Бездна - Роберт Силверберг

– Как ты думаешь, – неожиданно спросила Браун, – мы выживем?!

– Выживем? Конечно.

– Нет, – сказала она, нервно покусывая губы, – я все еще продолжаю бояться… Вдруг мы все погибнем в океане? Госпо открыл счет…

– Все будет хорошо, – поспешно перебил ее Лоулер. – Я говорил об этом раньше и повторяю сейчас. Струвину не повезло, вот и все. Всегда есть кто-то, кому приходится отдуваться.

– Я хочу жить, хочу добраться до Грейварда. Там меня ждет жених… Мне сказала об этом сестра Фекла. Она предсказала мое будущее перед самым отплытием… сказала, что в конце путешествия я найду себе мужа.

– Сестра Фекла многим наговорила массу глупостей по поводу завершения экспедиции. Не следует придавать большого значения болтовне гадалок. Но если тебе очень хочется найти себе мужа, Тила, то я могу только пожелать, чтобы слова Феклы сбылись.

– Я хочу, чтобы он был старше меня… Умный и сильный, способный многому научить меня и по-настоящему полюбить… Да и кто меня учил чему-то, кроме корабельных работ? Вот и приходится гнуть спину на Делагарда, плавать на его судах. Я никогда не выходила замуж, но теперь… пришло мое время. Меня можно назвать привлекательной, не правда док?

– Да, да, очень привлекательной, – промямлил Лоулер и подумал: «Бедная девушка…» Неожиданно он почувствовал себя виноватым за то, что не может полюбить ее.

Браун отвернулась от него, словно осознав, что беседа развивается не в том направлении. Спустя мгновение она произнесла:

– Я все думаю о тех маленьких вещицах с Земли, что ты показал мне в своей каюте… О тех красивых штучках… Как они милы! Я попросила тогда одну из них, и ты отказал мне, мягко, но отказал. Так вот, теперь я передумала. У меня нет больше желания иметь их, потому что они – прошлое, а мне нужно будущее! Доктор, вы слишком много живете в прошлом!

– Гм-м… Прошлое – значительно более просторное место, чем будущее. В нем много любопытного.

– Нет! Нет! Будущее огромно, оно никогда не кончается. Вот подожди, ты увидишь, насколько я права. Тебе следовало бы выбросить это старье, но ты никогда не решишься… – Тила улыбнулась ему нежно и немного застенчиво. – Извини, мне нужно идти на реи. Ты очень приятный человек. Мне казалось, что я должна сказать об этом, чтобы ты знал – у тебя есть верный друг.

Выпалив последнюю фразу, она повернулась и убежала.

Лоулер наблюдал, как девушка быстро поднимается на мачту, а в голове звучало: «Бедная Тила. Бедная Тила… Бедная…» Неожиданно мысли Вальбена изменили свой бег: «Какая же она очаровательная девушка, но я никогда не смогу полюбить ее. Полюбить той любовью, что она заслуживает. И все-таки она очень хороша, очень».

Браун ловко и быстро карабкалась по вантам и через мгновение оказалась уже высоко у него над головой. Она взбиралась по веревочным лестницам, подобно одной из обезьянок, которых он помнил из детских книжек с картинками, повествовавших о непостижимом мире суши, рассказывавших о том, какой была Земля с ее джунглями, пустынями, ледниками, обезьянами и тиграми, верблюдами и быстроногими лошадками, полярными медведями и тюленями, козами, скакавшими с утеса на утес. Что же такое «козы»? Ему приходилось рисовать их в своем воображении, основываясь на тех туманных намеках, которые он запомнил из детских историй. Они были косматыми и длинноногими… Да, да, с длинными ногами, в них словно кто-то вставил упругие стальные пружины. Утесы представлялись, как большие неровные выступы скал, чем-то похожие на огромные куски древовидных водорослей, но во много-много раз тверже. Обезьяны походили на маленьких уродливых человечков коричневого цвета, волосатые и хитрые, они прыгали по ветвям деревьев, визжа и тараторя. Тила нисколько не напоминала их, но двигалась там, на реях, словно находилась в своей родной стихии.

Лоулера поразило, что он никак не мог вспомнить собственные ощущения в то время, когда занимался любовью с Аней, матерью Тилы, двадцать лет тому назад. Вальбен помнил только сам факт этих отношений, но все остальное: слова, которые Анна произносила в те минуты, то, как она двигалась, форма ее груди – все ушло, исчезло из его памяти. Ушло и исчезло, как Земля. Словно между ними ничего и не происходило. Лоулер припомнил, что Аня имела такие же золотистые волосы, как и ее дочь, и такую же гладкую темную кожу, только глаза были голубыми. Вальбен тогда чувствовал себя очень несчастным, страдая от тысячи душевных ран, причиненных исчезновением Мирейль. В сей миг на его пути и повстречалась Анна, и предложила ему небольшое утешение. «Какова мать, такова и дочь, – подумал Лоулер. – А может, Тила и любовью занимается так же, управляемая бессознательной генетической памятью? Не исчезнет ли она в моих объятиях, превратившись в собственную мать? А если я обниму Тилу, то, возможно, в моей душе воскреснут утраченные воспоминания об Анне… Может, все-таки провести эксперимент? Нет, не стоит… Не стоит».

