Потопленная «Чайка» - Ордэ Соломонович Дгебуадзе

Я подошел к железным воротам. По двору с криком и смехом бегали маленькие дети в белых халатиках. Некоторые лопаточками и совками ковыряли песок. Другие, оседлав палки, носились галопом на своих «скакунах». У самой ограды стояли две девочки. Одна из них — в красной шапочке с завязками — сжимала в кулачке маленький букетик цветов.

— Вот фиалки, возьми, — говорила Красная Шапочка.

Другая протянула руку. Подняв голову, она заметила меня. Я окаменел: передо мной стояла моя Люсана — ясноглазая, с крутым чистым лобиком и длинными ресницами, которые затеняют зрачки. На алых губах играла улыбка, которая, казалось, не исчезнет даже во сне.

Шатаясь, подошел я к воротам и, чтоб не упасть, ухватился за железные прутья.

С трудом переведя дух, я почему-то посмотрел на часы: было около двенадцати.

«Да, эта девочка может вернуть тебе жизнь», — прошептал на ухо тайный голос. Я повернулся и побежал вниз, к площади. Куда я бежал?

Тогда мы жили на одной частной квартире. Я надеялся застать Стася дома: сейчас все мои планы были связаны с этим человеком.

...Ночью того же дня поезд мчал нас в Баку. На нижней полке двухместного купе спокойно спала моя «Люсана».

Здесь обрывались записи Таманова. У меня не поворачивается язык назвать это показаниями. Ни одного описания преступления, в то время как он сам пишет, что в поисках «Королевы зари» они совершили немало грабежей и убийств.

Таманов убежден, что обо всем расскажут Саидов и Стась. Он ручается! Очень хорошо, допустим, что так. Но ведь и сам он должен сознаться, покаяться...

Вечером я вызвал Таманова к себе в кабинет, предложил ему чашку кофе. Вначале разговор вращался вокруг музыки, астрономии, мореплавания и еще бог знает каких предметов. Должен сознаться, что я соглашался почти со всеми высказанными им мыслями и воззрениями. Он кивал с едва заметной улыбкой. Но его глаза ясно говорили: «Я прекрасно знаю, что всеми этими шуточками ты хочешь найти дорожку к моему сердцу, чтобы потом, когда мы перейдем к делу, я не усомнился в твоей искренности».

По моему убеждению Таманов не лгал ни в своей исповеди, ни в разговоре со мной. Но профессиональная осторожность заставляла еще и еще раз испытывать его.

Я спросил:

— Если мне не изменяет память, когда я спросил вас о Петре Таманове, вы откровенно признались, что лишили его жизни. И потом добавили: «Не то осмелеют и Стась с Саидовым. Если бы не они, меня здесь не было бы...» Вы не договорили тогда, и я не настаивал. Может быть, сейчас вы объясните, что имели тогда в виду?

Игорь от души рассмеялся:

— Нет, память не обманывает вас. Наоборот, я восхищен вашей памятью. Вы тогда ничего не записывали, а сейчас повторили мои слова буква в букву. — Он спокойно взял чашку, отпил кофе. — Вы мне нравитесь, уважаемый Сандро. Наверно, мое откровенное признание обогатит ваш баланс... А если так... Для меня запираться не имеет смысла. — Игорь взял папиросу из моего портсигара и закурил. — Да, как я вам уже говорил, Петро было моим однофамильцем. Он хорошо пел и плясал — больше ничего не умел! Он был женат на очень красивой женщине. Кстати, она ваша соотечественница, грузинка...

Я притворно удивился:

— Кто? Как фамилия?

— К сожалению, я сейчас не могу вспомнить ни ее имени, ни фамилии. — Он отвел взор. Я понял, что он говорит неправду, чтобы не припутывать к делу Раису, и не стал настаивать на ответе.

— Впрочем, в этом нет необходимости, — продолжал он. — Эта женщина только однажды помогла нам, да и то против своей воли. Когда мои парни ограбили ювелирный магазин в Харькове, она заманила директора магазина. Уверяю вас, она не знала, что ждет этого человека...

— Ясно, — прервал я его. — Что с ним стало?

— Он не погиб, выжил. Правда, его потом обвинили в симуляции покушения и посадили в тюрьму. — Он засмеялся и застучал пальцами по столу... — Это было первый и последний раз. Больше жена Петра ни в чем не замешана.

— А мне говорили, что она участвовала и в ограблении Сионского собора, — сказал я.

— Тогда вы должны знать и то, что она пошла туда под угрозой смерти!

На сердце у меня отлегло.

— В таком случае Стась и Саидов должны помнить об этом, — полувопросительно высказал я предположение.

Игорь многозначительно поднял брови:

— Если они и забыли, я могу им напомнить...

— А Петро?

— Петро жил сам по себе. Когда мои ребята вызывали его на дело, он старался улизнуть из дому. А последнее время даже вступил в связь с какой-то коридорной в Свердловской гостинице. Однажды он заявился к любовнице пьяный и обо всем натрепал, так что мы... К счастью, та женщина, как оказалось, умела держать язык за зубами. Однако нам все же пришлось удирать оттуда. А Петра, чтобы больше не болтал, ребята... — он щелкнул пальцами.

— Ясно. — Я кивнул. — А теперь о том, что вы имели в виду, говоря: «Чтобы Стась и Саидов не осмелели». Помните?

— Да, да, — прервал он меня. — Я рассказываю все это так, чтобы удовлетворить вашу любознательность... Не для протокола. Должен признаться, что после того, как я своими руками уничтожил убийц моей жены и дочери, я избегал сам мараться в крови. И Стаею с Саидовым всегда повторял это. Правду говоря, я хотел тогда просто припугнуть Петра как следует... Но для них цена человеческой жизни — грош. Например, для чего нужно было убивать бедную Кантакузен? Взяли бы себе «Королеву» — и все! Женщина и пикнуть не посмела бы. Да и мы по сей день на свободе разгуливали бы. — Таманов задумался, а потом торопливо заговорил, словно опасаясь позабыть что-то важное: — Когда меня подвели к убитому Петру, я обо всем позабыл, хотел тут же прикончить этих коршунов. Но потом сдержался, подумал: если их убить, кто же добудет тебе «Королеву»?

— «Королева утренней зари»! Вы собирались вывезти за границу это сокровище!

— Нет, нет. — Он вздрогнул, словно испугавшись чего-то. — Зачем было вывозить? Ведь моя Люсана была в Ленинграде! — Он опустил голову, прикусил губу и тяжело вздохнул.

Я снова нарушил тишину:

— Хочу узнать кое-что насчет Сионского собора и Киево-Печерской лавры. Как вы