Седьмая принцесса - Элинор Фарджон

Обсудив с лесником своё дело, крестьянин показал ему цветок.

— Как он называется?

Лесник поглядел, понюхал, подумал, и в конце концов произнёс:

— Я таких никогда не видел — ни в лесу, ни в поле, ни в суши, ни в хляби. Не знаю я его имени. Но ты мне его отдай: я пойду сегодня на помещичью усадьбу, так заодно спрошу у секретаря. Он малый смекалистый, и книгочей к тому же — недаром очки носит.

Секретарь знал о цветах всё. Или почти всё. Во всяком случае, он прочитал о цветах все книги со всего света, потому что они были собраны в хозяйской библиотеке. И едва лесник произнёс:

— У меня тут цветок есть, не знаю, как называется, — секретарь тут же ответил:

— Показывай, я тебе мигом скажу.

Но, взглянув на цветок, он понял, что поторопился.

— Удивительно! — воскликнул секретарь. — Я знаю все цветы — и научные названия, и просторечные. Но этот мне незнаком! Оставь его здесь, я постараюсь выяснить.

Секретарь засушил цветок между страницами огромного фолианта. И целый год расспрашивал о цветке мудрейших учёных со всех концов королевства. Вскоре даже заморские мудрецы принялись ломать головы: как же он всё-таки называется? Но ответа так никто и не нашёл.

И вот, спустя год, секретарь пришёл к леснику и сказал:

— У твоего цветка нет никакого имени.

— У какого цветка? — Лесник к тому времени уже позабыл, о чём идёт речь. Секретарь, однако, продолжал:

— Мудрецы со всего света порешили так: раз Адам дал имена всем цветам и травам, а этот цветок остался безымянным, значит, Господь сотворил его позже. Раз Адам не дал ему имени, значит, имени у него нету. Раз у него нет имени — его надо уничтожить. Нельзя же жить без имени I Так порешили мудрецы, и так они и сделали.

— Твоя правда, — отозвался лесник. — Без имени жить нельзя.

И, повстречав крестьянина, лесник сообщил ему:

— У твоего цветка имени вовсе не было.

— У какого цветка? — Крестьянин давно позабыл эту историю. Но лесник разъяснил ему суть дела и добавил, что мудрецы порешили уничтожить безымянный цветок.

— Что в мире ни делается — все к лучшему, — вздохнул крестьянин, а за ужином сказал дочке:

— v У твоего цветка так-таки не было имени.

— Но где он? — спросила Кристи.

— Мудрецы его уничтожили.

На том разговор и кончился. И все позабыли о прекрасном цветке. Все — кроме Кристи.

Всю жизнь до самой старости, Кристи вспоминала:

— Я в детстве раз нашла очень, очень красивый цветок.

А когда люди спрашивали, как назывался её цветок, Кристи, улыбнувшись, отвечала:

— У него не было имени, но Господь знает, что творит.

ЗОЛОТАЯ РЫБКА

Жила-была Золотая Рыбка, маленькая, совсем малёк. Жил наш Малёк в морских глубинах в те незапамятные времена, когда всем рыбам — и большим, и малым — там хватало места. Жилось Мальку мирно и счастливо, одна лишь была забота — не попасться в рыбачьж сети. Отец всех рыб, морской царь Нептун, наказал детям Строго-настрого: к сетям не подплывать. И рыбы легко избегали опасность, а среди лих и наш Золотой Малёк. Он резвился на просторе, в голубых и зелёных водах, а в жару спускался к самому дну, зарывался там в песок или медленно пробирался меж раковин, жемчужин и кораллов, возле огромных валунов, поросших анемонами, а вокруг извивались и колыхались разноцветные жёлто-зелёные водоросли. Иногда Золотой Малёк всплывал ria поверхность, где по морской глади гнались друг за дружкой белые барашки или огромные валы, будто стеклянные горы, вздымались над бездной и — разбивались о скалы на бессчетные тысячи брызг. Иногда, поднявшись наверх, Малёк замечал ещё выше, в ясных голубых водах, огромного Золотого Кита. Кит сверкал не хуже нашего Малька, но был велик и кругл, как Медуза. Порою же вместо Золотого Кита в вышине появлялась невиданная Серебряная Рыба. Небо тогда бывало тёмным, а Рыба то круглилась, то плыла боком, выставляя вперёд острые серебряные плавники. Наш Золотой Малёк завидовал огромному Золотому Киту и ревниво следил, как он плывёт в голубой дали. Зато в Серебряную Рыбу он влюбился с первого взгляда и всё стремился к ней, в вышину. Но странное дело Мальку всё время что-то мешало: только всплывёт на поверхность — дыхание тут же сбивается и Малька отбрасывает обратно в глубины, откуда Серебряной Рыбы даже не видно. Тогда Золотая Рыбка — малёк бросался в погоню, преодолевал весь бесконечный морской простор вслед за Серебряной Рыбой, а та опускалась всё ниже и ниже — вот-вот нырнёт в рыбкино море… Но — увы! — ни разу не довелось им встретиться.

