Война за империю - Игорь Николаев

Сознание Мартина кричало от ужаса обреченности, сознания того, что их поймали в ловушку, простую до невозможности. А демон, вселившийся в его руки, продолжал делать свое дело. Одним рывком летчик сбросил скорость почти до нуля, убирая огненный выхлоп двигателей и одновременно, действуя элеронами, еще сильнее кинул машину вниз, разворачивая вправо.

Теперь 'Москито' пикировал почти отвесно, забирая в сторону. Штормовой ветер выл, врываясь в кабину через пробоины, правый мотор кашлял и утробно взрыкивал, хвостового оперения словно и не существовало. Альтиметр бешено крутил стрелки, отмеряя метры, оставшиеся до волнующегося моря. Оператор тихо подвывал, держась за разбитое лицо, кровь обильно пятнала комбинезон, заливая панель локатора. Француз молчал.

Череда зеленых трассеров вспорола темноту, выше и левее, значительно левее, била батарея самое меньшее из трех-четырех стволов. Потом еще и еще, короткими частными очередями. 'Голландец' стрелял наугад, ориентируясь на примерное направление, в целом точно, но не угадал направление разворота 'Москито'. Мартин потянул штурвал на себя, стремясь вывести машину из пике, молясь, чтобы француз не пришел в себя или не воскрес, что там с ним произошло и не вздумал снова палить. Самолет слушался, хотя скверно, выравниваясь, но катастрофически не хватало высоты. Австралиец почти планировал, оседлав ветер и не решаясь газовать. Где-то над ним крутились два вражеских ночника и Мартин не питал иллюзий относительно исхода боя. Одна искра и его добьют.

Он все-таки выровнял самолет, почти над самой поверхностью бурлящей пучины. Гроза ощутимо приблизилась, вспышки молний участились, выхватывая из тьмы волнующуюся поверхность моря. Волны жадно тянули мутные пальцы к искалеченному самолету, почти касаясь его брюха. Идти на такой высоте было смертельно опасно, но иной возможности укрыться и от радаров и от зорких глаз врага не оставалось.

Приборы работали, топлива в обрез. Внутренняя переговорная сеть тоже вырубилась, Мартин хлопнул оператора по плечу, большим пальцем показал назад. Дескать, проверь, как там коллега. Американец секунду-другую непонимающе смотрел на летчика, затем кивнул и, отстегнув ремни, полез назад. Ящик индикатора при том аккуратно отложил, насколько это было возможно в тесной кабине.

Нет, какой все-таки хороший 'Джонни' попался, только бы не перегорел от такого лихого начала карьеры.

Всепоглощающей тьмы больше не было. Было неверное и неуловимое чередование света и тени, клубящихся туч, молний, полос шквала и ливня. Вода струилась и снаружи, и внутри, смывая мелкие капли крови, собираясь на полу кабины мутными лужами. Машину трясло как в лихорадке, левый движок тянул ровно, правый был совсем плох. После некоторых колебаний Мартин отключил его совсем, чтобы не дай бог не полыхнуло, и осторожно прибавил оборотов на левый. Случалось, 'Москито' взлетали на одном движке, так что как-нибудь дотянем.

Судя по компасу, всеми манипуляциями он увел машину достаточно далеко на юго-запад. Рули высоты кое-как слушались, по горизонтали приходилось работать элеронами. Теперь оставалось лишь вернуться домой. Ориентируясь по компасу, на одном моторе и с двумя вражескими самолетами этажом выше.

— Долго возвращался? — Ченнолт был как всегда деловит и практичен.

— Долго, шел зигзагами, вышел к побережью на последних каплях, там тоже не рискнул подниматься, чтобы не получить уже от своих, рация засбоила. Но очень сильно мешали воздушные линии электропередач. Едва не сорвали раз или два. Повезло…

— Дальше было что-нибудь, стоящее внимания?

— В общем, нет. Оператор цел, только нос разбил. Стрелку посекло лицо осколками фонаря и не очень сильно контузило — малокалиберный снаряд вражеской авиапушки скользнул по черепу. Машина выглядит скверно, но по беглому осмотру — восстановима силами мастерской, радар надо смотреть отдельно, но дырок вроде нет. Нам дали чаю, плеснули бренди, замотали в одеяла, еще одежду дали, наша вымокли насквозь. И отправили. Все.

Ченнолт прошелся по кабинету, остановившись напротив окна, задумался, глядя на витражное окно. Светало, ливень не утихал.

— Получается, тебя прихватили просто и без всяких особых задумок… — не столько спросил, сколько констатировал он, наконец. — Два ночных истребителя, один накручивал круги на относительной высоте, второй прятался у самой поверхности. Ты выслеживал первого, второй выслеживал тебя. И спасло тебя чистое везение да зоркий глаз стрелка. Так?

