Старушка-молодушка и новогоднее чудо(вище) - Анна Жнец

нее бросится! Ей-богу, бросится! Схватит Люсиль за косы и потащит домой. И никто ему не помешает, такому бугаю. Что мои хрупкие женские кулачки против горы стальных мышц?

— Ты, дамочка, в чужие дела не лезь, — Джофрэ сплюнул на снег. — Дочери обязаны помогать отцам, иначе на кой демон они нужны? Я, значит, эту нахлебницу двадцать лет одевал, кормил, воспитывал, и вот у нее наконец появился шанс стать полезной, а она взяла да сбежала. Нет чтобы отплатить отцу за добро. О себе только и думает. Да, Люсиль?

Люсиль стояла в тени кареты ни жива ни мертва и от ужаса не могла вымолвить ни слова. Ее большие, распахнутые глаза стремительно наполнялись слезами.

Глянув на нее, мужик мерзко ухмыльнулся и вдруг заговорил по-другому, почти ласково, словно острый нож мягкой бархатной тряпкой обернул:

— Папку своего совсем не жалко, а? Бросила одного в долгах. Люди, которым я должен, гоняются за мной по всему городу, как гиены, растерзать хотят. Одна дорога мне осталась — в работный дом. Только там от них можно спрятаться. Только туда им хода нет. Но что это за жизнь — батрачить за хлеб и крышу над головой? Такую участь ты хочешь своему отцу? Я же твоя единственная кровь. Мать померла, братьев и сестер нет. Я один у тебя. Помоги.

Вот жулик, аферист! Тактику сменил. Понял, что на такую бесхребетную девицу, как Люсиль, легко надавить. Заморочит ей голову — и она, балда совестливая, уйдет с ним добровольно.

— Не слушай его, Люсиль, — зашептала я. — Ничего ты не должна этому гаду. Он о тебе не думал, когда в бордель продавал. И то, что ты его единственная родня, ему не помешало.

Крупные слезы катились по щекам моей помощницы.

— Клевета! В какой еще бордель? Что ты мелешь, женщина! В таверну! Разве ж тяжело во «Фляге» подавальщицей работать, кружки да тарелки носить? — притворился дурачком Джофрэ.

— Вот только не надо! — ткнула я в его сторону пальцем. — Прекрасно же знаете, кем еще вынуждены подрабатывать тамошние разносчицы.

— Тоже мне труд тяжелый — ноги перед мужиками раздвигать! — усмехнулся подонок. — Знай себе лежи на спине, деньги да удовольствие получай. Непыльная работенка. Не перетрудишься. Раз природа расщедрилась и дала такое богатство, — Джофрэ очертил руками в воздухе песочные часы, — грех его не использовать. И папке бы помогла, и себе.

Согнувшись пополам, Люсиль разрыдалась в голос.

Боже мой, как же отец ее загнобил, как запугал! Слово ему поперек сказать боится.

Я оглянулась на Менморт. Серое здание работного дома безучастно взирало на нас темными пустыми окнами.

Если я сейчас закричу, кто-нибудь услышит, прибежит на помощь?

В поисках защиты я обратила взгляд в сторону мистера Олифа — мужчина ведь! — но тот трусливо отвел глаза. Жена и дочка стояли за его спиной, низко опустив головы, покорные и тихие. Не люди — тени.

Люсиль едва держалась на ногах. Казалось, еще немного — и сядет прямо в снег, рухнет в него без сил, захлебываясь слезами.

 — Ладно, — сказала я этому упырю Джофрэ и полезла в карман за кошельком. — Сколько вам дать, чтобы вы оставили дочь в покое? Я погашу ваши долги, а за это вы навсегда исчезнете из жизни Люсиль. Вообще забудете о том, что у вас когда-то был ребенок.

В красных, воспаленных глазах мерзавца вспыхнул алчный огонек. Я почти увидела, как завертелись шестеренки в его голове: мерзавец раздумывал, как содрать с меня побольше.

Таким бросишь кусок, они сожрут и тут же явятся за добавкой. Таких чем больше кормишь, тем сильнее они наглеют. Такие, почуяв выгоду, уже не отвяжутся, присосутся пиявкой и станут пить кровь, пока не лопнут от жадности.

Заплатить за свободу Люсиль — не выход, не решение проблемы.

Но что делать?

Как иначе убрать эту гориллу с нашей дороги?

—  Сто золотых.

— А не много ли? — скривилась я.

Хотелось утопить подлеца в канаве, а не набивать золотом его карманы.

— А почему бы и нет? — скалился Джофрэ. — Вон какая лялька разодетая, — кивнул он на свою дочь. Она была в моем новом платье. Свое испачкала во время первой встречи с драконом. — Сразу видно, хорошо устроилась. Покровителя небось нашла богатого. Живет цаца припеваючи, пока ее отец на дне прозябает. Пусть делится!

Покачав головой, я достала кошелек и уже собралась швырнуть им в Джофрэ, но тут вмешалась Люсиль.

Она разогнулась, вытерла руками мокрые щеки и сказала с отчаянной решимостью в голосе:

— Не надо, не платите. Я уйду с ним.

— Что? — я развернулась и схватила ее за плечи. Даже встряхнула разок. — Нет, не смей. Не губи свою судьбу.

Люсиль шумно вздохнула. Ее глаза звездами горели на бледном, как полотно, лице. Да не лицо это было даже — маска, натянутая на кости черепа.

— Ты ничего ему не должна. Пусть катится отсюда колбаской. Я не дам тебе совершить ошибку.

Меня охватила паника. Едва ли не впервые в жизни. Я готова была скрутить Люсиль по рукам и ногам, камнем повиснуть у нее на шее, только бы не отпускать в лапы этого негодяя.

— Правильно, — осклабился папаша Джофрэ. — Лучше золота мне, чем эту нахлебницу. Бычара Крю, может, и не возьмет ее обратно.

Люсиль оттолкнула меня, вырвалась из моих рук.

— Помогите! — закричала я в равнодушную многоглазую морду Менморта.

Возница наш дернулся, будто хотел помочь, но так и остался рядом со своей семьей.

— Не делай этого, Люсиль, — молила я. — Не возвращайся к нему!

Но Люсиль не слышала.