Русская война 1854. Книга вторая - Антон Дмитриевич Емельянов

— Хотя бы кто-то уйдет… — я проводил взглядом эскадрилью Степана.

Сделав свое дело, они успели отлететь за первую линию укреплений. И даже казака подцепили, как я и предложил, на посадочный канат и помогли сохранить высоту. Единственный, кто остался — это тот самый пилот, что помог мне, сбросив вниз свои зажигательные гранаты. Я пригляделся… Многие из наших уже начали понемногу украшать свои планеры, и на этом отчетливо было видно зеленые ветки с острыми шипами.

Понятно, значит, Илья Алехин — этот молодой матрос любил рассказывать, как однажды вернется домой и снова, как в детстве, будет ведрами есть крыжовник. Задержавшись, он оказался в ловушке вместе с нами…

— Мичман, — приказал я Прокопьеву, — передайте остальным «Ласточкам», чтобы правили к горе. Попробуем поймать термик[1] и набрать высоту. Если тот поток на двухстах пятидесяти метрах еще никуда не делся, мы на нем и ускорителях хоть мимо пушек прорвемся.

Прокопьев закивал, тут же взявшись за фонарь, сначала бодро, но потом на его лице появилась болезненная бледность.

— Ваше благородие, — он словно не хотел это говорить, но и промолчать считал неправильным. — Снизу передают… Враги передают, что, если мы спустимся и сдадимся, они сохранят нам жизнь. Но вы же помните, я… Никто из нас не боится умереть!

Я не сразу понял, в чем дело, и осознал лишь через несколько секунд. Мичман боится, что я приму это предложение. Уж слишком я всегда старался сберечь жизни, и вот теперь даже самые близкие мне люди начинают сомневаться, а где же проходит грань между этим желанием и верностью своему делу.

— Эй, — подбодрил я мичмана. — Передайте англичанам…

— Там французы!

— Тогда передайте французам. Русские не сдаются!

В этом мире еще не было героев крепости Осовец, но даже я уже слышал истории, как что-то подобное говорили своим врагам Петр Первый и Суворов. Так что эта фраза давно жила в народе, возможно, еще со времен Святослава Игоревича, когда тот сказал свое незабвенное: «Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвые сраму не имут».

В общем, мичман меня понял. А остальные пилоты, разобрав сообщение, разразились радостными криками. Это было одновременно так неправильно и так горячило кровь. Я словно на мгновение увидел все окружающие меня воздушные потоки и тут же нырнул в самый сильный, набирая за раз метров пятьдесят. За мной потянулись и остальные, стараясь не упустить из виду и не пропустить следующий маневр.

Снова загрохотали выстрелы. На этот раз не снизу, а сбоку. Я почти сразу заметил крупный отряд в синих мундирах и красных штанах — с высоты больше не разобрать, но и так было ясно главное. Французы решили сработать на упреждение сразу по всем направлениям и не собирались упускать добычу. Вон даже в горы вывели сразу несколько рот, чтобы только нас достать.

— Может, в море? — тихо спросил Прокопьев.

И на первый взгляд у нас не оставалось другого выбора. Только рискнуть полететь навстречу Черному морю с его неспокойными дикими ветрами всего с одним ускорителем. Мы пробовали подобное в Севастополе, но обычно такие полеты заканчивались слишком быстро. Неудачно! Впрочем, если там будет хоть шанс… Я увидел, как с другой стороны бухты тоже появились солдаты противника, словно тот понял, что именно на склонах мы хотим набрать высоту.

Или не понял — знал… Я невольно вспомнил пропавшего пилота, чьи следы мы так и не нашли.

— Выходим в море, но не идем далеко. Сразу же разворачиваемся и попробуем поймать термик у Кадыкиойя! — я передал через Прокопьева новый приказ.

Так пилоты будут знать, чего ожидать. А еще, если что-то случится со мной, смогут попробовать вырваться сами. Французы, выдержав паузу, словно давая нам шанс одуматься, снова взялись за ружья… И в этот момент я разглядел вспышки света где-то на грани горизонта. Сначала показалось, что это просто блики на воде, но в них был смысл.

Мы идем!

Кто-то неизвестный раз за разом передавал только эти два слова.

* * *

Лорд Кардиган смотрел над дым, поднимающийся над Балаклавской бухтой. Какой бы безумной ни казалась на первый взгляд идея русских добраться до союзного флота, некоторого успеха им точно удалось добиться. Вряд ли что-то серьезное, все же на кораблях было около двух тысяч солдат, и они бы легко отогнали шары русских даже ружейным огнем… Хотя какие это шары⁈ Давно нужно было придумать им другое название. В глубине души английского лорда поселилось сомнение, что враг повредил только торговые суда.

— Мой лорд, — капитан Нолан, посланник Лукана и Раглана, передал новое приказание, а заодно поделился и последними слухами. — Русские летающие рыбы сбежали в море…

— Они разве умеют летать так далеко? — искренне удивился Кардиган.

— Источник французов, который делился всей информацией о полетах, говорит, что нет. Какие-то проблемы с ветром… Так что они ушли на смерть. Ну, или наши корабли найдут их после боя и подберут тех, кто еще не успеет замерзнуть и уйти на дно.

— Так чего хочет наш великий генерал? — лорд Кардиган не мог скрыть ехидства в голосе.

Развернув послание, он прочитал указание, написанное знакомым почерком генерал-квартирмейстера Эйри.

Лорд Раглан желает, чтобы кавалерия двинулась быстро вперед вслед за неприятелем и не позволила ему уйти с поля боя без единого успеха с нашей стороны. Конная артиллерия может сопровождать ее. Французская кавалерия у вас на левом фланге. Немедленно. [2]

— Они уверены? — лорд Кардиган видел укрепившиеся русские позиции по центру, усиленные артиллерией и ракетами. Он не видел, но знал, что точно так же пушки в этот момент устанавливаются и по флангам. Уже сейчас подобная атака была огромным риском, с другой стороны, если враг окопается, выбить его будет уже невозможно.

— Лорд Лукан просил передать, — капитан Нолан отвел взгляд в сторону, — что нам ничего не остается, как исполнить волю главнокомандующего.

— Что ж, пусть так, — лорд Кардиган тронул коня, направляясь к уже построенной первой линии, где стояли 13-й легкий драгунский и 17-й уланский. Вслед за ним подтянулись 11-й гусарский во вторую линию, а также 4-й легкий драгунский и 8-й гусарский — в третью.

Какие у них шансы? Мысль крутилась в голове Джеймса Томаса. С одной стороны, враг очень силен, с другой, он сделал все, чтобы у них появилась