Замок - Гурвич Владимир Моисеевич

Антон от охватившегося его негодования аж заскрипел зубами. Что же ему делать в такой ситуации, как убедить отца? Ясно, что прямая атака успеха не принесет. Он попытался, не получилось. Нужно придумать что-то иное, какой-то обходный маневр. Внезапно от пришедшей к нему идеи он даже хлопнул себя по ляжке. И как он сразу не подумал об этом. Скорей всего с этого и надо было начинать, а не идти в лоб. Надо признаться себе, что с его стороны это было по меньшей мере не умно.

Антон постучался в номер Нежельского. Услышав разрешение войти, решительно отворил дверь.

Нежельский лежал на кровати и читал книгу. Увидев гостя, он без всякой радости посмотрел на него и отложил том.

Антон, не спрашивая разрешение, сел на стул.

— Дядя, Ваня, такой хороший день, а вы читаете в номере, — произнес он.

— Да, вот решил освежить в памяти Канта, — пояснил Нежельский.

— Канта? — удивился Антон. — Его еще кто-нибудь читает? Я был уверен, что все эти авторы давно сданы на макулатуру.

— Это источник вечной мудрости. Если сдать его на макулатуру это станет непоправимой ошибкой. А ты что-то плохо выглядишь, Антон.

— Результат общения с родителем.

Нежельский пристально посмотрел на Антона.

— Да, с ним тебе общаться сложно. Я бы посоветовал делать это по возможности редко.

— Это почему? — удивился Антон. — Разве он не мой отец?

— Твой, но что это меняет. Вы совершенно разные люди. Тебе с ним никогда ни о чем не договориться.

Антон мысленно согласился с Нежельским, в данном случае старик прав. Значит, он верно поступил, что пришел к нему.

— А вы, дядя Ваня, можете с ним договориться?

— По молодости получалось, но чем мы становились старше, тем все реже. А сейчас уже совсем не выходит.

— Жаль, очень жаль, — со значением произнес Антон.

Нежельский обеспокоенно посмотрел на него.

— Почему тебе жаль, какая для тебя разница можем мы договориться или нет?

— Разница есть и большая. Мне нужно, чтобы вы уговорили бы его принять одно предложение.

— О чем это ты?

Антону очень не хотелось рассказывать о своем поручение к отцу, но выбора у него не было. Пока он говорил, Нежельский не проронил ни слова.

— И что же ты хочешь от меня? — поинтересовался он, когда Антон замолчал.

— Как что? Разве не понятно? — вдруг вскипел Антон. — У меня не получилось его уговорить, сделайте это вы.

— Я не стану, — решительно отказался Нежельский.

У Антона невольно сжались кулаки, и Нежельский заметил этот жест. На всякий случай он отодвинулся от него подальше.

— Дядя Ваня, вы чего?

— Ничего, Антон. Извини, но не смогу выполнить твою просьбу.

Антон с шумом выдохнул из себя воздух. Не хочет он по-хорошему, будет по-другому.

— Дядя Ваня, а это совсем не просьба.

— Что же тогда?

— Считайте, что поручение.

— Мне много лет и с памятью у меня есть проблемы. Но все же я помню, что ты не мой начальник. У меня их вообще к счастью сегодня нет.

— А это как посмотреть. Напомнить вам кое-что?

Нежельский ничего не ответил, он молча смотрел на Антона.

— Вижу, что напомнить не помешает. Вы забыли, как два года назад вы просили меня помочь вам с заработком, а то пенсии не хватает. С моей подачи вы стали не вылезать из телевизора, кочуя с одного ток-шоу на другое. И, насколько мне известно, ваше благосостояние резко пошло в гору. Скажите, дядя Ваня, я ничего не напутал.

— Мне очень надо было помочь внучке, у нее возникли серьезные проблемы со здоровьем.

— Я понимаю, вам надо помочь внучке, другому — племяннику, третьему — любовнице. Всегда найдется человек, кому надо помочь. Вот только не у всех появляется такая возможность. Скажу более, таких возможностей раз два и обчелся. А вот у вас она появилась. И где ваша благодарность?

— Я тебя поблагодарил тогда.

— Это всего лишь слова. В наше время они мало что стоят. А сейчас есть возможность отблагодарить конкретным делом. И вы не хотите.

