждение.

— А что потом? — глаза Новосильского загорелись.

— Автоматические пушки, выпускающие сотни пуль в минуту. Или доработаем как-то ракеты, которые мы уже использовали для сбития вражеских шаров…

Упомянув о вырезании под ноль всего летающего запаса, собранного союзниками, я был взят в оборот и вынужден рассказать и о первой бомбардировке Севастополя, которую Новосильский и остальные капитаны, поспешившие присоединиться к встрече, пропустили. Как они сжимали кулаки, когда я рассказывал о тысячах ядер, что посыпались на бастионы города. Как искренне радовались, когда упомянул каждый подбитый вражеский корабль, каждое наше удачное решение в защите, в подготовке которой они тоже участвовали.

— Я же говорил, что Волохова башня просто необходима, — Василий Гаврилович Рюмин, капитан «Мидии», треснул кулаком по верхушке битенга.

— Подождите… — остановил его Новосильский, который неожиданно забыл о всякой веселости и поджал губы. — Капитан, вы же теперь капитан? Вы сказали, что враг лишился тогда многих кораблей, которые ушли на ремонт… То-то в море сначала было не протолкнуться, а потом стало подозрительно свободно. Но не это главное.

— А что? — я почувствовал, как в воздухе пахнуло холодом.

— Силы врага сейчас невелики… Еще, если я правильно понимаю, вы подожгли корабли с края бухты?

— Не совсем с краю. Враг вывел стрелков, и нам пришлось свернуть ближе к середине…

— Неважно! — Новосильский обвел взглядом остальных офицеров, и в отличие от меня они его сразу поняли.

— Это действительно шанс, — кивнул Лев Иванович Будищев, капитан «Кулевчи». — Нас не ждут, мы можем подойти вплотную