Рассказы вагонной подушки - Валерий Зеленогорский

Душистый господинчик лежал в камере, липкий от страха. Он вонял потом и мочой, как бомж с Павелецкого вокзала. Ожидание в неизвестности раздавило господинчика, от былого шика не осталось ничего.

Еще вчера господинчик был высоким и значительным, а сегодня он просто никому не нужное говно и судьба его в чужих руках – так он думал, но то, что его ожидало, ему даже не снилось.

Его привели в кабинет на допрос, он сел на табурет, сложив ручки на коленях, как девочка-побирушка в детской комнате.

Незаметная дверь в стене мягко, без шума открылась. В лучах света, бьющего по глазам, явилась Крюкова. Как же желанна ей была эта встреча! Двадцать лет, все ночи она видела этот сон, и он сбылся.

Господинчик не узнал в важной госпоже девушку из давнего приключения, да и думать об этом в настоящем ему в голову не приходило, сейчас он просто хотел домой, и любая цена его бы устроила. Он собрал свои последние силы и напрягся, взывая к потусторонним силам.

Крюкова терпела. Она хотела наехать на него сразу, но начала формально: фамилия, имя, отчество и т. д и т. п.

Скороговоркой Крюкова зачитала ему весь список его преступлений, по ее словам выходило, что он государственный преступник и ему корячиться пятнадцать лет, в лучшем случае – десять лет без права переписки. Он ошалел, стал требовать адвоката. Она демонически засмеялась и сказала голосом Фредди Крюгера:

– Я тебе дам адвоката, это я – адвокат дьявола, я буду тебя казнить и миловать. Скажу тебе честно – тебе пиздец, деньги тебе не помогут, никто не возьмет, ты попал, готовься страдать, как я когда-то.

Она перешла к своей части обвинения.

– Ты, конечно, не помнишь пьяный секс на ковре двадцать лет назад в гостинице «Космос», а я помню до сих пор, помню и то, как потом жила двадцать лет, рыла землю, глотала слезы по ночам, чтобы никто не слышал моего воя. Я даже благодарна тебе за мотив для достижения своей цели.

Он замахал руками и заверещал дурным голосом:

– Это недоразумение! Я вас не знаю, это был не я, это страшная ошибка.

– Нет, милый, это не ошибка, ты брал, что хотел, ты брал все, тебе давали все за просто так, по праву рождения, и тебе было все равно. Ты думал, что так будет всегда, что ты всегда будешь наверху, а остальные мордой в подушку будут терпеть. Но твое кончилось, теперь наступило мое время, и вот ты здесь, в этой руке, и сделаю с тобой, что захочу. Вот тебе мой приговор в последней инстанции: я сейчас освобождаю тебя под подписку о невыезде, и ты будешь моим заложником три года, 1095 дней и ночей ты будешь служить мне. Если ты отказываешься, то собирайся на Колыму, там ты и три месяца не протянешь, я позабочусь, можешь не сомневаться, станешь там девочкой, мой сладкий. Время на раздумье уже пошло, время на раздумье закончилось, твое слово.

Душистый Господинчик (далее ДГ) не раздумывая ответил:

– Согласен.

Крюкова дала ему телефон, и он пробормотал жене, что по программе защиты свидетелей отбывает в неизвестность. Так оно и было на самом деле, он не знал, что его ждет, но выбрал себе новую жизнь, не представляя, что это будет.

Крюкова вывела его и повезла к себе домой. Он сидел рядом с ней, как зайчик, и терпеливо ждал. К нему прицепилась дурацкая песенка: «К новым приключениям спешим, друзья! Эй, прибавь-ка ходу, машинист!»

С ксивой Крюковой они летели по встречке. У Триумфальной арки к джипу подбежал гаец, в глазах его читалось желание получить как минимум штуку.

Когда он рассмотрел пропуск на стекле, сразу обмяк и очень пожалел о своем желании стать богаче. Гаец повернулся и побежал, как сильно побитая собака, казалось, что он виляет несуществующим хвостом. Крюкова даже не удостоила гайца взглядом, она ездила в любом состоянии, и эти твари всегда отдавали ей честь, знали, суки, что себе дороже встанет.

За кольцевой она помчалась, как член команды «Макларен» из «Формулы-1», и пришла на финиш к шлагбауму своего поселка без штрафных очков с двумя пит-стопами. Один раз они остановились, когда заложник захотел пить, а потом через километр он чуть не лопнул, как шина «Пирелли», и почти обоссался от страха, когда они летели со скоростью под двести километров по встречной полосе.

Шелестя шинами по мелкому гравию, они въехали на частную собственность, заложник съежился, стал ее частью. Она заметила это и грубо пошутила:

– Не ссы, Капустин, отъебем – отпустим.

Она тоже нервничала: «Не каждый день мы захватываем людей», – утешила она себя и повела в дом свою жертву, столь дорогую ее сердцу.