— Антон, пойми, Феликс и без того меня обвиняет, что я продался этому режиму.

— А я до этого момента был уверен, что это и ваш режим. Вы с таким энтузиазмом его защищаете. Неужели притворяетесь? В ваши-то годы и с вашим статусом. Некрасиво, дядя Ваня.

Антон видел, как Нежельский затравлено смотрит на него, но никакой жалости к нему не испытывал. Деньги получать все любят, а как попросишь что-нибудь за них сделать, так сразу появляются принципы. Вот только когда они приходят на карточку, про убеждения как-то само собой забывается. Нет уж старик, придется тебе попотеть.

— Послушай, Антон, мы же с тобой все прекрасно понимаем. Я знаю тебя с детства, мы всегда находили общий язык.

— И сейчас найдем, дядя Ваня, — уверенно произнес Антон. — Иначе…

— Что иначе? — В глазах Нежельского отразился испуг.

— Да, ничего особенного, — с напускным безразличием пожал плечами Антон. — Будете, как и раньше, жить на свою пенсию. Какая она у вас? Впрочем, это не столь важно. Ну, как, вы готовы к новой жизни? Уверяю, больше приглашений на телеэфир не будет.

— Ты ведешь себя некрасиво, Антон, — тихо произнес Нежельский.

— А вы ведете себя красиво, появляюсь на этих сумасшедших передачках. Будем обсуждать этические вопросы? Я готов.

— Не стоит, Антон. Хорошо, я попытаюсь. Но в результат я не верю.

— Так не пойдет, дядя Ваня. Мне нужна не ваша попытка, а именно результат. А уж как вы его добьетесь, мне не интересно. Но к концу нашего тут пребывания отец должен согласиться. Если же нет… Когда у вас очередная пенсия? — Антон хрипло рассмеялся. — Дядя Ваня, мы же с вами плывем в одной лодки. А значит, и грести должны в одном направлении. — Он встал. — Не буду больше отрывать вас от Канта. Но не особенно усердствуйте. Я тоже помню его категорический императив. Нам уж он точно не подходит.

Антон улыбнулся Нежельскому и вышел.

55

Ростислав нашел мать на небольшой лужайке, со всех сторон окруженной деревьями. Лучи солнца пробивались сквозь густую листву, и тем из них, кому удавалось это сделать, образовывали на траве причудливые световые фигуры.

Эмма Витольдовна была столь глубоко поглощена переложением картины, которую создала природа, на холст, что некоторое время не замечала сына. Он же не спешил обозначить свое присутствие и молча наблюдал за матерью.

Ростислав сделал шаг, под его ногой хрустнула ветка, Эмма Витольдовна оглянулась и увидела сына. Она тут же заслонила собой холст. Сын сделал попытку его увидеть, но она еще плотней придвинулась к картине.

— Мама, дай посмотреть, — попросил Ростислав.

Эмма Витольдовна покачала головой.

— Нет, Ростик, я не люблю, когда смотрят на мою неоконченную работу. Вот когда завершу, смотри, сколько хочешь.

— Не понимаю, чего ты опасаешься. Ты же не профессиональный художник, не должна бояться критики.

— А кто такой профессиональный художник, можешь мне сказать? Я с интересом послушаю.

Ростислав наморщил лоб.

— Полагаю, это тот, который этим делом зарабатывает себе на жизнь.

— Это чисто взгляд бизнесмена. Мало ли кто зарабатывает, искусство сильно подвержено моде, она проходит, и многие художники уходят в забытье, не оставляя после себя никаких воспоминаний. Ты будешь смеяться над глупой матерью, но я лелею надежду, что после меня что-то да останется. Полагаешь, я так думаю безосновательно?

Ростислав немного растерянно посмотрел на мать. Он не предполагал, что она столь серьезно относится к этому своему занятию. Он был уверен, что это не более чем причуда богатой бездельнице, которая не знает, куда девать время и деньги.

— Я не знаю, мама, — честно ответил он. — Мы не часто видимся, и я не совсем в курсе твоих последних увлечений.

— Это действительно началось, как увлечение, но однажды я поняла, что мне этого не достаточно. У каждого человека должен быть способ выразить свое отношение к миру. Без этого он не полноценен, сколько бы у него не было бы денег. То же самое это относится и к астрологии.