Будни и праздники Ольвии в VI—I вв. до н. э. - Марина Владимировна Скржинская

и ставили ее у дороги в надежде, что кто-нибудь возьмет ребенка[455]. Зачастую таких детей подбирали, иногда усыновляли, но обычно растили для пополнения количества рабов. Не случайно эллинистическая комедия часто строится на мотиве узнавания некогда выброшенного ребенка.

Такое отношение к новорожденным разрешалось законом и воспринималось общественным сознанием как должное. Сохранились частные письма на папирусе, адресованные жене находящимся в отъезде мужем. В них отец велит выбросить ребенка в случае рождения девочки, а сына оставить[456]. Во фрагменте комедии Посидиппа, жившего в III-II вв., говорится, что бедняк выбрасывает сына, а от дочери избавляется даже богатый человек. Это объяснялось экономическими соображениями: чтобы вырастить девочку, а затем выдать ее замуж, семья тратила средства, которые затем не возвращались. Показательны в этом плане расчеты, сделанные современными учеными на основании эпиграфических памятников IV в.: в 61-й афинской семье было 87 сыновей и 44 дочери, а в 79 семьях, переселившихся в Милет из Малой Азии в 228-220 гг. и получивших там права гражданства, зарегистрировано 118 сыновей и 28 дочерей[457].

Закон обязывал главу семьи заботиться о женщинах своей семьи, содержать престарелых родителей и выдавать девушек замуж. Если в семье умирал отец, то эти заботы переходили на старшего в семье мужчину, а в случае его отсутствия назначался опекун. По достижении половой зрелости в 13-14 лет девочку стремились поскорее выдать замуж. Замужество и рождение детей в раннем возрасте нередко кончалось смертью при родах. На это обратили внимание философы и рекомендовали выдавать девушек замуж в 18 лет (Aristot. Pol. VII, 35) или между 16 и 20 годами (Plat. Nom. VII, 772 d-e). Однако на практике это не соблюдалось, и семейство спешило пораньше избавиться от девочки. Не случайно образцовый хозяин Исхомах в «Экономике» Ксенофонта женился на 14-летней девочке (VII, 5).

Брак рассматривался мужчинами как сугубо деловое предприятие, главное назначение которого — иметь законных наследников и хозяйку в доме (Aristot. Ethic. Nicom. VIII, 14, p. 1162; Dem. LIX, 122). При совершении брака большое значение имели имущественные соображения, из-за которых нередко заключались браки между родственниками, чтобы сохранить добро в рамках рода[458]. Муж имел право в любое время развестись с женой и отослать ее в семью отца; при этом единственным необходимым условием было возвращение приданого. Теоретически такое же право имела и женщина, но осуществить его практически удавалось редко. Когда жена Алкивиада решила покинуть его, не в силах терпеть приведенную мужем гетеру, Алкивиад силой заставил ее возвратиться (Plut. Alc. 8).

Чувства греческой женщины, принужденной во всем подчиняться воле мужа, великолепно выражены в трагедии Еврипида «Медея» (ст. 230-240):

Да между тех, кто дышит и кто мыслит.

Нас, женщин, нет несчастней. За мужей

Мы платим и не дешево. А купишь,

Так он тебе хозяин, а не раб.

И первого второе горе больше,

А, главное, — берешь ведь наобум.

Порочен он иль честен, как узнаешь?

А, между тем, уйди — тебе ж позор,

А удалить супруга ты не смеешь.

И вот жене, вступая в новый мир,

Где чужды ей и нравы, и законы,

Приходится гадать, с каким она

Постель созданьем делит.

Перевод И. Ф. Анненского

Чем старше становилась женщина, тем более свободный образ жизни ей разрешалось вести, особенно если она становилась вдовой. У нее появлялась возможность отказаться от второго брака с человеком, который ей не нравился (Hyper. I, 7). Пожилым женщинам не возбранялось свободно ходить по городу, ибо они уже не представляли интереса для мужчин, и на их честь никто не покушался. Стобей (LXXIV, 33), цитируя Гиперида, пишет, что в городе прилично появляться женщине, о которой спрашивают, чья она мать, а не чья она жена. После 60 лет женщины могли участвовать в похоронах не только близких родственников, но и любых своих знакомых[459].

Все сказанное не означает, что в греческих семьях не встречались любящие супруги или сыновья не были душевно привязаны к матери. О таких чувствах изредка упоминается в античной литературе. Классический пример, приходящий всем на память, — Перикл и Аспасия. В «Пире» Ксенофонта (VII, 3) Сократ говорит о пылкой любви Никерата, сына знаменитого полководца Никия, и его жены. По преданию, эта женщина покончила жизнь самоубийством после того, как Никерата казнили при 30 тиранах в 404 году. Их счастливый брак длился не менее 18 лет, поскольку действие «Пира» Ксенофонта происходило в 422 году. Плутарх в биографии Кимона, известного афинского полководца V в., упомянул о его горячей любви к своей жене Исодике и глубоком горе после ее смерти (Plut. Gm. 4).

Некоторые памятники из Ольвии говорят о любви и уважении к женам и матерям. Обломки двух великолепных аттических стел с изображениями женщин в идеальном облике спокойных величественных фигур в красивой одежде найдены на ольвийском некрополе. Одна из этих стел исполнена скульптором круга Фидия в последней четверти V века, другая — в первой четверти IV века[460]. К сожалению, надписи не сохранились, и нельзя сказать, кто из родственников позаботился о постановке этих памятников. Погребенные под ними женщины, несомненно, принадлежали к весьма состоятельным ольвийским семьям. Ведь подобные памятники стоили больших денег, затраченных на заказ стелы хорошему скульптору и ее перевозку из Афин в Ольвию.

О любви и скорби о безвременно ушедших дочерях свидетельствуют две другие ольвийские находки. Первая — небольшая мраморная статуя девочки, идеализированный портрет умершей дочери ольвиополита. Скульптура выполнена ионийским мастером в начале эллинистического периода[461]. Вторая находка — погребальная амфора III в., на которой ольвийский художник нарисовал проводы девочки к лодке Харона и скорбящую мать[462], (рис. 66)

Особым почетом пользовались женщины-жрицы. Им можно было воздвигнуть памятник не только на могиле, но и у святилища. Сохранился постамент такой статуи, которую в III в. установил ольвиополит Эпикрат в честь своей жены Тимо, жрицы Артемиды[463].

Если семья находилась в бедственном положении или лишалась кормильца, женщинам приходилось прясть и ткать для продажи шерсть и ткани и выходить из дома в поисках заработка. В городе они торговали на рынке, становились повитухами и кормилицами, ухаживали за детьми в других семьях, а в сельской местности работали в поле, на винограднике и в огороде. Аристофан (Thesm. 446-452) упомянул о вдове солдата, которая плела и продавала