— Да.

— Хм-м-м… — с непонятной интонацией протянул американец. — Что скажешь относительно класса?

— Очень высокий, — честно ответил Мартин. — Второй явно шел не просто низко, а очень низко. В такой шторм это… смело. Испытал на себе. И выдержка — дай бог, я ведь подошел к первому почти вплотную, а получается, это меня подпустили.

— Да… Ясно.

Ченнолт все так же рассеянно вышагивал, погрузившись в свои мысли.

— Значит, и над проливом теперь бродят 'чумные' ночники, причем с железными яйцами… И это не радует, никак не радует…

Он оборвал мерную поступь, шагнул к Мартину.

— Теперь самое главное. Очень важно, не спеши, подумай. Ты видел одного. Это наши старые добрые немецкие друзья?

— Нет, — Мартин не колебался. — Это не 'два-четыре'.

— Уверен?

Ченнолт испытующе глянул ему прямо в глаза.

— Двухкилевой, двухмоторный, в габаритах тяжелого истребителя. Видел одну секунду, в плохом свете. Ты мог ошибиться.

— Нет, разве что это какая-то очень новая разновидность. Я ведь видел 'А-24' и в живую, и в обломках. Его кабину и оперение не перепутать ни с чем.

— Хорошо, иди, давай. Сейчас спать, Джексон проводит. К вечеру садись и описывай все по секундам.

Уговаривать Мартина не надо было, напряжение, подстегивающее нервы и тело, спадало, смытое безопасностью и доброй порцией джексоновского эликсира. Австралиец поднялся, едва держась на неверных ногах.

— Еще одно…

Австралиец обернулся. Босс подошел почти вплотную.

— Что еще случилось?

— Не понимаю, — Мартин старался смотреть в глаза боссу честно, и у него почти получилось. Но только почти.

— Не ври. Сказки можешь рассказывать милым английским девочкам, — Ченнолт говорил негромко, но очень внушительно. — Ты за штурвалом не первый год и стреляли в тебя не первый раз. На дюйм разминулся с пулей, бывает, нервно, понимаю. Но не настолько. Что еще?

Мартин нервно оглянулся, одернул широкую и длинную, не по росту, куртку, в которую его обрядили англичане перед отправкой. Ченнолт шагнул еще ближе, склонил голову, будто занося над австралийцем крючковатый ястребиный нос.

— Да ничего, в общем… Просто… я всегда уходил влево. Всегда только в левую сторону. Что в детстве на велосипеде, что сейчас. Руки поворачивают сами. А вот в это раз — вправо, первый раз за всю жизнь. А когда я ушел в пике, он стрелял вслепую, на упреждение, как раз с поправкой на левый разворот.

— И попал бы? — заинтересованно спросил Ченнолт.

— Думаю, да. Прочесал бы по оси.

— Да. И такие чудеса бывают… Все, прочь.

Ушел Мартин, ушел сопровождающий его Макфарлэнд. Ченнолт продолжал думать. Телефон трезвонил почти непрерывно, в приемной, судя по звукам, было людно. Утро начиналось как обычно, если не считать того, что в эту ночь он не спал вообще. Наконец, американец снял трубку, оборвав очередной звонок, стукнул по рычагу, сбрасывая вызов.

— Шесть-девятнадцать. Срочно.

Ждать пришлось почти полминуты. Затем в трубке щелкнуло, приятный женский голос очень вежливо сказал 'слушаю'. Английские секретарши их безупречные манеры были одним из очень немногих вещей, что казались американцу достойными всяческого подражания и переноса на родную землю.

— Приветствую, Дайте, пожалуйста, самого главного командира.

— Вы уверены в необходимости этого? Самый… э-э-э главный командир только два часа как закончил свой рабочий день.

— Милочка, — начал вскипать Ченнолт, — мой вчерашний рабочий день вообще не заканчивался, он как-то вдруг стал сегодняшним. Будите.

Еще минута. Потом трубку заполнил добродушный баритон, и никак нельзя было сказать, что его обладатель прилег отдохнуть менее двух часов назад.

— Клэр, что за спешка? Джентльмены не звонят друг другу ранее десяти часов утра.

Как и положено истинному американцу, Ченнолт не признавал никакой аристократии, не испытывал пиетета перед чинами и погонами. Но маршал авиации сэр Хью Даудинг, командующий противовоздушной обороны Метрополии и тактическими авиационными соединениями, ему определенно нравился. Ченнолт чувствовал в британце духовного собрата — одновременно и авантюриста, и человека долга.

— Сэр Хью, есть новости. По поводу нашего последнего разговора.

— Говорите.

Голос маршала неуловимо изменился, он, словно подобрался, исчезла легкая аристократическая снисходительность.