Однажды ночью был полный штиль. Наш Малёк плыл у самой поверхности и вдруг увидел над головой тень громадной тёмной рыбы. По её брюху тянулся длинный острый плавник, а сама рыба высилась над морем. Всех рыб и больших и малых знал наш Малёк, но такой не встречал никогда! Больше Кита! А черна-то, черна — точно чернила у каракатицы! Малёк поплавал вокруг, потыкался любопытным носом в брюхо громадной рыбы и наконец спросил:

— Ты что за рыба?

Огромная чёрная тень качнулась и засмеялась:

— Я вовсе не рыба. Я — Корабль.

— Что же ты делаешь в море, раз ты не рыба?

— Сейчас отдыхаю, поскольку ветер ие дует в паруса. Но я дождусь попутного ветра и отправлюсь путешествовать по миру.

— Что такое мир?

— Всё, что есть вокруг — видимое и невидимое.

— Выходит, я тоже мир? — удивился Малёк.

— Разумеется.

Малёк весело плеснул хвостом:

— Вот так новость! Вот так радость!

Проплывавшая мимо Морская Свинья сделала Мальку выговор:

— Что это ты расшумелся?

— Я — свет! Я — мир! — не унимался Золотой Малёк.

— Кто тебе сказал?

— Рыба-Корабль, ответил Малёк.

— Вздор! — отозвалась Морская Свинья. — Пускай докажет! — И она поплыла дальше.

Малёк присмирел, его радость омрачило сомнение.

— Как это мир может быть невидимым? — спросил он у Корабля, — Если мир — это я, значит, я должен видеть его целиком!

— Придётся поверить мне на слово. Такому малышу не увидеть целиком весь мир. За горизонтом всегда будет что-то скрываться — неведомые земли, невиданные чудеса. Наш мир круглый, как апельсин, но и этого тебе не увидеть и не понять.

И Корабль поведал Мальку о неведомых землях, что лежат за горизонтом, о мужчинах, женщинах и детях, о цветах и деревьях, о птицах с глазами на пёстрых хвостах, которые раскрываются, словно веер. Он рассказал о белых и чёрных слонах, о колокольнях с дивным перезвоном… А Золотой Малёк плакал от тоски, от того, что не заглянуть ему за горизонт, не понять, что мир кругл, не увидеть и не объять всего, что есть в этом мире.

Корабль посмеялся над его печалью:

— Дружочек, не плачь! Будь ты сама Луна или даже Солнце на небосклоне, тебе и то не удалось бы увидеть всё разом. Они тоже видят лишь свои полмира!

— Кто такая Луна?.. — спросил малёк.

— Бон та серебряная полоска на небе.

— На небе? — удивился малёк. — Я думал, это другое море. А Серебряная Рыба, значит, зовётся Луной?.. Ну, а Солнце что такое?

— Золотой шар, который катит по небу днём, — ответил Корабль. — Говорят, что он — возлюбленный Луны и дарит ей свой свет.

— А я… Я отдам ей весь мир! — воскликнул Золотой Малёк. И, пробив морскуш гладь, взметнулся ввысь изо всех сил. Но до Луны не допрыгнул, свалился обратно в море, золотым камешком опустился на самое дно и горькогорько заплакал. Он плакал много дней. Корабль рассказал ему слишком много, его маленький разум тщился разобраться и не мог, но душа полнилась тоской и желанием. Хотелось овладеть серебряной Луной, хотелось стать могущественней самого Солнца, хотелось увидеть весь мир — сверху донизу, до горизонта и за горизонтом…

Царю Нептуну, правителю морских глубин, случилось проплывать в тех краях меж белых и алых кораллов. Вдруг он услышал не то смех, не то храп, не то хрюк и увидел вдалеке жирную Морскую Свинью, бока её от хохота ходили ходуном. Невдалеке, среди своих слёз, грустил Золотой Малёк.

Царь Нептун, как всякий хороший отец, старался делить со своими детьми все беды и все радости. И он спросил Морскую Свинью:

— Что тебя развеселило?

— Ха-ха-ха! — хрюкала Свинья. — Золотой Малёк так горюет — обхохочешься.

— Что за горе у Золотого Малька? — спросил царь Нептун.

— Ха-ха-ха! Тоже мне горе! Он тут плачет уже семь дней и семь ночей, все глаза выплакал! Ха-ха-ха! Хочет взять в жены Луну, победить Солнце и завладеть миром!

— Ну, а ты? — промолвил Нептун. — Не доводилось тебе мечтать и горевать?

— Мечтать?! — фыркнула свинья. — Эти Луна и Солнце — простые светильники. Кому они нужны? И о мире нечего плакать — не потрогать его, не съесть… Нет, папенька! Вот если у меня обед из-под носа уплыл, я горюю. А на остальное — плевать!

— Что ж, — промолвил Нептун — Всякой твари есть место в этом море.