– Рассматриваете водяные цветы, доктор? – поинтересовался отец Квиллан, неожиданно оказавшись рядом.

Лоулер оглянулся. Священник обладал неприятной способностью приближаться неслышной, скользящей походкой. Казалось, он материализуется из воздуха, словно состоял из эктоплазмы, незримо перемещавшейся вдоль ограждения борта.

– Водяные цветы? – переспросил рассеянно Вальбен. Его почти рассмешило, что отец Квиллан застал его погруженным в сладострастные помыслы. – О, да…

А ведь он и не заметил их. В это роскошное солнечное утро водяные цветы усеяли всю океанскую гладь. Они представляли собой прямые мясистые стебли примерно с метр длиной с яркими, величиной с кулак, споросодержащими образованиями на верхушках. Все они отличались кричащей, режущей глаз цветовой гаммой: ярко-алые с желтоватыми лепестками, покрытыми зелеными полосками, и со странно раздувшимися черными воздушными пузырями под «бутонами», которые находились под водой, удерживая цветы на плаву. Даже высокая волна не могла потопить их – они тут же выныривали, подобно неутомимым куклам-неваляшкам.

– Чудо устойчивости, – заметил Квиллан.

– Урок всем нам, не так ли? – произнес Лоулер, внезапно ощутив желание прочесть проповедь. – Мы должны постоянно состязаться с ними в этом умении. В жизни нам приходится получать удары и всякий раз выпрямляться, принимая прежнее положение. Водяные цветы, прекрасные в своей неуязвимости, стойкости и способности переносить любые толчки, – отличный пример для подражания. Но и мы не менее упруги и выносливы, не правда ли, святой отец?

– Если это касается вас, доктор, то совершеннейшая правда.

– Неужели?

– Вы-пользуетесь очень большим уважением, надеюсь, вам сие известно? Все, с кем бы мне ни приходилось беседовать, высоко ценят ваше терпение, выдержку, мудрость, силу воли. Особенно, силу воли. Мне говорили, что вы один из самых крепких, сильных и выносливых людей в нашем сообществе.

Казалось, священник описывает какого-то другого, совершенно другого, значительно менее уязвимого и более непреклонного человека, чем Вальбен Лоулер.

Доктор хмыкнул и смущенно произнес:

– Возможно, я и произвожу подобное впечатление со стороны, но как же все ошибаются.

– А я всегда полагал, что личность – это именно то, каким предстает в жизни человек перед окружающими, – резонно заметил священник. – Ваши мысли о самом себе – вещь абсолютно ненадежная и не имеющая никакого значения. Вас могут оценить объективно и по достоинству только другие люди.

Лоулер бросил в его сторону удивленный взгляд. Длинное суровое лицо Квиллана казалось совершенно серьезным.

– И вы в это верите? – поинтересовался Вальбен, замечая, что в его голосе начинают проскальзывать нотки раздражения. – Давно уж не слышал подобной ерунды. Но нет, конечно, нет… Вы просто шутите, не правда ли? Знаю, вам нравятся шутки такого рода.

Священник промолчал. Они застыли рядом, освещаемые первыми лучами утреннего солнца. Лоулер уставился в пустоту за бортом, которая утратила четкость очертаний и превратилась в большое расплывчатое пятно, состоящее из множества подпрыгивающих разноцветных клякс, – бессмысленный танец водяных цветов.

Несколько секунд спустя Вальбен принялся уже более пристально всматриваться в происходящее на поверхности океана.

– Думаю, что даже водяные цветы не так уж неуязвимы, – заметил он, указывая на воду. Пасть какого-то огромного подводного существа показалась в дальнем конце пространства, заполненного разноцветными водорослями. Оно медленно двигалось среди них, не поднимаясь на поверхность и образуя темную зияющую пропасть, в которую десятками проваливались яркие цветы. – Какими бы ни были ваши стойкость и сопротивляемость, но настанет момент, и появится нечто такое, что обязательно проглотит вас. Разве не так, отец Квиллан?

Ответ священника унес внезапный порыв ветра, и вновь воцарилось холодное молчание. В памяти Лоулера продолжали звучать слова святого отца: «Личность – это именно то, каким предстает в жизни человек перед окружающими. Ваши мысли о себе – вещь абсолютно ненадежная и не имеющая никакого значения». Совершенная чушь! Не правда ли? Конечно, чушь. И тут Вальбен услышал свой собственный голос, зазвучавший помимо его воли.