Дома Крюкова сняла форму, осталась в белье и ботфортах, сначала хотела взять плетку и отстегать ДГ за все свои слезы, но потом отложила – оставила на закуску.

«Успеем, – подумала она, – такого длинного свидания у меня еще не было». Ее мужчины всегда уходили ночью или выставляли ее на утренний холод, когда ей хотелось спать с ними, уткнувшись носом им в подмышку. «Теперь все будет по-моему, теперь я всегда буду наверху».

Пока Крюкова готовилась к мести, выбирая способ позабористее, ДГ лежал в ванне, оттирая тюремную грязь и вонь. Он плавал в аромате шампуней и каких-то лепестков и остро почувствовал, как прекрасен этот мир. Неужели нужно попасть за решетку, чтобы оценить радость – просто спать в своей постели, просто пить чай в своем доме, и еще много простых вещей, которые в обыденной жизни никто не ценит. ДГ лежал ванне и чувствовал себя младенцем, которого нежная мама купает в корыте.

Счастье было недолгим, вошла Крюкова во всем своем блеске и приказала приступать к главному. ДГ мигом выплыл из нирваны и вспомнил, что он заложник и раб, и если он не понравится госпоже, то вернется на шконку, а этого ему смертельно не хотелось.

Они зашли в ее спальню в дизайне девичьей светелки времен Ивана Грозного. У ДГ отлегло от сердца: он ожидал, что увидит дыбу и блоки для подвешивания на цепях, в страхе искал взглядом качели с тисками для сжатия его некрупных яиц. Ничего подобного не было, светло, миленько и очень целомудренно.

Они легли, ДГ жадно набросился на нее и через шесть секунд был свободен – сказалось нервное напряжение последних дней. Он сделал все, что мог. В глазах Крюковой он прочел разочарование. Она с иронией сказала ему:

– А ты, оказывается, лев. Я видела по «Дискавери», как в саванне лев совершал это со своей львицей в реальном времени. Диктор комментировал в прямом эфире и считал, насчитал шесть секунд, но утешил разочарованных зрителей тем, что такое происходит каждые двадцать пять минут четверо суток подряд.

ДГ подумал, что если она заставит его жить по расписанию царя зверей, то он через сутки отбросит лапы и все закончится неестественной смертью заложника.

Крюкова заметила ужас в его глазах и успокоила тем, что она не львица и ее потребности более скромные. Встала, надела халатик в васильках и пошла на кухню кормить своего льва.

Еще с вечера Крюкова наготовила гору еды. Себе она не готовила, неохота было для себя, а тут развернулась по полной программе. Пока ДГ курил, она накрыла стол. Когда ДГ вошел, она достала холодненькую водочку, и они сели за стол.

ДГ ел хорошо – очень проголодался. Он так сладко жил всегда, что настоящего аппетита голодного человека никогда не знал. В детстве ему всегда совали в рот то да се, потом он все время проводил за столом, решая вопросы или отмечая успешные решения, стол был его рабочим местом, и ДГ всегда мучился, думая, что б еще такое съесть, чтобы удивить обнаглевший от вкусной еды желудок, маялся и изводил рестораторов своими придирками. Но две недели на тюремном пайке вылечили ДГ, он сидел за столом и мел все подряд: салаты, супы, горячие и холодные. Казалось, он лопнет, но он не мог остановиться, он ел руками, по его рукам и подбородку текли соусы и жир от хинкали и курицы, кебабчики летели в рот, обгоняя котлеты.

Крюкова сидела, подперев рукой голову. Так радостно было смотреть, как твой мужчина ест твою еду и не хвалит, а просто валит ее в себя, облизываясь и похрюкивая. Она чувствовала себя мамочкой, встречающей сына из армии. От этого ощущения она чуть не заплакала, вспомнила, что ее сын мог уже прийти из армии, а вместо него сидит эта скотина и трескает в три горла.

– Встать! – выкрикнула Крюкова в его довольную рожу. Он испуганно вытянулся, как солдат. Так как он был без трусов, вышло смешно, и Крюкова засмеялась, а потом назначила ему послушание:

– Вымоешь всю посуду, – резко сказала она. Он стал искать дверцу посудомоечной машины, но она голосом, от которого падали в обморок преступные авторитеты, приказала мыть руками. ДГ надел передник с чебурашкой и стал у раковины мыть гору посуды.

– Рассказывай, как жил, и поподробнее, – приказала Крюкова и налила себе чаю.

ДГ начал издалека, рассказал, как маленьким был мягкой игрушкой у мамы с папой, как купался в любви и в великой реке Волге на даче у бабушки-профессорши. Учился он в Лондоне, там все попробовал, хорошее и плохое, там же женился в первый раз на русской девушке после трех косяков травы и двухдневного рейва на дискотеке на пляже в Брайтоне. Когда трава отпустила, ДГ понял, что ошибся, но еще какое-то время они жили вместе. В феврале они поженились, а в марте он съехал от нее и сразу забыл.