Не будем о личном. Только секс - Валерия Иванова

и до подбородка пересекал белый шрам. Он не уродовал её, просто был там. Не перетягивал на себя внимание. Но я задалась вопросом, что же с ней произошло?

Девочка встретилась со мной взглядом и гордо вздернула подбородок.

— Всё ещё думаешь, что все люди красивые? — спросила она с вызовом.

— Конечно, — ответила, выдерживая её взгляд. — Ты очень красивая.

Алла засмеялась, но в её смехе не было радости.

— Боже, сколько он тебе заплатил, чтобы ты это сказала?

— Чушь не говори, я пришла сюда по собственно воле.

— Значит, ты слепая?

— Не жалуюсь на зрение.

— Мне тринадцать, у меня шрам на всё лицо, и я хромаю — это всё далеко от красоты.

Я примирительно улыбнулась девочке.

— В тринадцать всё кажется таким ужасным. Я в твоём возрасте болела акне и, поверь мне, я думала, что это конец света. Но к восемнадцати я научилась определять «триггеры», от которых меня высыпает, наладила питание, подобрала уход, и ничего.

— Нельзя сравнивать прыщи со шрамом!

— О, я тебе сейчас покажу, ЧТО я имею ввиду.

Я достала телефон и стала листать альбомы ВКонтакте, чтобы найти нужную фотографию. А когда нашла, содрогнулась.

— Готова увидеть?

Алла с любопытством кивнула.

— Смотри, — я передала ей свой телефон, и глаза девочки стали огромными, как два блюдца.

— Это ты? Же-е-есть, — протянула она.

— Ну, спасибо, — проворчала я.

— Ой, прости, — она виновато посмотрела на меня и улыбнулась, открывая ровные белые зубы. — Просто я не думала, что всё так плохо было.

— Каждый человек в себе видит недостатки. Даже Белла Хадид неидеальная.

— Наверное, — неуверенно сказала Алла. — Но прозвище «Франкенштейн» совсем не добавляет уверенности. Я-то уже и не замечаю это уродство, — она указала на своё лицо. — Но одноклассники и дети в школе напоминают постоянно, — глаза девочки наполнились слезами.

А мне так обидно за неё стало! Я хотела найти каждого, кто говорит этой прекрасной малышке гадости, и настучать по тупой голове!

— Ты из-за этого расстроилась? — мягко спросила я.

Алла обняла свои худенькие колени руками и отрицательно покачала головой. Она пыталась сдержаться, но слёзы нескончаемым потоком полились из глаз. Моё сердце сжалось от боли. Я хотела протянуть руку и стереть её слёзы, обнять, утешить… Но не смела.

— Расскажешь, что произошло?

40

Я затаила дыхание, понимала, что малышке нужно время. Но каждая секунда её молчания казалась мне вечностью. Я такого себе напридумывала уже, что становилось дурно… Мне казалось, если пройдет хоть ещё одна минута молчания, я вытрясу из Аллы признание.

Когда я уже вся извелась, девочка глухо заговорила.

— Мне было семь, когда мы с мамой в аварию попали. Она не выжила, потому что не была пристегнута, а я… Осталась калекой.

Оказывается, Давид — вдовец… Моё сердце просто разрывалось от боли. Мне даже представить страшно, через что она прошла… Бедная малышка! Бедный Берестов.

— Я долго провела в больнице, заново училась ходить… Я до сих пор немного хромаю, знаешь…

— Мне так жаль, — тихо произнесла я, вытирая слёзы со щёк.

— Мне тоже, — грустно улыбнулась Алла. — Как я уже сказала, я долго пробыла в больнице, а потом была реабилитация пару лет… Мы переехали в Италию, я обучалась на дому. Я ни с кем не общалась почти. А полтора года назад перебрались сюда. Я сказала папе, что хочу в школу с другими детьми. Мне было так страшно, но я думала, что я уже готова…

Меня поразило, насколько она сейчас казалась развитой не по годам, такой смышлёной и рассудительной. Разве девочка в тринадцать лет должна переживать весь этот ужас? Мне так было обидно и больно за неё.

— Я часто представляла, что будет, когда пойду в школу, как меня будут воспринимать… Знаешь, оправдания практически оправдались, но всё равно иногда бывает грустно. Судить людей за внешность, разве это не глупо?

— Конечно, глупо, — подтвердила я.

— А сегодня… Это один из самых печальных дней.

Девушка замолчала и крепче обняла свои худые коленки. Я подвинулась ближе к ней на кровати.

— Что случилось, Алла? — спросила я.

Я чувствовала, что ответ на мой вопрос где-то рядом, я просто не могу его схватить.

— Мне так стыдно, — прошептала девочка и уперлась лбом в колени.

Я видела, как её плечи мелко дрожат. Я не сдержалась и положила ей руку на спину. Она сначала напряглась, но потом расслабилась. Она молчала, я тоже. Ей нужно было время собраться. Мне казалось, что она доверит сейчас мне свою тайну. Я не хотела нарушать этот момент.

Через некоторое время девчонка повернула голову и посмотрела на меня.

— У меня никогда не было подруг… Я всегда была с папой и дедушкой. Даже няня у меня был мужчина, — улыбнулась робко Алла. — И я много не знаю… Авария — слишком большой стресс для организма. Я, конечно, изучаю биологию в школе, но я даже не ожидала, что… Что всё происходит так, — тихо-тихо сказала.

Я задумалась, что она имеет в виду? А потом, словно по щелчку, всё встало на свои места.

— Алла, у тебя началась менструация? — спросила я.

Девочка кивнула.

И тут я почувствовала, что мне стало легче дышать. Если честно, то я думала на самое ужасное.

— Прямо на уроке. Все начали смеяться… Я повязала кофту и приехала домой. Позвонила папе, но не смогла ничего сказать, просто плакала, когда он спрашивал, что случилось. Я вообще не знаю, как с ним об этом говорить… И что делать? — девочка посмотрела на меня взглядом полным надежды.

Какой стресс для неё всё это! Обычно девочки обсуждают с подругами такие вопросы, всегда найдётся одна самая ранняя, и все будут ровняться на неё. А у Аллы не было такого шанса. Бедный ребёнок.

— У тебя живот болит? — спросила я первое, что пришлось на ум, потому что мои первые два дня — ад.

— Нет, — ответила девочка.

— Хорошо, надеюсь, так и будет дальше, — улыбнулась я. — Прости за вопрос, а ты чем пользуешься… — я выразительно посмотрела на её штаны.

Алла покраснела и закрыла лицо руками.

— Я была так растеряна… Взяла у папы носовые